Ведро, тряпка и немного криминала

По-видимому, желание расцарапать ему физиономию и выдергать волосы вплоть до бровей таки отражается на моём миролюбивом лице, потому, что Литература нервно вздрагивает и предлагает:

– Давай я схожу на кухню и сделаю чай.

А что, я почти согрелась, но от чего-нибудь горячего (но не горячительного!) не откажусь.

– Я только за.

Я поднимаюсь с дивана, и тут дорогая Литература начинает вести себя странно. Точнее, ещё более странно, потому что она и раньше не была образцом логики:

– Да ладно, сидите, – щебечет она. – Там холоднее, а вы замёрзли…

И это вроде бы верно, здесь греет воздух электрический обогреватель (я даже куртку сняла), а там ничего подобного, но с какой это стати такая забота?

Решаю не возражать. Дожидаюсь, пока Людмила выскользнет на маленькую кухоньку и щелкнет электрическим чайником (его шум разносится на всю дачу), и, скинув обувь, подкрадываюсь к кухне, чтобы приникнуть глазом к щелочке (как и во многих дачных домах, «сварганенных» из наворованного на стройках или некондиционного материала, дверь неплотно прилегает к косяку).

Обзор, мягко говоря, так себе – по сути, мне видно лишь ножку от табуретки и край стола – но слышимость на уровне. Вот нервные шаги, вот плеск наконец-то вскипевшего чайника, вот металлический шелест (похоже на чайный пакетик)… а это что такое? Такой странный шорох, как будто она рвёт бумагу. Улики уничтожает? А это что за странное бульканье? Один, два, три, четыре, пять, и все это перемежается шорохом! Потом металлический звон – стук ложки о чашку!

Похоже, что дорогая Литература изволила подмешать что-то в чай. причём едва ли себе. Так… шорох… шаги… а теперь надо сваливать, пока меня не заметили.

Тихонечко возвращаюсь назад. Обуться я, видимо, не успею, поэтому просто сажусь на диванчик, поджимаю под себя ноги и укрываю колени курткой. Людмила возвращается минут через пять, к тому времени я успеваю окончательно заскучать и даже подумываю о том, не стоит ли снова надеть обувь. И что она там застряла? Таблетки не растворялись?

– Замёрзли? – с фальшивым участием интересуется Литература, протягивая мне кружку с дымящимся напитком. – Ничего, сейчас согреетесь.

Опять на «вы»! Похоже, несчастной учительнице неуютно травить человека, которого она называет на «ты».

Принимаю кружку, подношу к губам. Людмила нервно сверлит глазами, приходится отхлебнуть – опасно, конечно (кто знает, что там намешано), только, сдаётся, в чашке не отрава, а какое-нибудь быстродействующее снотворное (или слабительное). Ну не тянет она на убийцу! С таким красноречивым лицом её давно бы разоблачили.

После первого и единственного глотка во рту остаётся слабое, но весьма специфическое лекарственное послевкусие – похоже, пятью таблетками дело не ограничилось. Ну уж спасибо, у меня нет желания травиться чем бы то ни было.

Стоит глотнуть чай, Людмила ощутимо успокаивается, но всё же глаза не отводит. Надо как-то отвлечь её от моей кружки. Послать, что ли, на кухню? Так не пойдёт ведь, зараза. Откажется.

А что, если…

– Давайте вернёмся к убийствам. Подонку, который не постеснялся подсунуть мне череп от Гамлета, наверное, ничего не стоит выкинуть школьника из окна…

Сработало! Коварная отравительница отводит взгляд от моей посудины и резко, с надрывом заявляет:

– Валь не подонок! Он… он умный и честный, он никогда…

Да-да, разумеется. Умный и честный это и так редкое сочетание, а физик тут вообще пролетает по всем статьям. Но открывать глаза на «прекрасного принца» я не спешу. Заметив, что я не настаиваю на «подонке», Людмила слегка успокаивается и начинает вешать на мои ушки свою дешёвую китайскую лапшу.

Однажды вечером, начинает она, её драгоценный физик задержался на рабочем месте едва ли не до девяти вечера. Перед уходом он обнаружил в своём кабинете незамеченого сторожем «зайца». Который, как оказалось, поджидал его несколько часов.

Сбиваясь на шёпот, Денис Костылёв рассказал о том, что его хотят убить, а кроме физика ему обратиться не к кому. Наш Валь, разумеется, не поверил этой байке, прогнал ребёнка домой, а на следующий день мальчишку выбросили из окна. Сам физик при этом не присутствовал – пил чай в столовой в компании молодого трудовика, у которого тоже было «окно» (респект новой, ещё не освоившейся на своём месте методистке). Его видела куча народу, начиная от дежурных и заканчивая столовским персоналом, поэтому никаких подозрений он не вызвал. Но всё равно – ничего приятного.

В общем, он тоже решил разобраться. Как я.

И эти «разборки» тоже привели его на больничную койку. Не знаю, что физик успел нарасследовать – Людмиле он рассказал только то, что подростка убило некое неустановленное лицо, которое провела в школу одна из уборщиц. Кто именно это сделал и что за «лицо» повадилось убивать в нашей школе, Людмила не знала, а физик не сообщил.

Боюсь, что злодея пустила в школу Галина. Сначала она сделала это безо всякой задней мысли (возможно, за небольшую мзду в виде коробки конфет), но потом, обнаружив труп, поняла, что продешевила, и решила стрясти с мерзавца деньжат. Но тот не горел желанием сажать на шею шантажистку и предпочёл один раз раскошелиться на какое-нибудь недорогое сердечное лекарство. Войдя во вкус, маньяк, по-видимому, решил зачистить всех свидётелей, подстрелил несчастного физика, нанял бандитов напасть на меня и даже зачем-то упокоил несчастного дворника.

И эта странная смерть явно не вписывается в общую картину, ведь если прикинуть по срокам, выходит, что бедолагу убили как минимум за день до школьника. Вот только зачем? Едва ли убийца настолько заботился о будущем, что начал убирать свидетелей заранее. А, может, это загадочное преступление вообще не связано с остальными?

– Как странно, – говорю я. – А больше он ничего не рассказывал?

Понятно, рассказывал, только Людмила явно не хочет со мной откровенничать. Эх, знать бы ещё, где она соврала. Уверена, байка про физика-трудоголика и откровенничающего с ним школьника явная ложь, но что ещё?

– Никаких имён он не называл, – качает головой Литература. – А что вы не пьёте? Не вкусно?

Ой, точно, там же лекарство, и Людмила ждёт не дождётся, когда оно подействует! Ещё бы узнать, на что конкретно она надеется: что я засну, побегу в туалет или сразу забьюсь в ужасных конвульсиях?

Изображаю на лице глубокую задумчивость:

– Да я вообще спать хочу… наверно, не выспалась, глаза слипаются… а сахара нет?

Йес! На трогательно-хрупком личике учительницы проявляется глубокое удовлетворение. Значит, всё же снотворное!

Зеваю в кулак, и Людмила изъявляет желание сходить на кухню за сахаром. Свою кружку и даже сумку ненавязчиво так захватывает с собой – не доверяет.

Убедившись, что шаги смолкли, сливаю за подлокотник дивана треть оставшегося чая… и понимаю, что дело зашло чересчур далеко.

Как бы мне не было интересно, что эта милая, безобидная учительница будет делать, когда я усну, неплохо бы в кое-то веке позаботиться о собственной безопасности. В конце концов, жизнь – это жизнь, а не сплошной увлекательный детектив. Здесь, в реальности, обязательно будет хороший конец, только не факт, что именно для меня. И если сейчас не подсуетиться, мой хладный труп останется лежать на дырявом диване, а неизвестного убийцу никто не поймает, и он будет грызть шоколадки да нюхать цветочки в лучших традициях фильма «Крёстный отец».

Представив указанную картину, я извлекаю из пакета телефон и начинаю набирать смс-ку:

«на даче у физика меня хотят отравить, приезж»

На «айте» слышу шаги и торопливо нажимаю на отправку – надеюсь, что Хучик поймёт и примчится с ОМОНом. Только не сразу, а чуть погодя, потому что мне нужно успеть придумать убедительную отмазку. Но и не слишком поздно, ещё не хватало, чтобы Людмила начала действовать.

Вот будет забавно, если окажется, что она не планировала ничего плохого и тоже по-тихому вызвала доблестную полицию. Хотела бы я посмотреть, что будет, когда здесь столкнутся две команды ментов.

– Вот сахар, еле нашла, – фальшиво растягивает губы появившаяся Людмила, после чего суёт мне два жалких кубика рафинада.

Топлю их в остывшем чае и, зевая (то ли первый глоток начал действовать, то ли я просто не выспалась), продолжаю «допрос»:

– Скажите, а как ваш физик отреагировал на моё покушение? В смысле, покушение на меня. Ну, вы поняли.

Вот тут Людмилу, кажется, пробирает. Её глаза разгораются, и она начинает возмущённо рассказывать, как волновался обо мне бедный физик. Как собирался ко мне в больницу и откровенничал с Хучиком, рассказывая тому, что мне, значит, явно прилетело ножом за то, что я лазаю по школе и что-то разнюхиваю.

Но это ещё не всё! Как раз после этого случая в физике отчего-то проснулась совесть, мирно дремавшая со времен похищения скелета, и, видно, не выспавшись, принялась пилить его с утроенной силой. При этом он не придумал ничего лучше, чем жаловаться на судьбину любовнице. Которой надоело выслушивать его покаяния ещё в первые восемь раз.

Пока Людмила стенает о своём физике, я медленно откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза и меланхолично «угукаю» как бы сквозь сон. Кружку с остывшим чаем держу в руке, поместив оную на подлокотник. Внизу ковёр, и, если присмотреться, можно заметить небольшую лужицу вылитой в сочленения дивана отравы. Ну что ж, надеюсь, Людмила не будет присматриваться.

Рассказ, а, точнее, жалобы усталой и, видно, ревнующей женщины (и ведь нашла кого ревновать! и к кому!), подходят к концу, и я перестаю отзываться даже в самых душещипательных местах.

Наконец наша «миледи Винтер» обрывает рассказ на полуслове и с плохо скрываемой надеждой вопрошает:

– Марина?