ЛоГГ. 17 мгновений лета. 1-я часть триптиха «Спасти императора»

– Проклятье, Райнхард, сегодня единственный шанс поговорить, я таскался пятьсот лет по своей империи, дожидаясь, пока ты наконец появишься, я восемнадцать лет носился следом за тобой, пытаясь хоть что-то тебе подсказать, я воспользовался той неразберихой, что началась после твоего прощания с Кирхайсом – и всё только затем, чтоб ты отказался разговаривать? Проклятье, я не могу допустить, чтоб республика прикончила и тебя – отодвинь же свои амбиции и хотя бы выслушай! – всё выглядело так, будто собеседник и впрямь ощущает сильную горечь.

Молодой император внешне беззаботно пожал плечами – без плаща и мундира у него это выглядело тоже величественно.

– Ну и что такого важного я должен услышать? Даже будь ты тем, за кого себя выдаёшь – моё отношение к нему он знает, да только какая ему от того польза?

Призрак эмоциональным жестом хлопнул себя ладонью по лбу, будто человек, заметивший то, что раньше не видел.

– Ну да, я бы его месте вёл себя также, – прошипел он гораздо тише, так человек бормочет вполголоса себе под нос, – да ещё и не в одиночестве. Всё же приятно видеть преемника намного лучше себя, однако, – он сделал пару шагов ближе и продолжил столь серьёзно, что уже никто не сомневался в легитимности говорящего. – Райнхард, я действительно знаю, о чём говорю. Вспомни как вы с Кирхайсом убежали от чужой охраны и спрятались неподалёку от моей статуи. Ты тогда ещё выстрелил в небо, а потом позвал Кирхайса за собой, ты ж это помнишь, хоть никому и не расскажешь никогда! Это я потом подсунул тебе дубину на тротуар, которой ты огрел насильника в ваше следующее ночное путешествие – проверял, сколько у тебя разницы между словом и делом. А ещё кто-то, контуженный взрывом от трости Лупстрока, тут же распил со своим другом вина за то, что картина с моим ростовым портретом сгорела – помнишь эту мелочь? Ты меня немало порадовал – я ведь уже заждался такого, как ты!

Молодой император ничем не выдал своих чувств и спокойно произнёс:

– Я ничего этого не отрицаю. Можно было также добавить к этим эпизодам, что я говорил по адресу Рудольфа. Или эти слова тоже были приятны адресату?

Собеседник столь же спокойно пожал плечами в ответ.

– Разумеется. Особенно когда ещё оказались подкреплены делом – так и ещё раз порадовали. Ты ведь очень хотел отличаться от меня, верно? Но тебе досталось вовсе не то, с чем пришлось возиться мне, слава Единому Богу-Творцу! Однако тебе ничуть не легче придётся, и за тебя это никто не сделает. Коль скоро тебе не плевать то, что завоёвано, и тебе ценны твои люди. Планета, с которой ты ждёшь гостей, о которых тебе сообщил Кирхайс, называется Новая Оптина, она находится вот здесь, – с этими словами призрак бросил на край постели некий документ, – Миттельмайер, подберите, в ближайшее время будет не до изучения всего этого, тут случится землетрясение свыше десяти баллов по Рихтеру, так что самое время императрице вспомнить совет Оберштайна отвезти семью и ставку на курорт в горах, который был рекомендован им лично. Если, конечно, её не устраивает перспектива похоронить под обломками этого проклятого дома не только себя, мужа и сына, но и будущее всей державы.

– Я так понял, это не главный сюрприз? – по-прежнему спокойно проговорил Райнхард, не шевелясь. – В любом случае тебе придётся объясниться подробнее. Почему про эту планету нет никаких данных?

– Потому что я предпринял все меры, чтоб их не было. Слишком опасно в век нынешних технологий оставлять на виду последнюю святыню – оттого я и спрятал жителей планеты до времени хорошенько. Благодаря их наличию моя империя ещё держалась – потому что её территория была освящена. А на Новых Землях как царил сатана, так и продолжает – сам же заметил, что таешь как снег во владениях республики. Конечно, ты хорошо придумал со столицей на Феззане – ничуть не плохо, как и с назначением Ройенталя, но именно этого фактора не учёл. Если Хайнессен – сгусток настоящей злобы, то Феззан – оплот равнодушия, Райнхард. Ну, умер бы ты окончательно, а на похоронах бы шарахнуло, стерев с поверхности планеты всех и вся, и радостные феззанцы плясали бы через три дня на обломках собственных домов от того, что им выпало счастье лицезреть кончину династии Лоэнграммов.

– Землетрясение искусственное? – отрывисто бросил Миттельмаейр.

Призрак величественно кивнул головой в знак согласия – сейчас он полностью был похож на живого военачальника в деле, кабы не сетка из искр, медленно плавающая по его фигуре.

– Слуги сатаны всегда изобретательны. Это – подарочек оставшихся симпатизантов Рубинского, исполняют же остатки культа Земли из тех, кто якобы вышел из организации накануне её разгрома людьми Фернера. Зато оцените размер пиар-кампании среди суеверов – сколько баек можно выдумать про молодого императора, сколько грязи вылить, я-то начинал с трепыхания в такой гнили, что вам всем и не снилась даже. Уж поверьте, выбирать мне зачастую не приходилось вовсе – и ваше приключение с Лихтенладе просто безделица, право.

– Но как феззанцы могут пойти на это всего лишь из чистого желания ради забавы очернить императора – ведь погибнут их соотечественники, неизбежно? – с немалым удивлением спросила Хильда. – Да и какая грязь может пристать к его имени – всем известно, что…

– Сударыня, – снисходительным тоном перебил её ночной гость, – Вы слыхали известную поговорку феззанцев – «если продаёшь отца и мать, не продешеви»? Подумайте о условиях и менталитете, который мог её породить. Феззанцы никогда не будут любить никого, сколько бы добра им не делали. Да одного Эмиля на службе у Вашего мужа хватит, чтоб сочинить пасквиль о венценосном педофиле, и самое поганое, что найдётся масса желающих таскаться с подобной грязью – это пример на поверхности, так сказать. Когда на Новых Землях поймут окончательно, что император Райнхард – это вовсе не странное недоразумение, которое легко устраняется весёлыми партизанами вроде остатков армии Союза и симпатизантами идей адмирала Яна, тут-то и начнётся самое жёсткое – курс на тотальное истребление, а правил они не признают никаких. Я мог себе позволить казнить двадцать тысяч дураков, чтоб не смели больше трогать моих людей – у династии Лоэнграммов такой свободы не имеется, увы. Но уж её-то никто щадить не будет, учтите.

– Я… думал об этом после гибели Кирхайса, – упавшим голосом очень медленно проговорил Райнхард. – У меня было желание просто прикончить всех, кто попал в плен, помню, он всплывало…

– Между прочим, тут стыдиться нечего, – быстро вставил призрак очень серьёзным тоном, – это вполне нормальная реакция на боль. Вспомни ещё, как тебя ломало до и после гибели Яна – и доставалось ведь твоим же самым верным людям. Или ещё, разве просто так погиб Сивельберг? Нельзя без защиты браться за опасные дела – вот мне как раз было в этом проще, но и меня не на всё хватило. Да, я сделал касту аристократов в самом грубом виде – а ничего другого вылепить из тогдашнего материала было невозможно, иначе бы система рухнула к чертям. Сюда же положение о семьях и друзьях провинившихся – это сейчас оно дико и безобразно выглядит, а для той публики, что досталась мне, это было единственное, что она понимала. И не надо думать, что мне всё это нравилось делать, Райнхард!

Молодой император прикрыл глаза – но так, что было понятно, что в нём закипает гнев.

– Да уж, стоит тебя покритиковать – так сразу в тебя же и превратишься… Помню я этот случай в грозу на Одине, когда мне сообщили про террористов с Феззана… И ещё одну грозу там хорошо помню…

Призрак добродушно улыбнулся – это выглядело столь же неожиданно, сколь и удивительно, Хильда отметила про себя, что основатель рейха на всех канонических изображениях суров и серьёзен – и подчёркнуто озорным жестом погладил себя ладонью по волосам:

– Хоть ты грозу и не любишь, а это самый удобный способ обдумать дела в две головы, верно? И самый лучший метод воздействия на остальных – не то станешь слишком предсказуем и закиснешь – впрочем, это ты понял уже и сам. В качестве благодарности за то, что ты уже сделал для моего детища, позволь тебе ещё кое-что сообщить – дабы ты наконец перестал считать себя виновным в гибели Кирхайса. Тебя не удивляло случайно то, что ни один из его подчинённых хорошо не кончил, даже Лютц, вместо которого выжил Мюллер, а все кинулись воевать на стороне заболевшего Ройенталя? Им всем нужен был кумир-символ, а не живой человек. Сам-то Кирхайс справился с этой болячкой, хоть и заплатил за это жизнью, а они не смогли, затаив злобу, которую вместо тебя принял на себя Оберштайн. И между тем они действительно планировали поменять тебя на Кирхайса – разумеется, нисколько не интересуясь его мнением на этот счёт. Те же, кто внушил им подобные мысли, предусмотрели всё – вплоть до легко разыгрываемого сценария его убийства, в котором очень достоверно уличили бы тебя. Вот что случилось бы, будь ты или корона прокляты. А галактика так и завязла бы в нескончаемых войнах, пока не взлетел бы президент Трюнихт, полностью лояльный к культу Земли, который спокойно практикует не просто похищение людей с целью многолетних издевательств над ними, так что даже то, что вы видали в тюрьме, когда выручали друга – детский лепет, но и открытых человеческих жертвоприношений. Вот вся эта безобразная возня, на досуге ознакомитесь, – он извлек из кармана целую пачку каких-то бумаг и дежурным жестом бросил так же на край постели. – Ты дважды спас Галактику ещё до того, как взял корону, Райнхард, и не будь тебя, вспыхнул бы не один Вестерленд, а неведомо сколько! Или ты забыл, что подобным оружием пользовался также Ян Вэньли, правда, без особого успеха, потому что воевал с тобой?

Это было слишком сильно для всех присутствующих – каждый почувствовал, что онемел на некоторое время, а Райнхард, заметив, что образ собеседника стоит перед его глазами вне слепоты, позволил себе уронить голову на грудь.

– Ничем ты мне не помог, хотя, возможно, пытался, – тихо проговорил он бесцветным голосом. – По всему выходит, что я – причина смерти Кирхайса, а Вестерленд я проворонил, хотя мог вмешаться. Документы я после проверю.

Призрак задумчиво покачал головой и воззрился на собеседника чересчур внимательно, будто хотел увидеть что-то ещё, чего не заметил раньше.

– Что ж, юноша, тебе оно простительно – опыта у тебя действительно ещё маловато, а не всякий к твоим годам останется столь чист. Однако есть вещи, которые люди решают сами за себя – ты здесь ни при чём, как ни крутись. Оберштайн тебе уже это доказал на себе, а точно также думали и Кирхайс, и Лютц, и Штайнметц, и Фаренхайт. И ещё куча народа, заметим – они знали, на что идут, и ты не мог им этого запретить при всём своём желании, которое, как видишь, решает далеко не всё в мире. А основное свойство этого мира таково, что каждый в нём получает, что сам на деле хочет – и это вовсе не иллюзия. Где у тебя гарантии, что ты бы УСПЕЛ вмешаться и спасти Вестерленд? Молчишь? Правильно делаешь, потому что их у тебя нет, только амбиции – раз. Предположим даже, что удалось перехватить атаку – и кто поверит, что герцог сам их навёл на своих подданных? А твоя репутация ни к чёрту – ибо клевещешь на врага, два, и к мятежным аристократам убегают уже сами вестерлендские и куча колеблющихся – три. Тут и всем вам крышка, даже если бы и победили – то такой ценой, что Лихтенладе на законных основаниях казнит уже вас всех, якобы превысивших свои полномочия и допустивших столько потерь среди гражданских. И воевать с республикой некому – а у них есть хитрюга Ян, который, повторяю, в средствах не стесняется, когда на него жмёт Трунихт. Вы тут все восторгались его военным гением, не понимая вовсе, что это просто марионетка сил тьмы! Вся его позиция – не мы такие, жизнь такая, логика панельной шлюхи, родной матери демократии! Понятия чести для республиканца не существует в принципе – ну отчего ж это так трудно стало уяснить-то? Он всегда скажет, что обстоятельства были выше его – вот чем ты от него отличаешься, Райнхард!

Молодой император медленно поднял голову и открыл невидящие глаза.

– Звучит складно, но мне пока трудно с этим сразу согласиться. Это ведь ещё не всё, с чем ты пожаловал?

Кайзер Рудольф кивнул в ответ медленно и величественно, затем запустил пальцы правой руки себе за ворот, достал оттуда крупный серебряный кулон на массивной цепи и протянул его на ладони собеседнику:

– Это тебе велел передать Кирхайс – а я только рад выполнить такое поручение, просто возьми сейчас, а разглядишь позже. И кое-что на словах…

Райнхард молча кивнул, и Миттельмайер тут же осторожно взял его под плечо, поддерживая. Молодой император не торопясь протянул свою ладонь к приблизившемуся собеседнику и взял украшенную некими символами вещицу, не заметив даже, что тут же прошёлся по ним пальцами, как инстинктивно делают слепые со всеми предметами…

– Говори, – спокойно приказал он, сжав подарок в кулаке.

– Ещё на малое время свет есть с вами, ходите, пока есть свет, чтобы тьма не объяла вас, а ходящий во тьме не знает, куда идёт, – церемонно сказал Рудольф. – Новая Оптина, Райнхард, всё будет вовремя и как надо, и жалеть не о чем. Действуй, как решил – уже пора, – и огромная фигура кайзера склонилась в почтительном поклоне.

Лоэнграмм-старший озадаченно покачал головой.

– Что ж, быть по сему. Благодарю за службу.

Его собеседник не спеша выпрямился и вскинул руку в прощальном салюте:

– Это тебе спасибо, Райнхард, теперь я не жалею, что у меня не получилось сделать сына. Господь управил всё гораздо лучше, чем я хотел, и даже дал нам возможность повидаться.

– Мы больше не увидимся? – быстро спросил молодой император, подняв голову выше.

Лицо старшего императора озарила очень тёплая улыбка:

– Грозы случаются реже, чем ясное небо, но они не так уж и редки, – и он весело подмигнул при этом.

– Тогда уже и мне не жаль, что я – худший вид безотцовщины для всех остальных, – улыбнулся вдруг Райнхард. – Я постараюсь, насколько у меня хватит сил.

– Господь не даёт испытаний свыше, чем сможешь вынести, так что не робей, – послышалось уже намного тише, и фигура основателя рейха сначала сменилась неким фейерверком белых искр, а затем и они бесследно растаяли.

4. Дуэль

– Юлиан, у этого Рубинского и впрямь амбиции были как про него говорят, – вполголоса, но с апломбом хозяйки этого уголка обитаемого мира говорила Карин. – Мне даже нравится, что имперцы заняли этот его особнячок, он им вполне подходит по статусу. Всё же вкус у него был на уровне, просто приятно тут находиться.

– Что ни узурпатор верховной власти, так обязательно с эстетическим вкусом у него всё в порядке, – с тяжёлым вздохом печально ответил командующий республиканской армией.

Катерозе на секунду хищно оскалилась, но молнии в её глазах заплясали всерьёз и надолго:

– Что поделать, если это главное упущение Союза, исключая Трунихта, разумеется? Впрочем, он и сам тот ещё узурпатор, страшно подумать, что было бы, не подстрели его наш красавец генерал-губернатор! Кабы республиканцы хоть чуток уважали своих воинов, глядишь, судьба Союза была бы иной! А то – жрать с пластмассовой посуды – это ж курам на смех!

Юлиан почувствовал смутное раздражение – похоже, имя ему было всё-таки ревность…

– Как ты сказала? – он ещё не полностью очнулся от тяжёлых раздумий о предстоящем, но требовалось показывать, что он не игнорирует реальность. – НАШ генерал-губернатор, да ещё и красавец??? Что за компрадорская лексика, дорогая? Сколь бы не был выгоден на деле поступок Ройенталя, он не перестаёт быть противозаконным.

Катерозе в сердцах тряхнула головой – это означало, что её настроение могло уже испортиться…