Пешка королевы

Говорят, что ночь темнее всего перед рассветом. В Междумирье это не так: ночь здесь никогда не бывает темной. Луны в этом мире нет, зато тысячи светлячков водят в душном воздухе бесконечный хоровод. И звезды – крупные, яркие, блуждающие. Как и светлячки, они танцуют, и созвездия постоянно меняют рисунок. Это очень красиво, но голова кружится, если долго смотреть.

Перед рассветом ко мне приходили кошмары. Было бы странно, если бы моя учеба не преследовала меня во снах. Чаще всего мне снились демоны. Иногда неясная сверкающая фигура Повелительницы говорила, что я ее разочаровал, и тогда Шериада убивала Тину и маму прямо у меня на глазах.

Магия повиновалась мне только если я был зол или испуган. Для Нуклия и Междумирья это равносильно приговору: как будто ты волшебник лишь наполовину. Мой главный кошмар – беспомощность.

Ни на что не способная кукла с красивым лицом – так ли сильно я изменился, месяц проучившись в Арлиссе? Днем мне казалось, что да. Днем я зарывался в книги с заклинаниями и изнурял себя тренировками. Днем я видел магию в других и чувствовал ее в себе.

Ночью я снова был беспомощен. На то, чтобы разозлиться, нужно время. Даже испуг не приходит мгновенно – волшебству нужно не просто легкое волнение, а паника, ужас. Магию сложно контролировать. Она ненадежна.

Мои кошмары легко могли стать реальностью. Но самое страшное и одновременно смешное – я знал, как спастись, знал, как обрести контроль над силой. Нужно всего-то с кем-то переспать и получить от этого удовольствие.

Шериада права: голодный маг колдует плохо. Еды у меня теперь было вдосталь. Однако я тогда не понимал, что секс для волшебника – почти как сытный обед, и в этом смысле я голодал. Все, что было нужно – найти кого-нибудь, кто будет не против провести со мной ночь. И тут принцесса была права: таких всегда было много. Кому-то нравилась моя красота, кто-то был не против заручиться поддержкой демонолога, кто-то просто желал утолить любопытство.

Я мог подарить наслаждение но сам его не получал никогда. Меня до дрожи пугало любое женское прикосновение, а заинтересованный взгляд легко мог довести до паники. Я ведь очень хорошо знал, что последует дальше, – унижение и беспомощность. Я боялся этого больше, чем собственных кошмаров.

Глупость, правда? Настоящий маг справился бы с этим в два счета. Как Шериада на приеме после выставки Тины – подошла, сказала пару слов, увела за собой, провела ночь и ушла.

Для меня все иначе. Порой я вижу во сне хозяек, Шериаду, а после – Адель. Все они использовали меня.

Говорят, что бывает иначе, и я верил. Бывает. С другими, но не со мной.

Со мной, думал я, всегда так.

Перед самым рассветом я был беспомощен: в объятиях госпожи я наблюдал, как умирает Тина. Или Рай. Мама. Много смертей, много крови. Демоны хохотали и плясали вокруг. Мои личные демоны.

Той ночью было еще хуже: Тина умирала в спальне моей первой хозяйки. Я чувствовал себя куклой. И видел кровь на полу, в изножье кровати. Так много крови. Тина захлебывалась ею и никак не могла умереть.

Когда Ори разбудил меня в четыре утра, – очень рано даже для Арлисса, – я готов был расцеловать его за то, что прекратил этот ужас.

– Господин, пожалуйста, поторопитесь, – шептал Ори, помогая мне встать. – Вас ждут в канцелярии нуклийского посольства через час. Пожалуйста, господин.

– Где? – Тоник еще не подействовал, и я плохо соображал.

– В канцелярии принца, господин. Помните? Вам назначена отработка…

– Э-э-элвин, еще так рано, куда ты? – пробормотал Нил с кровати, поворачиваясь на другой бок.

Канцелярия. Отработка.

Повелитель.

Волшебник не показывает свои страхи даже друзьям и близким. А мне хорошо удавалось делать вид, что все в порядке.

Я слез с дивана и пригляделся к Нилу. Выглядел он вполне здоровым – не бледный, не осунувшийся, никаких синяков под глазами. Магия уже не бушевала в нем, теперь она струилась, как кровь по венам и артериям. Это было красиво – спокойное течение магии всегда приятно глазу.

Во мне магия походила на ураган, который, говорят, бывает в пустыне. Тогда я не видел ни то ни другое, но у меня живое воображение: для другого волшебника моя магия напоминала всполохи. Нет-нет, и вдруг – «бух!» Ярко, ослепляет! И снова ничего.

Впрочем, все маги видят это по-разному, так что я, возможно, и ошибаюсь. Но мне самому смотреть на себя было неприятно. Впрочем, как и всегда.

– Господин? – шепнул Ори.

– Да. Иду. Пожалуйста, приготовь мне одежду. Что надевают в канцелярию? Ты сказал, она в нуклийском посольстве?

– Черное, господин, конечно, черное, и полудрагоценные камни, – говорил Ори, помогая мне одеться. Я зевал и даже после купальни никак не мог прийти в себя. А вот у Ори сна не было ни в одном глазу. Может, он все-таки волшебник? – Агат подойдет, жемчуг… Нет, слишком вычурно. Опал, яшма, турмалин. Но… Нет, пожалуй, не стоит…

Ори остановился на черном нефрите. Обработанные камни казались приятно гладкими и матовыми, а редкие украшения из опала – тоже черного, с разноцветными искрами внутри – смотрелись богато и со вкусом. Я кивнул в ответ на вопрос Ори «Господин, все ли вам нравится?». Следовало оценить его усилия более красноречиво, но, признаться, я был просто не в состоянии придумывать длинную похвальную речь. Хоть мой камердинер того и стоил.

Он заколол мои волосы ониксовыми шпильками – миниатюрные кинжалы, которыми тоже можно защищаться – например, метнуть во врага. У Шериады, помнится, заколки смазаны ядом. Ори и мне это предлагал, но я отказался. Во-первых, с меня станется самому стать их жертвой. Во-вторых, я не собирался ни в кого их метать: кинжалы мне нужны для заклинаний. Ритуальный нож – главный инструмент демонолога, но если под рукой его нет, сгодится все, чем можно порезать запястье. Нил умел отращивать когти и управлялся ими. Но он – демон, а я… Я украшал волосы кинжалами. Забавно, скажи мне кто еще месяц назад что-то подобное, я бы пальцем у виска покрутил. А теперь – вот.

На шпильках пришлось и остановиться: в посольство запрещалось проходить с оружием. Кинжал я собирался оставить дома. Странно, что не запрещено брать с собой артефакты, ведь они бывают куда опаснее клинков. Впрочем, ничего опасного я не носил: лишь университетский браслет, клипсу-змею и подвеску Шериады. В широкий пояс-корсет спрятались зелья: одно укрепляющее, одно тонизирующее и одно – универсальные чернила для схем. Если в последние добавить каплю моей крови, можно призвать даже высшего демона.

Надеюсь, меня не заставят это делать.

От завтрака я отказался. Да, я маг, но в четыре утра в меня даже любимые ветчинные рулетики не лезли. Ори как-то исхитрился вручить мне «на дорожку» кружку с «утренним напитком»; уж не знаю, что он туда добавил. Кажется, творог, яйцо и помидоры, а также какие-то травы вроде шафрана (да, в Междумирье достать его несложно, в отличие от Острова). Я взял, иначе с Ори сталось бы бежать вслед за мной с этой кружкой и уговаривать выпить. Настоящий шантаж, но такой уж у меня камердинер!

Камердинер. У меня. Мне до сих пор сложно было к этому привыкнуть.

Да, Ори пришлось бы именно бежать: портала в нуклийское посольство на университетском браслете не было. Я проверил по карте: посольство находилось неподалеку от главного здания академии, но браслет мог отправить меня разве что в деканат. Рисковать я не стал. Тем более, предполагалось, что утренняя прогулка на относительно прохладном воздухе (в Междумирье прохлада только снится) меня взбодрит.

Взбодрили меня, скорее, попытки отправить пустую кружку обратно порталом и не отправиться вслед за ней самому. Магия снова отказывалась слушаться. Так что сладить с несчастным порталом (любой нуклийский маг умеет это с рождения) я смог лишь с десятой попытки.

Каким же беспомощным я тогда себя чувствовал!

Если лионское посольство напоминало высокую башню – как можно меньше украшений, как можно больше свободы, – то нуклийское строили с размахом. Маги Нуклия любят сорить деньгами; тем, кто магией подобен богам, наверное, пристало любить роскошь. Посольство занимало целый дворец. Белоснежный, украшенный стеклом и алмазами (не знаю, что в Нуклии ценится дороже – их стекло, гордость всего мира, или все-таки самоцветы?), этот дворец как будто парил над арлисскими садами, окутанный ароматом роз, как свежая, юная дебютантка на балу – благоуханием дорогих духов. Мраморная статуя Повелительницы возвышалась слева от входа, – для таких, как я, ее даже подписали. Я попытался рассмотреть наконец королеву, но как и на Испытании, не увидел почти ничего: теперь глаза слепил яркий солнечный свет. Скульптор изобразил королеву в роскошном черном платье, украшенном алмазами. Платье было из черного мрамора, алмазы – настоящими. Вот и все, что нужно знать о Нуклии – они украшают статуи своих правителей алмазами. Правителей, которых в любой момент могут убить – в поединке или просто так.

Повелительница, наверное, так же тщеславна, как и ее подданные.

В лионском посольстве было пусто: лишь одна хумара встретила меня на входе. Дальше в коридоре никого не было.

Нуклийское же посольство охраняли гвардейцы в черных мундирах. Несчастные, они страдали, наверное, на солнце ужасно, но, как и королевская стража на Острове, не жаловались. Я бы принял их за статуи, но быстро заметил, что они не перестают за мной следить. Любопытно, означает ли цвет их формы то, что они владеют магией? Разумно было бы поставить на страже волшебников, но никакой магии я сейчас не чувствовал.

Я замер перед распахнутыми дверями, глядя на них. Казалось, только я перешагну порог, и гвардейцы проткнут меня копьями. Объяснить им, что меня ждут? Шериада вчера принесла документы, они были у меня с собой в той же шкатулке. Но вряд ли предполагалось, что я отдам их стражникам.

Я уже почти приготовился испытать судьбу, когда по лестнице к дверям взбежал юноша в синем балахоне по моде Золотой империи. Он точно был человеком и поклонился мне, как высшему.

– Мастер Элвин. – Его голос звучал мягко, с еле заметным певучим акцентом. У Сэва прорывался такой же, когда он злился. – Мы давно тебя ждем.

– Давно? – растерянно выдохнул я. Мне-то казалось, у меня еще полно времени. Я намеренно вышел раньше.

Юноша ничего не ответил. Он сделал знак идти за ним – не в парадные двери, за которыми царили сумрак и приятная прохлада, а во вход для прислуги, полагаю. Нам пришлось обогнуть здание – и я чуть нос к носу не столкнулся с еще одним волшебником. Его сложно было не узнать, ведь это был лорд Ворон… простите, Виета, отец Криденса. Он окинул меня раздраженным взглядом. Мой проводник снова поклонился и отступил, пропуская высокого лорда.

Быть может, у них это семейное, но лорд Ворон неотрывно смотрел на меня, и ничего хорошего он при этом не думал, клянусь. Прочитать взгляд его сына было сложно. А вот отца – проще некуда. В нем светился тот самый огонек, что и у моих бывших господ. Этот волшебник хотел меня использовать.

Я невольно схватился за подвеску. Если высокий лорд решит поставить на меня печать прямо здесь – артефакт Шериады мне поможет?

Но высокий лорд просто усмехнулся, отвел взгляд и прошел мимо.

Я выдохнул.