Ведро, тряпка и немного криминала

На этот раз покидаю дом в одиночестве (нетрезвый дедок из соседнего подъезда не в счёт – он всё равно в алкогольной нирване). Вот это называется «закон подлости»: когда я кошу под бомжиху, весь двор собирается обсудить это зрелище, а стоит одеться прилично и, образно выражаясь, «ступить на путь исправления», никто даже не высунется. Хотя должны бы, конец рабочего дня…

Господа Костылёвы живут в элитной девятиэтажке недалеко от школы. Скорее всего, выбирая учебное заведение для своего сыночка, они руководствовались соображениями транспортной доступности. В принципе, это правильно: зачем мучить ребёнка, таская его в элитную гимназию на другой конец города, если по профильным предметам можно нанять репетитора (откровенно говоря, дети богатых родителей не всегда стремятся учиться). Хотя в данном случае они всё равно выбрали неудачно…

Погруженная в размышления об извечной проблеме отцов и детей, я захожу в подъезд и вздрагиваю от неожиданности: широкий коридор сужается по принципу песочных часов, самое узкое место перекрыто турникетом, в прозрачной кабине поодаль расположилась тучная немолодая вахтёрша. Женщина выгодно отличается от привычных сторожевых бабок внимательным блеском в глазах; но для меня от этого никаких плюсов. Скорее, наоборот.

– Эй, эй! – стучит по стеклу вахтёрша. Охранница явно интересуется моей персоной, но очень странно: как будто я какая-то черепашка или рыбёшка. Мне кажется, или это явление называется «профессиональная деформация».

Неторопливо приближаюсь к стеклу. Неспешно, с пяточки на носок, цок-цок-цок. Походку я репетировала перед зеркалом и в результате «доцокалась» – соседи снизу выразили своё возмущение ударом по батарее. Бедняги, не привыкли – обычно я перемещаюсь по квартире почти бесшумно.

– Добрый вечер! Мне нужно попасть в восьмую квартиру. Вы не могли бы…

Меня мгновенно перебивают уверенным заявлением, что Ярослав Иванович не принимает всяких там «репортёрш». Кхм, кхм. Не думала, что я так похожа на журналистку.

Ну ладно, попробуем ещё раз:

– Простите, но я работаю в школе…

– Без разницы! – рявкает тётка. Похоже, она очень любит свою работу – настолько, что собралась защищать все подступы к квартире Костылёвых до последней капли крови.

А, может, вахтёрша не прочь на кого-нибудь поорать?

Я знаю такой типаж. Мы с Катькой назвали его «трамвайная бабка». Эта коварная пожилая женщина, которая ездит в общественном транспорте и копит в себе негатив, чтобы выплеснуть его на ком-нибудь беззащитном. А лучший способ начать скандал в транспорте это, конечно, накинуться на кого-нибудь с требованием уступить место. Я не имею в виду бабусь, которые вежливо просят уступить место – о нет, только ту версию, которая забирается в автобус и начинает освобождать сиденье с наезда. Она никогда не пойдёт к взрослому мужику, если можно прогнать молодую девушку или школьника.

Помню, как пару лет назад ко мне тоже так подгребали. Дело было утром, всю ночь я пахала как лошадь на другом конце города и сейчас возвращалась домой после смены. Устала как три собаки, сижу, почти сплю, и тут появляется бабка. Подходит, швартуется возле меня и начинает бурчать про наглую молодёжь. Недоумённо оглядываюсь в поисках «молодёжи» – в пределах видимости только пенсионеры пополам с мужиками-вахтовиками. Бурчание набирает обороты, до сонной Марины доходит плохо, и я понимаю претензии лишь тогда, когда бабка переходит к конкретике. Нетрудно догадаться, чью сторону примет автобус, если я вдруг спрошу, почему она выбрала меня, а не, к примеру, того мужика, который расположился правее. Ругаться не хочется; я примирительно улыбаюсь и начинаю вставать… пол резко уходит из-под ног, я падаю на бабку, толкаю тележку с её помидорами и, кажется, наступаю на ногу. Бабуся шипит и бросается за тележкой, вахтовики орут на водителя что нечего так тормозить, я вежливо извиняюсь и пытаюсь абстрагироваться от нотаций, которые льются как из ведра.

Так вот, о чём это я? Похоже, что эта вахтёрша искала кого-то побезобидней – едва ли она рискнула бы разговаривать в таком тоне с супругой местного олигарха. А на меня можно рявкать, сколько захочется – я всё равно не смогу ей как-нибудь повредить.

Опять же, сама виновата – в общении с тёткой я выбрала не тот тон. Не стоит забывать, что сегодня я вроде как властная и уверенная в себе дама, а не простая уборщица с ведром и тряпкой наперевес.

Поэтому я гордо вскидываю голову и заявляю:

– Тогда давайте позвоним Костылёву и спросим у него разрешения.

Мой голос звенит не сталью, он бряцает мягкими металлическими линейками, но это лучше, чем ничего.

Вахтёрша проникается настолько, что переходит на «Вы»:

– Я вам что, нанималась… – впрочем, звонить Костылёву она не спешит.

Перебиваю на полуслове. Невежливо – и плевать. Сейчас я решила быть злой – для хороших манер у нас есть русичка.

Хотя на самом деле она ещё та змея…

– Вообще-то, нанимались. Вам за это и платят. Если что.

Вахтёрша широко раскрывает глаза и слегка багровеет. Совсем чуть-чуть (а, может быть, это отблеск). После чего произносит длинную тираду с ехидно-нравоучительным «так-то» на конце. С её точки зрения, я должна быть раздавлена. Ещё чего! Повторяю её предпоследнюю реплику с максимально противными интонациями, после чего добавляю немного ехидных фраз. Эта методика называется «Катька-стайл», она способна вывести из себя даже такого спокойного человека, как я.

Вахтёрша вступает в дискуссию с пугающим энтузиазмом, но вместо того, чтобы давить меня, как вначале, высокомерием, она почему-то опускается на уровень ниже и гневно рычит (хорошо хоть не матом). Отмахиваюсь от неё короткими пренебрежительными репликами. Почему короткими? Длинную реплику долго придумывать, тем более, что у меня нет опыта ругани. Зато эта «леди», похоже, прирождённый боец…

Тем не менее, она выходит из себя быстрее. У вахтёрши есть опыт ругаться, а у меня – выслушивать ругань. Едва ли у неё получится так изощренно поносить собеседника, как у моего бывшего мужа, орать громким басом как Галька или шипеть ехидной змеёй как Катя, а злобный и нервный клекот директора вообще вне конкуренции.

Так или иначе, звонить Костылёву противница явно не собирается. Похоже, я снова выбрала не ту тактику. А вот интересно, что всё-таки нужно было сказать, чтобы проникнуть к цели без ругани?

В середине «второго раунда» в подъезд заваливается высокий мужик в деловом костюме. Вахтёрша едва заметно сбивается с ритма и косится на него. Поворачиваюсь в его сторону и замираю от восхищения. Так вон он какой, Ярослав Костылёв!

Мои восхищённые ахи предназначаются не столько отцу покойного школьника, сколько Борису Семёновичу с его неслабым описательным талантом. Ей-богу, я не смогу составить портрет Костылёва точнее. С виду он вроде похож на преуспевающего бизнесмена – высокий, с красивой подтянутой физиономией и предательски нависающим над ремнём едва завязавшимся животиком, но это если рассматривать картинку в статике. А если попробовать глянуть в динамике, для бизнесмена он слишком нервный. Не такой вдохновённо-дерганый, как наш директор, а, скорее, слегка неуверенный. Как будто высокая должность свалилась на него неожиданно, и он почему-то уверен, что с кресла его скоро подвинут. И эта неуверенность касается не только работы, но и вообще всего (по крайней мере, с точки зрения директора).

Не знаю, не знаю, за полминуты разглядывания я не успеваю подметить таких деталей, но на меня проходящий мимо Костылёв «зыркает» достаточно подозрительно. Поймав его пристальный взгляд, прекращаю изучать украдкой и разворачиваюсь лицом.

– Добрый вечер! Я работаю в школе, где учился ваш сын. Хочу обсудить пару организационных моментов.

Почти дошагавший до вахты господин Костылёв небрежно бросает:

– И кем вы работаете?

Борис Семёнович прав: его голос звучит как-то более нервно, чем можно ждать от «большого начальника» в деловом костюме.

– Я – физик…

Месье Костылёв мгновенно перебивает:

– Между прочим, я хорошо знаком с единственным учителем физики в нашей школе.

Тем не менее, он тормозит в двух шагах от вертящегося турникета и даже слегка поворачивает голову. Видимо, хочет узнать, что же я буду врать дальше.

– Я физик по образованию, а преподаю технологию у девочек.

Едва ли он в курсе, какие сугубо специфические науки изучают наши девочки. Но мне не очень-то нравится его «хорошо знаком»…

Костылёв не то чтобы верит, но, видно, решает хотя бы выслушать. Он предлагает зайти в квартиру и нервно дёргает головой разъярённой вахтёрше, дабы та открыла проход в «святая святых». Отлично! Она существо подневольное, пропустит, никуда не денется.

Гордо поднимаю голову, параллельно придумывая, о чём сообщить Костылёву. Наверно, не стоит врать, расскажу ему правду – похоже, он тоже мечтает найти убийцу своего сына. Какой из родителей не мечтает…

Додумать такую интересную мысль я не успеваю – в подъезде появляется новое действующее лицо. Которое резко распахивает дверь и спотыкается от неожиданности.

– Марина?!

Ну здравствуйте, Хучик! Скажите на милость, чего ему не сидится в квартире в семь часов вечера?! Компьютер сломался, газеты закончились, книжки порвались, и он решил поболтать с одним из свидетелей в неформальной обстановке? Ну ладно, допустим, но фигли он выбрал того же свидетеля, что и я?! Вообще-то мне нравится Фёдор Иванович, он классный мужик и хороший мент, но почему именно сейчас?!

Зловеще скрежещу зубами, пытаясь предать лицу максимально приветливое выражение. Следак взаимно не впадает в восторг – оглядывает подозрительным взглядом и, видимо, подавив банальное «что вы тут делаете?», медленно произносит:

– Марина, вы странно выглядите…

А я уж настроилась отвечать на десяток различных вопросов, но мент задал именно тот, к которому не готова. Наверно, это талант. Я всплёскиваю руками и фантазирую на ходу:

– Понимаете, ну… мне стало так стыдно, когда вы увидели меня в прошлый раз… в таком виде…и… ну…

Поток сознания обрывается в самый неподходящий момент; в голове вертится глупое «решила сделать ребрендинг», но в данном случае эта фраза не подойдёт.