Белый ворон

– Это пошло с биологички, она пришла из академии и просто не могла сидеть и слушать красноречивые сплетни наших женщин, и ей отделили комнату. Там даже воздух другой, – отметила девушка, – Контингент у нас тут мутный, общаться со всеми сложно, а игнорировать людей нельзя, побьют, поэтому советую тебе влиться в баскетбольную команду, эти ребята тебя не оставят валяться в грязи, если ты не есть грязь. Самые отличные популярные личности – это Уилл Блексмит, он ведет баскетбол, Лили Каэр, она писатель и актив редакции школы, Килли Рассел, он же Дикобраз, прославился благодаря подрыву кабинета химии, еще есть Энн Томпсон, но она знаменита только тем, что стала первой четырехклассницей-обладательницей последнего айфона и Мака, который утопила в походе со школой. Но все они несравнимы с одним, единственным человеком, поистине значимым в этом…

Прямо около носа Дина распахнулась с ноги дверь кабинета информатики, чуть ли не следая с петель, полсекунды все наблюдали зрелище по виду тяжелого черного ботинка, купленного явно не у Гуччи, а где-нибудь на черном рынке, потом Бетти со своим привычным пафосом, жуткой харизмой и пофигизмом демонстративно вышла из класса, захлопывая дверь носком.

– Простите, не могла оставить этого говнюка без ущерба. Он поставил мне пару за диктант. Расходитесь, представление окончено!

Все, кто повернул головы, медленно возвращались к движению. Бетти обратила внимание на светленькую головку, чуть ниже нее и улыбнулась, идя мимо.

– … сарае. – Закончила Дебора.

– Это была Бетти Гомес?

– Она самая. Слышал уже, да? Ну, удачи, пацан, ты с ней в одном классе, – Стоун похлопала его по плечу и пошла к группе ребят, стоящих у шкафчиков.

«Боже, какой кошмар, зачем я согласился на это?» – думал про себя Дин, идя в кабинет, указанный в расписание.

– Джордж Оруэлл и его легендарное «1984», – с трепетом бросая старую книгу на стол, сказал Анадзаки Соё, – это было в списке чтения на лето, но никто из вас это не читал, а если кто-нибудь и открывал рассказ хотя бы раз за лето, сразу же ее закрывали, так как никому не хочется читать. Многие из вас не знают, по какой причине они не хотят этого делать. Потому что автор дурак? Потому что не интересно? Или потому что вы не знаете, о чем вы отказываетесь прочитать?

Слушали все. В том числе и Бетти. Сама она редко признавалась себе в том, что не может не слушать учителя, потому что такого почти не случалось, но Соё болтал без остановки, то и дело затрагивая важные темы.

– Когда-то я хотел стать детским психологом, вы, должно быть, уже заметили, что я не раз надавливал на ваши качества, ошибки, упоминал действия, потому что знаю, что это такое. Психологом быть можно, если понимаешь, о чем идет речь не со стороны врача, а со стороны пациента. Чтобы понять ребенка в пирсинге, с фиолетовыми волосами, от которого несет алкоголем нужно быть им, нужно не взрослеть, а помнить, что он чувствует и что переживает. Взросление остановить не так сложно. Мне помогли в этом Брэдбери, Твен, Лондон, многие. И каждый из них ежедневно доказывал, что от литературы мне не сбежать. На моих уроках вы не будете писать конспекты или изложения о бытиях тех или иных персонажей, нет, вы будете проникать в мир книг, которые мы будем читать и разбирать. Моей задачей не стоит затянуть вас в писательство, моя задача – показать вам, от чего вы отказываетесь. И тогда вы не откажитесь и от малых авторов.

Бизнес. Не больше.

– Бетти, я правильно понял?

Бет кивнула.

– Чего ты хочешь больше всего в жизни?

– Убить всех, кто жив.

– Я был готов к такому ответу. Обосновано?

– Нет, – Бетти сложила руки на груди, – но мне это доставит удовольствие.

– В этом и суть. Мы зачастую не знаем, доставит книга нам удовольствие, или нет, мы не знаем исхода: произойдет взрыв или цунами затопит континент, произойдет ли осознание во время теракта, или мы умрем вместе со всеми глупыми и ничему не научившимися.

Наступило недолгое молчание.

– Это Вы меня сейчас отговорить пытались или начать книги читать?

– Ни того ни другого. Я не велю людям жить так, как лично я хочу, я просто лишь наталкиваю их, а дорогу они выбирают сами.

***

В Диего осень не такая, как в Питере. Не такая холодная, не такая мрачная, не такая убийственно тоскливая, хотя что-то в ней все-таки было печальным. Нет, это не русский мальчик, думающий, что потерял окончательно дорогу в светлое будущее, уехав в Америку из родного дома и вынужденный выполнять приказы Темного Всадника-Дирижера. Это девочка с диагнозом, все никак не могущая умереть.

Вокруг летали голуби, Бетти прикармливала их хлебцами. Как только подошел Анадзаки, птицы затрепетали крыльями и взлетели, обогнув три раза парк и вернувшись к Бетти.

– Вы знали, что я болею?

– Нет, я не знал. Для меня твой диагноз как для голубя рябина.

– Да? А если я вдруг умереть захочу на Вашем уроке?

– Не умрешь.

– С чего вы взяли?

– Не умрешь, – все так же спокойно отвечал Соё, – ты слушаешь и слышишь меня, я и сейчас не просто так тебе это говорю. Если человеку внушать что-то очень долго, он сам в это поверить. Болезнь рака – как раз этот случай, когда играет вера.

– У меня ее нет.

– Неужели? Ладно, – Анадзаки оборвал себя, явно хотев сказать что-то более значимое, – но ты ведь хотела услышать от меня, что мне не важен твой диагноз.

– Вы точно психологию бросили?

– Ты так отчаянно пытаешься доказать всем, что ты сильная, независимая, что рак для тебя не помеха… ты сама то в это веришь? Веришь, нет, а людям наплевать. Им просто пофиг. Как бы я не пытался доказать себе в пятнадцать, что одноклассники не пялятся на меня с задних парт, мне это не удавалось, пока я сам не убедился, что людям просто плевать.

– Это тоже Вы из книг вычитали?

– Нет, Бетти, жизнь не стоит путать с книгой. Это разные вещи.

Голуби снова взмыли вверх, Соё удалился покачивающейся походкой. Бет не стала смотреть ему долго в спину, он ведь знает, что она смотрит.

***

Сплошная философия захлестнула Дина. А может, захлестнула не она, а просто воды стало слишком много?

Дин сел, убирая мокрые волосы назад и стараясь восстановить дыхание. Ему жестко не хватало настоящих лиц, настоящих голосов, настоящих, а не выдуманных людей.

По полу можно было ходить босиком и не бояться встать завтра с температурой, все обогревалось, квартира была теплой. Тяня носок на небольшом установленном возле панорамного окна станке, Ловцов думал, что убьет его раньше – несуществующий дар или Джейн? Вернее, Бетти, Джейн уходит на задний план, потому что теперь отчитываться он будет ей только отчитываться. Что касаемо дара, до которого так и не дошло дело, проблема с Гомес была несущественной. Джейн как-то не придавала этому большого значения, но когда Дин уже в лоб спрашивал, она напрягалась.

– Вообще-то это фигня проявляется с пяти до двадцати. Учитывая то, что вам с Бетти придется раскрыться одновременно, все может стать явнее уже сейчас, – объясняла по телефону Джейн, – а вообще, твоя красота и характер – это именно проявления способности.

– То есть он направлен туда, куда надо?

– Да, иногда бывает, что дар невозможно узреть в чистом виде, у человека не может быть энергона или шипов, вылетающих из спины, или мастерства перемещения во времени, это значит только то, что он уходит туда, во что человек вкладывается всем телом.

– А Бет?

– Рак, я полагаю. Диагноз есть, но поддержание стабильности – полностью заслуга дара. Ты ведь понимаешь теперь, почему я занялась ей и именно ей?

– И еще и меня в это втянула.

– Тебе легче?

– Да, сначала было вообще плохо.