Дыхание светлячков

Когда мы отплыли от базы гостеприимных пограничников, я легла ничком на палубе «Астры», сотрясаясь от неудержимого смеха. Дядя погрозил мне пальцем, сказав, что грешно смеяться над людьми, ведь они не виноваты, просто у них такая работа, но и сам ухмылялся, а Тали всерьез обсуждала с профессором Василевичем создание эпоса о нашествии капустоголовых контрабандистов.

Интерлюдия 1

ХХ год после Конца Света

Мертвец на костылях. Ну не бред ли? Во-первых: мертвые боли не чувствуют. Можно и наступать на поврежденную конечность. Во-вторых: сломанные кости, естественно не срастаются. Но зато их можно «починить», а то и заменить целиком. И не надо быть врачом с дипломом, чтобы справиться, а красиво зашить разрез после самоуправства может каждая вторая, не девушка, так бабушка.

Но незнакомый мертвец упрямо ковылял на костылях. И было в его походке что-то не то. Не ходят так ни мертвые, ни живые. Илья пригляделся и заметил, что мертвяк по очереди наступал на обе ноги, следом перемещались костыли, а спина прямая, словно столб, не сгибалась ни на сантиметр, но наклонялась в такт ходьбе и если бы не лишние опоры-костыли, незнакомец рухнул бы плашмя.

Илья хотел записать мужчину в психи, но слишком глубокие следы тот оставлял на песке игровой площадки срезая через нее путь. Мертвяк не прикидывался, что с трудом передвигается, и причиной тому служил немалый вес.

– Эй, космонавт! К каким перегрузкам готовишься? Юпитер штурмовать собрался? – крикнул мертвяку Илья.

Незнакомец закачался, выровнялся и неспешно повернулся в сторону Ильи. Блеснули стекла круглых очков в розовом свете искусственного заката.

– Экспедиция на Сириус, готовлюсь к ускорениям в десять g, – беззлобно, даже весело, сказал мертвяк Илье. Казалось, вот-вот козырнет и назовет «товарищем». Парню стало не по себе, но глупую шутку назад не вернуть. Он оглядел незнакомца повнимательнее, под белым халатом не просматривалось ничего выступающего, не иначе мертвяк-ученый напихал железок себе внутрь.

– Не смею задерживать, раз такое дело, – как можно вежливее сказал Илья.

Мертвец одарил парня благодушной улыбкой, и заковылял своей деревянной походкой дальше. От взгляда Ильи не укрылось, что у опоры купола чудика ждал персонал главной городской лаборатории почти в полном составе.

Глава 4. Сыр подозрительный, двадцать три сорта

К берегам Франции мы причалили в один из мартовских дней. Зимние льды дома только начинали таять, а здесь уже зеленела мягкая трава. Мех Ылкэпэнера еще не начал линять, и все встречные умилялись небывалой красоты пушистому зверьку. Мы с сестрой только улыбались, предвкушая, что будет дальше. Линька у песцов начиналась в марте-апреле и грядущее зрелище стоило тех неудобств, которые возникали при путешествии с животным.

Оказалось, у профессора Василевича, студенты не только в Греции, но и по всему миру. Во Франции Хенрика ожидало несколько десятков заочников разного возраста, к ним он сначала и направился. А пока опоздавшие со всей страны съезжались в небольшой городок, нам с сестрой выделили в качестве экскурсоводов старост группы – парижанку Жанну и местного уроженца Жака. Такой ассортимент имен старост выглядел бы немного подозрительным, если бы не любовь французов к букве «ж».

Тощая, как жертва голодовки, брюнетка Жанна трещала без умолку, тут же переводя французские слова на русский. Мы не пробыли в городе и часа, а уже знали, что «en salle» – в зале ресторана – дороже, чем «au bar» – у барной стойки, в центре вообще все дороже, чем в пригороде и так было еще до Конца Света, а некоторые сыры нужно съесть в течение одного дня, иначе они пропадут. И многое, многое другое. Общительная староста считала долгом упомянуть все города, расположенные на побережье, так что в конечном итоге название нашего местоположения попросту выветрилось из головы от такого обилия информации. Онфлер? Сен-Жан-де-Люз? Марсель? Вроде бы не Ницца или Канны, скорее всего один из городов, которые выросли на месте деревень не так давно. Я тщетно крутила головой по сторонам, пытаясь опознать хотя бы возраст города по архитектуре. Между тем, рассказы о Париже и истории из детства перемежались с рекомендациями покупать булочки вон в том киоске на углу, перечнями профсоюзов и забастовок, считавшихся по-видимому разновидностью праздников – Жанна была беспощадна, и робкие попытки что-то переспросить гибли под напором новых историй.

Не знавший русского Жак молчал и шагал рядом с угрюмым видом, и может, тихо ненавидел порученных профессором туристок, а может, свою студенческую «вторую половинку».

– До 1812 года прошлой эры в России учили французский. Но потом – война! И сами понимаете, все переходят на английский! – трещала Жанна.

Жак буркнул что-то в сторону, но улыбчивая парижанка тут же перевела:

– Он говорит: «Жаль потом не было крупной войны с англичанами! Учили бы китайский или португальский!» Это шутка!

Мы натянуто улыбнулись из вежливости, не понимая на самом деле, как можно шутить о смертях тех, кто не восстанет. До Конца Света смерть разлучала навсегда, и только некоторые вампиры могли похвастаться, что жили, к примеру, в пятнадцатом-девятнадцатом веках. Умершие до новой эры не вернулись, и, хотя, будь иначе, на Земле стало бы тесно и, как говорила наша бабушка Людмила, слишком шумно, шутка Жака все равно казалась кощунством.

Высокий староста хмурился все сильнее, но жизнерадостная Жанна тащила нас дальше – по магазинам сувенирной мелочевки, где мы оставили внушительную часть бюджета, в лучший сырный магазин, напротив которого располагалась винная лавка. Только тут лицо Жака утратило угрюмый вид, и он помог выбрать в подарок для отца вино. А после безмолвно страдал, пока Жанна водила нашу компанию по магазинам с воздушными платьицами и кружевами – парижанка твердо решила приложить руку к выбору неопытных туристок. Наблюдая за тем, как продавщица отрезает бирки и упаковывает покупки в красивую и дорогую коробку, я с ужасом представляла, что маме не понравится выбранное платье…

Жанна уже и мне казалась не человеком, а роботом – только Тали могла без устали мотаться за ней по всему городу, а я малодушно подумывала о предлоге, под которым можно улизнуть в гостиницу и рухнуть на кровать или даже на пол. Мы первый день во Франции, а не последний, но город уже изъезжен и исхожен вдоль и поперек.

Когда в фойе гостиницы мы с Тали передали дядиному помощнику, заскочившему на сушу по таким же сувенирным делам, подарки родным, с моих плеч буквально гора свалилась. С дядей мы попрощались еще на причале – «Астра» отбывала завтра рано утром, и сил ехать сейчас на причал у меня бы не нашлось.

Я проснулась ближе к вечеру. Ылкэпэнер, свернувшись калачиком, спал у меня под боком – нанюхался вчера незнакомых запахов и, несмотря на то, что провел большую часть времени на руках, устал.

Сестра сидела у окна и пыталась играть в домашнего бухгалтера. Длинные ряды перечеркнутых цифр отбивали всякое желание интересоваться, как у нее идут дела, но я сделала над собой героическое усилие:

– А почему там нет графы «гостиница»? Мы же не будем ночевать на лавочках? Палатку из дома мы не взяли…

– Вечером переезжаем. Не поверишь, профессора Василевича приютила одна их местных вампирш! У нее огромный дом, нашлась комната и для нас, коль уж мы путешествуем с Хенриком.

Слова Тали подействовали на меня подобно ледяному душу – до сих пор вампиры оставались чем-то далеким и нереальным, и вот вдруг всего через несколько часов я повстречаюсь с одной из представительниц клыкастого племени. И странно, ведь профессор утверждал, вампиры – тупик эволюции. Знает ли об этом его благодетельница? И почему нельзя снять комнаты у кого-нибудь из местных людей?..

За этими мыслями незаметно пролетел остаток дня, а когда стемнело за нами приехало такси.

Мадам Ивонн оказалась ниже меня ростом. Я поняла это только тогда, когда пятнадцатисантиметровые каблуки мелькнули под пышным подолом «старинного» платья.

«Вампирская мода – косить под Средневековье прошлой эры, в каком бы веке тело не приобрело клыки. Как писала Эрика, у вампиров это что-то вроде национальной одежды» – пояснил нам перед встречей профессор Василевич.

Тали с помощью морзянки тут же поделилась со мной мыслями: первая встреченная нами вампирша не громадное чудовище, но слишком крупная для паука, чтобы ее бояться. Словом, ничего особенного.

Прическу Ивонн украшали огромные искусственные цветы, вероятно подражание какой-то французской моде прошлых столетий. От ее болтовни Ылкэпэнер постоянно прядал ушами. Мне и самой казалось, что я слышу что-то похожее на урчание кошки, а не человеческую речь. Не удавалось различить и половины слов, не говоря уже о переводе, так что я даже пожалела об отсутствии здесь Жанны. Как можно бояться подобного создания? Даже клыки, то и дело сверкавшие когда вампирша улыбалась, не внушали трепета.

Хенрик героически поддерживал очевидно пустую болтовню, а нам только и оставалась, что разглядывать пышное платье хозяйки дома, пейзажи и натюрморты на стенах абсолютно обычного дома и улыбаться, когда мадам улыбалась нам.

Вскоре к Ивонн присоединилась ее близкая подруга – мадам Джаннет, ослепительно улыбавшаяся так, что видны становились и остальные зубы помимо клыков.

Французский этикет – странная штука. Еще до начала ужина я обнаружила, что не могу сесть радом с сестрой. Мужчинам и женщинам полагалось сидеть через одного, в результате чего профессор Василевич оказался между двух вампирш, но ни капли не смутился. Этот человек вызывал у меня все больше восхищения и удивления. На фоне других присутствовавших на ужине мужчин Хенрик выделялся каким-то внутренним достоинством и изяществом манер, не переходивших ни в чопорность, ни в надменность.

Домочадцы Ивонн – два молодых тощих француза, Патрис и Северин, представленных мадам Ивонн как «семья», но без уточнения кто кем приходится, сели между нами и хозяйкой. Их шеи украшала ровная, как по линейке, россыпь укусов, и я невольно задумалась о том, нормально ли позволять втыкать себе в шею что-то острое. Есть ведь куда более гуманные методы изъятия крови, но парни выглядели довольными жизнью.

Джаннет отпустила несколько понятных только французам шуток, и наемный повар подал на стол.

Следующим открытием стал факт – доноры Ивонн не стеснялись есть руками, но кусочек хлеба в тарелку с подливкой опускали исключительно с помощью вилки!

Перед Тали поставили блюдо украшенное цветами, бусинами и ароматическими свечами, словно какая-то пародия на похоронные обряды прошлой эры. Но о пришедшем на ум сравнении я промолчала. Плохое знание языка тому весьма способствовало. А вот бабуля Людмила, как филолог, несомненно пришла бы в восторг от языка, в котором вместо заявления об отправке на прогулку легко случайно выразить намерение построить башню. Потому я притворялась, что пытаюсь выковырять из раковины несчастную устрицу, а сама украдкой разглядывала представительниц тупика эволюции.

Перед обеими француженками стояли вычурные стеклянные бокалы, наводящие на мысль о какой-то местной новой моде для вампиров. Сверкающие камушки, листики, цветные перышки и ленты – кто-то несомненно хорошо заработал, прилепив все это на размалеванное витражными красками стекло. Северин наполнил эти, каким-то чудом все равно частично не утратившие прозрачность, емкости алой маслянистой жидкостью. Кровью эта субстанция определенно не являлась, к тому же, бутылка с этой жидкостью покоилась в ведре со льдом. Хотя, пьют же они как-то донорскую кровь из пакетиков, а хранить ее при естественной для тела температуре точно не получится…

За профессором Василевичем тоже оказалось интересно наблюдать. Невозмутимое лицо – та его часть, что виднелась из-за бороды, оставалось благодушным и довольным, какую бы странную субстанцию не ставил перед ним повар.

Наконец, мучения закончились – подали десерт, от вкуса которого я перестала жалеть, что не мертва как Тали. Чудесный, тающий во рту кремовый сыр с прожилками, словно от мелких кристаллизовавшихся лепестков.

Хозяйка гордо пояснила, что это новые сорта сыра, появившиеся не так давно. Профессор перевел цветистое длинное название просто «яблочный сыр», а француженки, как и Жанна вчера, стали говорить про сыр, словно сами его изобрели, и не было темы на свете важнее. Хенрик с трудом успевал переводить их речи. Похоже, обе мадам считали: чем больше мы услышим французских слов, тем быстрее постигнем их язык.

Патрису пришлось принести глянцевые каталоги сыра, благодаря которому мы насчитали по картинкам около двадцати трех сортов. Коровье молоко, овечье, козье… будь здесь Жанна, наверняка каждый сорт удостоился бы и рассказа в какой деревне вырастили первую корову, из молока которой изготовили первый образец, и на каких лугах она паслась.

К счастью, к чаю подали яблочные десерты, и разговор о козах и овцах перешел на яблочные сады.

Над столом поплыл непередаваемо прекрасный аромат. Я с удивлением заметила – у вампирш порозовели щеки. Даже голосок Ивонн стал на несколько тонов нежнее, когда она заговорила о новом сорте яблонь, всего одном, но дающем урожай и среди зимы, и в другие времена года.

Профессор Василевич не смог толком перевести, а может, не получил от вампирш ответа, как выходит, что это всего один сорт.

Мне показалось это странным, ведь Хенрик отлично знал французский, и даже если обитаешь в тундре и видишь яблони только на картинках в учебниках, невозможно верить в такие чудеса. Потому восхитительное лакомство я ела с опаской, хоть хозяйка и уверяла – это нынче самое популярное блюдо. Северин и Патрис уплетали свои порции за обе щеки и загадочно улыбались Ивонн, почти до искр в воздухе.

– Можно ли увидеть это чудо? – ни на что особо не надеясь, спросила я.