Ведро, тряпка и немного криминала

– О, Марина.

– Здрасьте, Вадим. До свиданья.

Я виновато пожимая плечами а-ля «хочу поболтать, но опаздываю», обхожу их машину и проскальзываю в подъезд. В двух шагах от двери оборачиваюсь в надежде, что стражи правопорядка уехали… как бы не так! Стоят, сердешные, смотрят мне вслед.

Ну нет, не смотрят, поглядывают так… искоса. Стажёр с любопытством, а мент с подозрением. Вот блин! Говорил же внутренний голос, не надо бежать сразу в нужный подъезд, поброди по двору, отведи подозрения! А я…эх… да Шерлок бы за такое…

Ну ладно, чёрт с ними. Пускай стоят. Не бегут же за мной… ну, пока не бегут. Не стоит давать им повод для подозрений, пойду по своим делам.

Поднимаюсь в подъезд и без особого труда нахожу необходимую дверь. Это просто. Находишь самую загаженную лестничную площадку, выбираешь наиболее обшарпанную дверь, желательно без звонка и… шучу, у меня был их адрес. Но приметы совпали.

Втереться в колдырское доверие тоже не слишком сложно. Для того, чтобы недобомжи разделили со мной стол и стул, вполне достаточно поставить на первый бутылку и поведать душещипательную историю о том, что я работаю уборщицей в той же школе, где Павлыч вкалывал дворником. Логично? Логично, тем более, это правда. Могу показать трудовой договор… а, стоп, не надо, хроническая алкашка не должна говорить таких слов.

А дальше идёт полный бред. Страдаю, я, значит, по факту кончины несчастного дворника, и обсудить это не с кем. Ну а какой был мужик! Не то что теперь… Терзалась, страдала, хотела ему рассказать, собралась, значит, с силами… И тут его кто-то убил! Эй, вы не знаете, кто это был? У Павлыча были конфликты? Он проворачивал тёмные схемы? Тут нужно добавить немного истерики. Любимый ссорился с женщинами? Его пришила моя соперница?!

Чушь? Чушь. Согласна. Я в это бы не поверила. Как можно влюбиться в Павлыча? Тем более что у гадкого физика это же отчество. Но меня не особо и слушают. Колдыри проникаются доверием в первые десять минут, и дальнейшее наматывание лапши на их серо-бурые уши сопровождается методичным бульканьем и позвякиванием.

При этом я максимально увиливаю от попойки – сначала вроде толкаю речь, а потом, когда мужики принимаются обсуждать покойного дворника и поднимать «бокалы» за упокой, подношу одно… кхм, судя по виду, как минимум десятиразовый платиковый стаканчик к губам, а потом, не желая даже пробовать эту дрянь, по-тихому выливаю водку на юбку. Не на пол же плескать? А так, если что, скажу, что облилась. Рука с перепоя дрогнула или что.

Скоро мужикам надоедает тема дворника, и они принимаются обсуждать власть, погоду, своих бывших жён и баб в целом, кошмарный процесс загнивания России и собственную несчастную судьбу – деликатно поддакиваю и осторожно возвращаю разговор в прежнее русло. Сидим мы долго, часа два-три, за это время на меня выливается водопад бесполезной информации. Если извлечь из него жалкие крохи полезной, получается вот что….

Если вкратце, то Павлыч был самым обычным алкашом. Давно, в бытность приличным человеком, он был женат и имел двух детей, потом начал пить. Жена не выдержала и свалила, прихватив с собой потомство, отчего «бедный» мужик запил ещё больше. Друзья его покинули, знакомые отвернулись, и только младший брат, какой-то крутой мужик, периодически принимал участие в его никчёмной алкоголической жизни: купил эту комнату в коммуналке, устроил в школу и периодически помогал материально. Не рискуя совать колдырю деньги, брат эпизодически набивал холодильник продуктами, которые дворник радостно продавал соседям. Справедливости ради стоит отметить, что он не был таким уж законченным алкашом – запои случались не чаще, чем два раза в месяц, а всё остальное время он был нормальным среднестатистическим мужиком. По крайней мере, когда не пил, он ходил на работу… и даже работал! Герой, однозначно, герой…

Серьёзно. В отличие от моего Петьки у Павлыча хотя бы была постоянная работа, а не сезонная «шабашка» из-за отсутствия денег на алкоголь. Такой вот он был положительный персонаж.

Никакой другой информации раздобыть не удаётся, и я понимаю, что пора уходить. Поднимаюсь с кривой табуреточки и, пошатываясь для правдоподобия, направляюсь к выходу. Однако не тут-то было. Цепкая лапа дышащего перегаром Ваньки хватает меня за бедро и притягивает к себе. Выкручиваюсь из его похотливых ручонок и отскакиваю назад.

Так-так.

Понятно, почему так хитро блестели его маленькие глазки – мужик-то, похоже, всё дожидался, пока я не «накушаюсь» настолько, чтобы не сопротивляться его грязным (и вонючим) домогательствам.

Мне хорошо знакомо это состояние. Мой бывший муженек-алкоголик частенько возвращался домой «подшофе» (хотя, в его случае, это скорее «зашофе» или «перешофе»), и вместо того, чтобы завалиться спать, ломился ко мне. В подавляющем большинстве случаев желания не совпадали с возможностями, но иногда мне-таки приходилось терпеть получасовые конвульсии пьяного тела.

Ну ладно, с тем «телом» я была связана узами брака, но с этим-то нет!

Делить с ним постель нет никакого желания, тем более что её тут как-то не наблюдается. В крошечной комнате грубый деревянный стол без какого-нибудь намека на скатерть, три табуретки ручной работы (кривые, неровные, с ножками разной длины), старый шкаф с выломанной дверцей (дверца стоит у противоположной стены), заваленная всяким хламом раскладушка и прочее, прочее. Незабываемый пейзаж декорирован разбросанными по полу бутылками из-под дешёвых заменителей водки (вот эта, у ножки, похоже, что из-под перцовки – и как они могут такое пить!) и сигаретными окурками. С уборкой мужики явно не заморачиваются… и вряд ли освободят раскладушку. Похоже, согласно их замыслам, я должна отдаваться колдырям по очереди прямо на этом столе. Отличная перспектива! Нет, в принципе, можно и потерпеть… но это не стоит добытых сведений. Так что мужики обойдутся.

Собрав волю в кулак, шлёпаю по руке и, максимально правдоподобно скорчив игривую гримасу, заявляю:

– Шалун! – и сразу, без перехода, – там водка ещё осталась?

Если начать отбиваться и сопротивляться, они же элементарно навалятся вдвоём, и шанса избежать мерзкой участи не останется. Хотя… да нет, не вдвоём, второй колдырь полулежит на столе и явно пребывает в алкогольной нирване. Но всё равно. Я существо хрупкое, маленькое, а этот алкаш большой и мощный (по крайней мере, мощнее меня)

– Водку давай, – несколько раздражённо повторяю я, заметив, что с первого раза до мужика не дошло, и он продолжает совать свои вонючие клешни мне под юбку. Терпеть не могу алкашей! С третьего раза до колдыря наконец доходит. Он убирает руки и, довольно хмыкнув, тянется за бухлом. Получив временную передышку, лихорадочно соображаю, что делать. Хотя суть ясна – валить от этого извращенца! Но как?

Наблюдая, как недобомж разливает свою алкогольную дрянь, пытаюсь придумать что-нибудь дельное. В голове – ни единой мысли, за исключением той, сколько же надо выпить, чтобы прельститься на мою сомнительную красу. Похоже, что мысли разбежались, не выдержав мерзкой смеси из перегара, практически выветрившегося одеколона «Тройной», дешёвого алкоголя и такого же дешёвого курева (да, кстати, эти гады ещё и курят)… ага!

Шумно дёргаю носом:

– По-моёму, пахнет газом, – главное, чтобы газ не был отключен за неуплату, а то мой план полетит к чертям.

Мужик фокусирует на мне мутный взгляд и начинает принюхиваться:

– «Цензура» пойми…

Ещё бы, в такой вонище!

– Зато я чувствую, – на самом деле ни хрена я не чувствую, но алкаш-то об этом не знает. – Сходи, проверь…

Мужик заметно колеблется, потом советское воспитание берёт своё. Бухое, пошатывающееся тело бредёт на кухню, а я хватаю сумку и выскальзываю в коридор.

– Горелки закрыт!

Подлетаю к двери. Ч-чёрт! Закрыта на какую-то дореволюционную конструкцию, которую стыдно назвать замком.

Кричу мужику:

– А ты проверь шланг! – зуб даю, что вместо нормального оборудования у них из плиты торчит обычный резиновый шланг, кое-как прикрученный ржавой проволокой. Мой бывший муж тоже пытался установить у нас такую конструкцию, но я в кое-то веке настояла на своём и вызвала газовщиков.

Срываю с кривого гвоздя свою куртку и дрожащими руками хватаюсь за замок. Меня трясёт. Адреналин из ушей, и я слышу, как бухтит второй колдырь, недоумевая, куда вдруг все подевались. Проклятый замок! Когда он его купил, при развале СССР?… а, впрочем, тут тоже есть плюсы – ведь если бы дверь вдруг открылась с первого раза, я бы, наверно, так и удрала без куртки.

– Михалыч, «цензура», шланг отошёл, газ фурычит, тебе по «цензура», «цензура» алкаш! Во баба, учуяла, как собака…

Я наконец открываю дверь и нервно хихикаю, прислонившись к косяку. Так, значит, газ всё же тек… наверно, не сильно, совсем чуть-чуть, иначе эта наполненная алкогольными парами квартира давно взлетела бы на воздух, но все равно.

Увидев, что колдырь вальяжно выбирается из кухни (куда ему торопиться), сбрасываю с себя оцепенение и выскакиваю из загаженной квартиры. Мужик орёт вслед что-то невразумительное и, кажется, бросается в погоню.

А, может, и показалось – по крайней мере, шагов я не слышу. И оборачиваться для проверки как-то не хочется.

Вылетая из подъезда, чуть не сбиваю с ног какую-то бабку, и, не обращая внимания на её праведный гнев, ныряю в ближайшую подворотню.

Немного побродив кругами и убедившись, что озабоченный алкоголик не хочет меня преследовать, замедляю шаг и направляюсь к школе. Уровень адреналина в крови постепенно понижается, и в голове начинают появляться умные мысли.

Сейчас, например, я ни грамма не сомневаюсь, что смерть Павлыча носит ярко выраженный криминальный характер. Нет, ну… не так выразилась. Понятно, нож в сердце – и так криминал, вот только мне кажется, что мужика убили спокойно, расчётливо и хладнокровно. Его не могли замочить в пьяной драке, потому, что обычно ей предшествует пьянка, а после неё остаётся страшный бардак. А в комнате Павлыча было относительно чисто, значит, либо его убили не алкаши, либо тот, кто это сделал, провёл в помещении генеральную уборку.

Как жаль, что друзья-колдыри не смогли пролить свет на личность убийцы. Единственная полезная информация не про убийство, а про какого-то таинственного младшего брата. Её скудные крохи не стоили затраченных усилий. Ну ладно, про личность этого типа попытаюсь выяснить подробнее, а пока криминальному экскаватору в моём лице пора копать в другом направлении.

Правда, сейчас у меня нет никакого желания где-то копать – вернусь домой, постираю пропахшую бомжами одежду и дочитаю детектив Рекса Стаута.

13

Наутро я направляюсь в родную школу в надежде собрать информацию о Денисе Костылёве. Всё ещё помните, кто это? Несчастный девятиклассник, с чьего хорошо замаскированного под суицид убийства и началась эта безумная история.

Да нет, вру. На самом деле странности случались и раньше. Вот, например, буквально за два часа до убийства зловредный физик с учительницей по литературе зачем-то полезли в нашу каморку. Ещё и Донцову критиковали – вот гады. Понятно, что имидж не позволяет Людмиле-Литературе брать в руки ничего, кроме классики, но нам-то, уборщицам, можно и детективчиков.

Ещё они что-то искали. Плохо помню их диалог, там вроде фигурировали перчатки – жаль, что тогда я почти не обратила на это внимания. Ну и потом, конечно, всё вылетело из головы. Правда, сейчас тем более не до них – нужно срочно проникнуть в школу и раздобыть информацию о погибшем девятикласснике.

Ловлю себя на мысли о том, что начала рассуждать о почти родной школе как о каком-то секретном объекте. Вроде того же Следственного комитета. Как странно, с чего бы вдруг? Вообще-то, я тут работаю, так что не надо никуда «проникать», таиться, лезть через чёрный ход, достаточно просто войти через главную дверь и…