И охотник вернулся с холмов

– С Рождеством! – сказал я. – Счастливого Йоля!

7 глава

Тела, как память роковая:

Белеют меж альпийских трав.

Их бросили, не отпевая,

Не спеленав, не закопав.

Кто уцелел – проси защиты,

Когда чужой земли достиг;

Преступны все, кто якобиты,

И всяк мятежен, кто не виг.

Ликует армия чужая,

Венчает грабежом войну;

Несчастья наши умножая,

Нас гонят из страны в страну;

    Йан Руа Стюарт. «День Куллодена».
    Написано после битвы при Каллодене (1746).
    Перевод Е. Витковского.

Первый раз я увидел, как охотится зимородок, когда был еще ребенком. Стояло лето, мы с дедом шли по берегу, возвращались после прогулки на лодке. Воздух был полон томительного зноя, весь пропитан золотым светом, пением кузнечиков, жужжанием стрекоз над маленькой заводью. Вдруг Алистер прошептал:

– Тихо, Ваджи. Не двигайся. Смотри, вон, справа.

Я осторожно повернул голову в ту сторону, куда он указывал, и увидел трех невероятно красивых большеголовых, длинноклювых синеперых птиц, сидящих рядком на одной ветке. Внезапно одна из них сорвалась вниз и почти без всплеска ушла под воду. Я ахнул.

– Дед, птичка утонет?

Алистер покачал головой.

– Смотри дальше! – сказал он.

А зимородок уже вынырнул, уже вспорхнул над водой с маленькой серебристой рыбешкой в клюве, взмахнул крыльями, набрал высоту и опустился на ветку рядом со своими птенцами.

– Это король-рыбак учит своих детей, – сказал дед. – Ты же помнишь картинку на окне в нашей библиотеке? Сегодня тебе повезло увидеть своими глазами, как охотится зимородок. Бесстрашная птица. Бесстрашная, как наш народ, Ваджи. Как все Мак-Грегоры с озера Лох-Фада.

«В тринадцатом веке по просьбе Алистера Мак-Гриогара[42 - Мак-Грегор раньше произносилось как Мак-Гриогар.] местный умелец изготовил каменный барельеф с изображением зимородка. Камень этот помещен был как замковый в арочном перекрытии над входом в дом. Вскоре благодаря барельефу за всем местом близ жилища Алистера закрепилось название “Королевская Рыбалка”. Манор в те времена представлял собою самую простую, выстроенную из камней хижину без окон. Внук Алистера Рональд Мак-Гриогар, разбогатевший на продаже скота, пристроил к дому две башни, а часть ограды сделал каменной.

В конце шестнадцатого века младший сын Дональда Мак-Гриогара, Рональд, священник, сделал два рисунка – срисовал барельеф и меч Ласар Гиал, что когда-то принадлежал Алистеру Дугласу, а потом его сыну Малькольму и со времени кончины Малькольма хранился в маноре как реликвия.

“Птица сия, – писал отец Рональд, – есть великий символ для всех Мак-Грегоров с озера Лох-Фада. Хоть и лишились они былой силы и величия, но сохранили гордый свой дух и не утратили храбрости. Подобно тому, как бесстрашный зимородок бросается в водные потоки, по сей день готовы они вступить в бой за короля и честь своего клана”.

Про меч отец Рональд написал так: “Славное оружие, меч Алистера Дугласа, в достославной битве при Ларгсе великую доблесть явившего, носит имя Ласар Гиал, что означает Белое Пламя. Алистер Дуглас же, сын Хэмиша Мак-Грегора с озера Лох-Фада, жил в те времена, когда Шотландией правил Алистер III, последний из династии Канморов, а в Англии у власти стоял сын Иоанна Мягкого Меча король Генрих III. Меч сей, Ласар Гиал, правдою служил своему господину Алистеру и сыну его Малькольму при королеве Маргарет Деве Норвежской, и в смутные времена, и при короле Иоанне Пустом Плаще. А после помещен был на почетном месте в доме моих отцов и дедов, где пребывает до сего времени в неприкосновенности, несмотря на все тяготы и несправедливые гонения, которые пришлось претерпеть клану моему от враждебного клана Кэмпбеллов, обманом себе обширные наши земли присвоивших. Особенно же в деле преследования наших родичей преуспел бесчестный Дун Кэмпбелл из Гленорхи, о чем не должно забывать потомкам. Меч Ласар Гиал сохраняется в целости в маноре, называемом Домом Короля-Рыбака, что принадлежит моему отцу Дональду и находится на озере Лох-Фада, где я и имел честь зарисовать его”.

Рональд Мак-Грегор был прав, что поторопился зарисовать семейные реликвии. Не прошло и десяти лет, как указом короля Якова клан Мак-Грегоров был ликвидирован. “Дети Тумана” – Мак-Грегоры, лишившиеся собственных земель, – были вынуждены промышлять разбоем и грабежом на больших дорогах. Однако грабили они лишь своих заклятых врагов: Кэмпбеллов, Колхаунов, Монтрозов и других, которые обманом склонили короля объявить Мак-Грегоров вне закона. Само имя Мак-Грегоров в то время находилось под запретом, и нельзя его было носить никому, ни взрослому, ни ребенку, ни мужчине, ни женщине, под угрозой ареста. Мак-Грегорам пришлось взять себе имена своих родичей, друзей и соседей. Мак-Грегоры с озера Лох-Фада издавна были ближайшими соседями и родней одной из ветвей клана Стюарт. Много веков Стюарты женились на девушках из рода Мак-Грегоров, и, наоборот, бывало, что Мак-Грегоры брали себе жен из клана Стюартов. Потому, когда пришла беда, Мак-Грегоры с озера Лох-Фада назвались Стюартами. Мак-Грегоры, что жили в других местах, стали называться Грантами, Бьюкэнанами, Мак-Альпинами, Грэхемами. Так им удалось сохранить свои дома и свои жизни. Но при этом никто из них, ни один человек из клана, ни старый, ни малый, не забывал свое настоящее имя.

Дом Короля-Рыбака удалось сохранить в руках клана, хотя нападения на него случались не раз. Однажды, в тот день, когда почти все мужчины были на охоте, дом был захвачен Кэмпбеллами, трое слуг убиты, а манор разграблен дочиста. В тот день вместе со многими другими вещами пропал и Ласар Гиал. Он так и не был найден, и судьба его доныне неизвестна.

В гражданской войне все Мак-Грегоры встали под королевские знамена. В благодарность за поддержку король вернул им право выступать под своим именем. К середине восемнадцатого века королевские акты против Мак-Грегоров были окончательно упразднены. Беды Мак-Грегоров на этом, правда, не окончились, но это отдельная история.

Изображение зимородка над входом в дом пострадало при штурме. Следы пуль, выпущенных из аркебуз Кэмпбеллов, отчетливо хранит кладка старейшей части манора. В конце восемнадцатого столетия был изготовлен витраж с изображением этой птицы. Как ты, наверное, помнишь, он находится у нас в библиотеке».

Текст манускрипта был у меня давно сохранен, а печатаю я быстро. Выложил все не переводя дух. Удивительно, но хочешь ты того или нет, никуда тебе не уйти от аркебуз проклятых Кэмпбеллов и пуль, что засели в перекрытиях. Даже если изначально ты не собирался ни словом их упоминать.

Прежде я никогда не писал братцу и чувствовал себя как-то странно. Все вспоминал его темные телячьи глаза, как он пришел ко мне в комнату, тощий, длинный, нескладный. А ведь еще два года назад он носил тот самый джинсовый комбинезон, из которого я вырос в двенадцать.

«Хотел еще рассказать тебе о нашем родстве со знаменитым Робертом Роем. Просто чтобы ты знал, кем ему приходишься. Станет ли это откровением для тебя, я не знаю, но, возможно, тебе будет хоть немного интересно.

Роберт Рой Мак-Грегор был женат на Мэри-Хелен, дочери Мак-Грегора из Комара. Младший брат Мэри-Хелен, Роберт Мак-Грегор (Робин из Комара), стал одним из самых близких Роб Рою людей, верным человеком и соратником. Младший Роб был настолько предан старшему, что, когда Роб Рой перед смертью решил принять католичество, младший Робин последовал за ним и в этом выборе, хотя в те времена исповедовать католицизм было очень опасно. Впоследствии Робин из Комара женился на Майрет Мак-Грегор из Мак-Грегоров с озера Лох-Фада, эта ветвь клана также хранила католические традиции. Дом Короля-Рыбака как приданое за Майрет перешел во владение Робина Мак-Грегора из Комара. Потомки Робина из Комара по большей части оставались католиками. Известно, правда, несколько случаев перехода в пресвитерианство, но, как правило, это совершалось дочерьми по настоянию родителей ради выгодных браков.

Возможно, ты удивлен, с чего вдруг я все это тебе написал. Но я подумал, ты так мало знаешь об истории клана, а ведь это и твоя семья.

Поздравь от меня с Рождеством еще раз Майкла, Джоан, Оливию и Томаса. Ну и скоро увидимся».

Только я отправил письмо, как мобильник запел у меня в кармане. Звонил дед снизу, со двора.

– Идешь седлать лошадей, Ваджи? Мистер Кокрейн уже оделся, и супруга его тоже.

– Иду. Скажи им, сейчас буду.

Снег таял. С крыши текло вовсю. Точно нам показали рождественский спектакль, а теперь представление закончилось, музыка смолкла, декорации и реквизит спешно убирают.

Дед был в конюшне, уже начал чистить лошадей. Мистер и миссис Кокрейн стояли у входа в новых костюмах для верховой езды. Теплые камзолы в талию, клетчатые бриджи. На нем кепи в стиле ретро, кожаные перчатки, на ней черный пластиковый шлем. У обоих в руках новенькие стеки. Подготовлены по полной программе. Сразу видно, что, скорее всего, ни он, ни она ни разу не сидели в седле.

– Джон, уберите стек, – буркнул дед, проходя мимо нас с седлом в руках. – Вы поедете на Бобе, а он это ненавидит. С места не сойдет, пока стек не уберете.

Кокрейн виновато улыбнулся.

– Я думал, так надо. Не знаю, правильно ли мы экипировались. Мы прочли тогда в путеводителе, что возможны конные прогулки, и купили это все в Глазго.

– Я могу поехать на Бобе, – предложил я.

– Нет. Ты поедешь на Трикси. У нее сейчас это… критические дни. – Дед поморщился. – А когда у Трикси критические дни, лучше, чтобы на ней ехал тот, кто знает ее причуды. К тому же ты легче Джона, а я не хочу перегружать кобылу.

Выражение лица Кокрейна стало несколько задумчивым.

– Причуды… – проговорил он. – А Боб – он же конь, верно?