И охотник вернулся с холмов

– Ок. А ты?

– И я.

Но если есть что-то интересное, о чем следует рассказать подробнее, я пишу ему на почту или мы звоним друг другу. Иногда говорим по скайпу, но совсем редко. А с дедом общение – это всегда только телефонный звонок.

– Глаза у меня уже не те, чтобы разбирать крошечные буковки, да и пальцы слишком грубые, чтобы в эти ваши кнопки попадать, – ворчит он, когда предлагаешь ему освоить что-нибудь новое.

Небо над Эдинбургом простуженно хлюпало. Туча заходила с запада, плыла, плыла, пока не поглотила полгорода, не съела верхушку Артурова Трона.

Я немного устал, все-таки пять часов в поезде. Отец еще не пришел с работы, дома никого. Почему-то это было хорошо – сам не знаю почему, вообще-то я соскучился. Я сидел в гостиной, подвиснув в венском кресле-качалке, поджал под себя ноги, не шевелился. За тройной створкой окна ветер раскачивал березу, с красного клена уже облетели почти все листья. Оба дерева были посажены перед домом одновременно, росли голова в голову, давно уже стали выше остроконечного конька крыши.

Елку вынули из чулана, но не собрали, она лежала все в той же старой коробке, в гостиной на диване, близко от меня. Я качнулся в кресле, дотянулся до коробки, приоткрыл крышку. Когда я был ребенком, отец каждый год покупал настоящую елку. Потом появилась традиция покупать маленькую живую елочку в бочке. В марте-апреле мы высаживали ее в лесу или в парке. Когда я учился в школе, позапрошлая папина подружка, Уилма, купила искусственную елку. Серебряную. Ее поставили в гостиной. Наши старые ватные игрушки странно смотрелись на ее ветках, и Уилма украсила дерево бантиками. С тех пор каждый год эта серебряная елка как-то сама собой возникала в гостиной напротив камина. На мой взгляд, в стенах нашего дома она выглядела чужеродно. Но кто я такой, чтобы спорить с женщиной?

Уилму сменила Дорин, но она тоже считала варварством ставить на Рождество живую ель.

В этом году в доме хозяйничала Марта. Ворсистый коврик под вешалкой, ящик вязаных полосатых тапочек. Новые картинки в прихожей и занавески в кухне – стиль кантри или бохо, как-то так это называется. На буфете появился букет сухих цветов, в сушилке стояли две незнакомые кружки. Не знаю, что она думала про серебряную елку. Может быть, это отец достал коробку, чисто по инерции. У Марты было мало свободного времени – она работала дизайнером в какой-то маленькой фирме и почти всегда пропадала на работе. Она отлично пекла пирожки с сыром и вообще любила готовить. Каждый раз, когда я приезжал, меня обязательно ждало что-нибудь вкусное.

Марта приятно удивила меня еще и тем, что ничего не тронула в моей комнате. Уилма всегда рвалась навести там порядок. Дорин в мое отсутствие, напротив, заполняла мою комнату коробками с ненужными и лишними, как ей казалось, вещами. С отцом они расстались внезапно, и после ее ухода он еще долго разбирал эти коробки и возвращал на место книги, эстампы из гостиной, ковер на стену из бывшей детской – моей и Лукаса. Смешной коврик-аппликация, изображавшая море, с карманами в виде кораблей, куда можно было сажать пухлых, одетых моряками куколок. Наши с Лукасом и еще отцовы детские игрушки, старинную прабабушкину посуду, стопы потрепанных журналов – возможно, и правда никому не нужных, но, сколько себя помню, всегда обитавших на полке на последней лестничной площадке под самой крышей. Бывало, вынешь какой-нибудь из них, сядешь на подоконник и зависнешь на полчаса, погрузившись в новости пятидесятилетней давности.

В гостиной было холодно: дом на Драйден-плейс пустует до вечера, и днем отец экономит на отоплении. Я мог бы включить обогреватель, но впал в какое-то полусонное оцепенение – просто сидел в кресле с открытой книгой и ждал, когда придет Дуг или хотя бы Марта. Тишина. Только и было слышно, как тикают большие часы. За окном постепенно сгущались сумерки, дождь сек стылое стекло, от окна тоже веяло холодом. Я так и не снял куртку – настолько было холодно – и сидел в родном доме как на вокзале.

Часы вдруг стали бить. Я люблю их бой, но тут вздрогнул от неожиданности, так громко и гулко звучал их голос в абсолютно пустом доме. Странное чувство вдруг возникло, я подумал: вот так здесь все и происходит, когда меня нет. С другой стороны – я же здесь. Но если сидеть очень тихо, не включать свет и не шевелиться, вполне можно сделать вид – в том числе и для самого себя, – будто дом совсем пуст, и тебя в нем нет, и только оглушительно бьют старые часы.

Внезапно пришел отец, ключ повернулся в замке, и в прихожей щелкнул выключатель, впустив в темную гостиную полоску легкого света.

– Уолден? – осторожно позвал Дуг.

Похоже, я немного перестарался, притворяясь, что меня нет в доме: получилось слишком убедительно. Я вышел, мы пожали друг другу руки и обнялись.

На кухне было темно и как-то совсем холодно.

– Замерз? – спросил он. – Почему не включил отопление?

Я пожал плечами.

– Сейчас придет Марта, будем ужинать.

– Я заглядывал в холодильник, – сказал я. – Он абсолютно пуст. Там был только открытый стаканчик йогурта. Он заплесневел, и я его выкинул. Даже думал пойти купить какой-нибудь еды на ужин.

Дуг махнул рукой.

– Марта все купит по дороге. Обещала вечером приготовить пасту с курицей и ананасами.

– Ого. Неплохо ты тут живешь.

Он рассмеялся.

– Да это только в честь твоего приезда. Меня так никто не балует.

– Вы же приедете послезавтра к нам с Алистером?

– Еще бы. Марта купила мешок подарков, он стоит в багажнике. Между прочим, знаешь, они с Алистером, кажется, нашли общий язык.

– Я заметил, – хмыкнул я.

– Алистер что-то говорил о ней?

– Нет.

Ничего он не говорил. Странно было бы ждать от деда, чтобы он вдруг стал обсуждать со мной отцовых девушек. Еще полгода назад, когда Марта только появилась, а я приезжал в Троссакс, он за чаем пробурчал, так, между прочим:

– Видел новую пассию Дуга.

И не нахмурился, как обыкновенно делал, а ухмыльнулся куда-то внутрь себя.

Отец снял пальто и бросил его на диван. Мы сели за пустой стол. Дальний конец его был покрыт льняной скатертью, аккуратно подвернутой наполовину, чтобы не пачкалась. Тоже Мартино нововведение, до нее никаких скатертей в этом доме не водилось. Ближе к нам, почти посередине стола, стояла пепельница. Вот она всегда в нашем доме была, сколько себя помню – серебряная пепельница в виде небольшого озерца, на берегу сидят три утки и пялятся на горку пепла, которая растет в их водоеме.

– Вообще-то я должен бы сообщить тебе кое-что сейчас, пока ее нет дома. – Отец смотрел на меня с немного насмешливой улыбкой.

– Валяй, – кивнул я. – Ты собрался жениться?

Он рассмеялся, щелкнул по сигаретной пачке, вытянул сигарету, не стал прикуривать, а положил на край стола.

– Догадливый сын. И что ты скажешь?

– Давно пора.

Он беззвучно расхохотался, откинув голову назад.

– Ну Алистер же, слово в слово.

– Хм.

– И так же хмыкаешь, как он. Лет через пятьдесят станешь таким же.

– Ничего не имею против. Когда свадьба?

– Летом. Нужно время. Марта из очень крепкой католической семьи, она всерьез настроена венчаться. Мы с Джоан не были венчаны, но отец Мак-Ги считает, что все равно надо бы получить разрешение на брак. Он уверен в благополучном исходе, но хочет, как всегда, подстелить соломки. Ох уж эти женщины и эти старики, Валли.

– Должны же быть какие-то абсолютные вещи, пап, – сказал я. – Основы. На первый взгляд, может, и глупость. А посмотришь с другого угла и понимаешь, что это та самая черепаха, на которой держатся слоны и весь мир по большому счету.

– Удивительно, что ты так рассуждаешь в свои годы. – Прикуривая, отец плотно сжал губами кончик сигареты.

– Все-таки изучение истории дает какой-то общий взгляд на то, чем живет мир от начала времен. Хочешь не хочешь, но начинаешь прозревать некоторые закономерности.

Он снова тихо рассмеялся, затянулся, выпустил струйку дыма под потолок. Сощурил узкие серые глаза и посмотрел на меня пристально.

– Пару дней назад мы сидели с коллегой Григом в обеденный перерыв в кафе «Коста». Он жаловался на своих детей, а заодно и на своих родителей – те оба родом с острова Скай. «Представляешь, – сказал он мне, – когда я был ребенком, родители и дед с бабкой переходили на гэльский, если хотели скрыть от меня смысл разговора. Сам я так и не выучил гэльский, не пришлось. То же самое моя жена. Но мои сыновья принадлежат к тому поколению, которое заново приобщилось в школе к языку дедов, и теперь когда они хотят скрыть что-то от нас с женой, то говорят между собой по-гэльски».