Роман на лестничной площадке

В подъезде собрались Берт, Мальборо, Алик, Монтана. С ними я обнаружила Красавчика и еще одного паренька, щуплого, неприметного, скорее даже, мальчика, чем парня. На вид ему можно было дать не больше двенадцати. На самом деле ему оказалось тринадцать.

– А у нас новенькие, – объявила мне Алька. – Красавчик и Лежек.

– Красавчика я знаю, – усмехнулась я.

Красавчик подмигнул мне, вызвав приступ ревности у Лешки, и тот встал между нами, злобно зыркнув на Вадима (так звали Красавчика на самом деле). Затем снова уткнулся в книжку, которую держал в руках и начал что-то бубнить.

Я обратила внимание на Лежека.

– Знаешь, где я его подцепил? У Сашкиного подъезда сидел. Феномен какой-то. А может, дебил. Не курит, не пьет. Ни в одной конторе не состоит. Но ниче, перевоспитаем. У него еще все впереди, – рассказывал Берт, вертя его передо мной и Кентом как экспонат на выставке. Лежек не сопротивлялся, смирившись с нежданной опекой.

– Че зубришь? – Берт на секунду отвлекся на Красавчика, который мешал ему своей бубнежкой.

– Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты, – уже в десятый раз бубнил Красавчик.

– Пушкин? – поморщился Берт. – А я вот люблю современных поэтов, особенно, если они знакомы со мной.

– Кого же это? – поинтересовалась Монтана.

– Да вот же, – и Берт хлопнул Лежека по плечу.

Тот съежился, не зная, чего от него ожидать.

– А ну, Лежек, сбацай нам что-нибудь, – попросил его Берт.

– Что-о? – робко протянул Лежек.

– Ну вот за эти пять минут, которые я щас засеку, придумай че-нить на манер Пушкина. Чего-нибудь свободолюбивое. Давай! Время!

Лежек наморщил лоб и стал сочинять, а Берт уставился на часы. Остальные замолкли и ждали результатов. Даже Красавчик оторвался от своей книжки.

– Все! – объявил Берт. – Давай выкладывай.

– Оно маленькое получилось, – предупредил Лежек.

– Ниче, давай, – кивнул Берт, и Лежек продекламировал:

– Как буду жить, не знаю доле,

Но жить я буду лишь на воле.

И – мимолетное виденье –

Ко мне приходит озаренье.

И вот – пишу стихотворенье

Про жизнь свою, про невезенье.

– А че, похоже на Пушкина, – одобрил Берт. – Занеси его в свою тетрадку и больше не жалуйся на судьбу, – на слове «жалуйся» он дал Лежеку подзатыльник.

Тот втянул голову в плечи и отодвинулся от него.

– Ку-уда? – и Берт снова влепил ему подзатыльник. – Стой рядом с папкой!

– Хватит уже. Совсем затерроризировал человека, – не выдержала я. – Он же еще ребенок! Иди сюда, Лежек, – позвала я мальчишку.

– Кто затерроризировал? Я?! – изумился Берт, разводя руками.

– Ты, ты, не отпирайся, – усмехнулась Монтана недобро. – Иди к Сашке, Лежек.

Тот подобрался ко мне с самым благодарным выражением лица и сел рядом, у стенки.

– Так, пора наказывать виновника за терроризм, – объявила Монтана.

– Только не это! – выдохнул Берт, картинно приложив ладонь к лицу.

– Нет уж. Я чур прокурор. Сашк, ты кем будешь?

– Посмотрим, – пожала плечами я. Мне еще была незнакома эта игра.

– Ты тогда судья. Твои помощники…

– Я! – вызвался Кент, предчувствуя забаву.

– Давай, – согласилась Монтана. – И Мальборо.

– Лаадно, – согласился Димка.

– Лежек – пострадавший. Красавчик мент. Берт обвиняемый. Остается Алик, – распределила Монтана. – Кем будет Алик?

– Никем, – буркнул молчавший до сих пор Алик. Он с утра был в ссоре с Монтаной.

– Свидетелем будет, – решила Алька.

Берт уселся у окошка, рядом встал Красавчик. Я сидела на лестнице, поэтому Мальборо и Кент подсели ко мне справа и слева, а Лежека Монтана посадила рядом с собой на лавочку. Алик остался на своем месте позади меня.

– Слушается дело номер три о нанесении физических и моральных оскорблений Лежеку подсудимым Бертом! – провозгласила Монтана. – Началось все с разговора Берта о современной поэзии. На первых же словах Берт стал его терроризировать.

– Так не говорят в судах, – подал голос Алик, желавший ее позлить.

Монтана бросила на него уничтожающий взгляд и поправила речь:

– Берт стал унижать Лежека, пользуясь его слабостью, и распоряжался им, как своей собственностью. Но даже когда пострадавший выполнил его требование, то получил тяжкое телесное повреждение в форме двух подзатыльников.

– Это не тяжкое телесное повреждение! – возмутился Берт.

– Вам, обвиняемый, слова еще не давали, – прервала его Алька и продолжила: – И хотя он сделал это на глазах многих свидетелей, он стал отрицать сделанное, что отягчает его преступление перед законом! А еще я хочу добавить, что удары по затылку ухудшают зрение. Свидетель Алик, добавьте то, чего я еще не сказала!