Белый ворон

– Общайся с людьми. Они настолько легкомысленны, что с ними становится свободней.

***

Мия сидела в телефоне, в коридоре маленькие дети, ожидающие, когда родители развяжут им их маленькие пуанты, едва не снесли Дина. Зайдя в зал, мальчик удивился, как в таком маленьком зале могло заниматься такое большое количество людей.

– Мия?

– О, Дин! – радостно воскликнула девушка, подняв глаза. – Ты как раз вовремя! Зал свободен.

– А Вы разве не будете со мной?

– Нет, я на два часа ухожу в третью аудиторию, если понадоблюсь, приходи.

Даже на тренировки Мия не изменяла привычке ходить на высоченных каблуках и носить своеобразные вещи, обязательно черные.

Гулкий стремительный стук каблуков растворился в нарастающей тишине. Зал был, как и положено, с зеркалами и отличными новыми станками, не смотря на то, что Васиковских наверняка ведут тут уже не первый год.

Первым делом Дин закрыл все жалюзи и включил свет, он ненавидел, когда кто-то вмешивался в его тренировочный процесс или наблюдал. Все известные балерины и балетмейстеры, что занимались с ним, ненавидели это отвратительную черту, но терпели, потому что другой такой ребенок с ногами от Бога, которыми умел пользоваться был либо у другого преподавателя, либо его просто не было.

Спустя около двух часов, когда Дин уже приступил к сложной хореографии, в зал внезапно вошел Мио.

– О, ты здесь!

– Да, это странно? – смотря на Мио через зеркало, спросил Дин, – Почему на меня все так бурно реагируют?

– Это кто?

– Мия.

– Она просто эмоциональная. А Джейн не соврала, – Дин вышел из стойки и повернулся, – я думал, ты просто красивый мальчик, а ты заслужено красивый мальчик.

– В каком смысле?

– В России тебе этого не говорили и не скажут, но худых и длинных в Америке, да и в принципе тоже, мало. Будь ты поприветливей, цены бы тебе не было.

Мио кинул Дину ключи.

– Закроешь, когда будешь уходить.

– Хорошо…

В комнате снова стало темней. Время близилось к вечеру, нужно было включать свет.

Еще через какое-то время Дин сидел возле зеркала в темном зале, освещавшемся только встающей луной и светом фонарей, думал о словах Мио. Он давно замечал, еще с подготовительного года, когда он только начинал заниматься танцами, что учителя относятся к нему не как к остальным, а особенно били по не натянутым носкам, расслабленной спине, низкому подбородку… они будто бы хотели видеть в нем произведение искусства, но не видели, потому расстраивались. Дин обижался, хотел уйти, но отец заставил его остаться. Позже ему стало понятно, насколько он красивый, насколько идеальное у него тело, и тогда ему стало понятно, что он может быть произведением искусства.

Заниматься с одним человеком в полной тишине было весьма непривычным. Дин начинал забывать, что такое тишина.

– Ты сильно напрягаешься, – незаинтересованно сказала Мия, глядя на свои ноги и ходя со скучающим лицом. Она была действительно длинной, это Дин заметил лишь сейчас, – расслабь руки и плечи, картинка не оживет, если будет каменной.

Ей было с ним скучно, и это было видно. Дин старался изо всех сил, лез из кожи вон, только бы на него обратили внимание, но этого никак не происходило. Он пытался залезть в голову Мие, но ничего дальше неприступного каменного лица он не достиг.

– Нет. Кто научил тебя думать? Думай телом. Не будь как дерево! Делай руки легче. – Слышалось ежесекундно.

Когда Дин в очередной раз встал в свою привычную позу «руки на коленях», Мия подошла к нему и заглянула в глаза.

– Ты не пластичен. У тебя хорошая физическая подготовка, растянутые мышцы, спина как пластилин, но ты как кукла без лица, у тебя совсем нет эмоций. Что ты чувствовал, когда танцевал Щелкунчика?

– То, как на меня пялится со стороны хореограф.

– Не это. Что чувствовал ты персонажем?

– Ничего.

– И в этом проблема. Если ты не научишься вживаться в роль, ты не попадешь на сцену. Научись притворяться.

Притворяться. Дин неплохо умел притворяться в нужных местах и совсем недолго, он умел врать, да, он был искусным лгуном. У него были неплохие актерские качества, но это не то, что нужно было ему в жизни.

– Твоя позиция меня убивает, ты приходишь сюда днем и уходишь поздним вечером, – говорила Мия, – зачем ты жуешь пережеванную резину? Твоя хореография на высоте, я бы на твоем месте забросила это к чертям и ходила в зал только на растяжку!

– Но как я без хореографии?

– Ты до того забил ее, что она настолько правильная, что смотреть не приятно, а больно. Научись работать лицом. Знаешь что, выбери себе отрывок из какого-нибудь старого балета и выучи, придешь – обсудим. Тебе пора уже учиться танцевать в нормальных номерах, и ставить сцены, а не ноги тянуть.

Философия Мии была далека от здоровой. Иногда Дин включал телевизор и видел современный балет. Балет был мертв, и не только потому, что современные балерины не умеют тянуть ноги и их мысли затянуты густым туманом грязных мыслей, а потому что язык балета стал слишком узким. Он разучился красиво говорить.

Глава 5. Цветные ручки.

Не обижайте литераторов, они как никто ранимые люди. То, как толстая финка с пылающим лицом отчитывает в школьном коридоре вдвое выше нее самой Анадзаки, видели все. Все сбежались на писк скандальной математички. За свою жизнь Дин видел много конфликтов между молодыми и взрослыми учителями, но обычно до такого не доходило. Соё спокойно смотрел на нее сверху вниз, иногда отвечая, за что мисс Гранди снова и снова засыпала его подробными обругиваниями.

В конце концов, кто-то сходил за директором, он был шокирован поведением обоих, и позвал учителей в свой кабинет.

Все в классе сидели тихо. Шла литература, стрелки на часах то и дело передвигались ближе к полудню, но делали они это как можно более медленно, будто бы оттягивая себя назад, чтобы, когда Анадзаки вернется, дать классу хотя бы пять минут, чтобы выслушать очередную лекцию о непрочитанных летом книгах. Все были под впечатлением прошедших трех уроков, Соё действительно умел заинтересовать. Тем временем Бетти сидела, нет, она лежала на парте половиной туловища, подперев отяжелевшую голову рукой. Школа вытягивала из нее все соки. Она каждую неделю, начиная с понедельника до воскресенья, ждала нового урока литературы, на котором хоть что-то может подарить ей какую-то энергию. Во время ссоры учителей она была в столовой, но слышала все прекрасно. И это убивало еще больше. Смешно не было, потому что в последнее время громкие крики и звуки били по мозгам, как громкие крики, взявшиеся из неоткуда в полностью пустой тихой комнате, в которой запросто можно было оглохнуть от самой тишины.

– Бет? Ты идешь на математику? – окликнули Бетти одноклассницы, идущие сзади.

– Зачем? Я умру на ней.

– С каких пор ты паришься за алгебру? – разворачивая девочку за локоть, со своим противным нажимом, спросила Стейси.

– С тех самых, как Гранди не лучше раковой опухоли, – с особым отвращением выплюнула Бет. Одноклассницы притупились, тогда она поняла, что сказала.

– У тебя проблемы?

– Не знаю.

Бет развернулась и ушла, закидывая рюкзак на плечи. Девушки, да и вообще вся школа, давно не видели ее убитой. Одноклассницы повернулись назад. Дин, закрывающий шкафчик, отвел взгляд.

– Настолько все плохо? – спросила Джейн.