Убийство в Озерках

– То есть вы знаете, что его обвиняют в убийстве?

– Это-то я как раз знаю, – Салтыков чуть заметно усмехнулся, – но все же я жду, пока вы перейдете к делу и скажете, чего вы хотите в этой связи от меня?

– Павел Аркадьевич, я понимаю, что сейчас не вполне подходящий момент для подобного разговора, но в такой ситуации, мне кажется, дорога каждая минута, и, может быть, мы могли бы подумать, как ему помочь… – начала Нина, но Салтыков перебил ее:

– Помочь? Простите, я правильно понял? Вы обращаетесь за помощью – ко мне?

Нина смутилась: она сразу заметила что-то странное в его тоне, но не придала этому значения, потому что не понимала, чем вызван этот тон. Но сейчас ей пришлось сказать:

– Я начинаю понимать, что, вероятно, ошиблась, придя сюда. Наверное, я выбрала неподходящее время для подобного разговора… Простите…

Она схватилась за сумочку, но Салтыков остановил ее.

– Ну нет, раз уж вы пришли, пожалуйста, объяснитесь. Какого рода помощь вам нужна? Деньги? Если деньги, то, должен сказать, мои личные обстоятельства сейчас таковы, что я вряд ли смогу быть вам полезен. Я даже вынужден был сдать свой билет в Японию, чтобы иметь возможность организовать все это. – Он показал на коробки с водкой и шампанским.

Нина вспыхнула.

– Я пришла вовсе не для того, чтобы просить у вас денег…

– А для чего? – опять перебил ее Салтыков. – Может быть, вы хотите найти с моей помощью адвоката? Извольте, я готов посоветовать вам хорошего юриста. Или, может быть, вы ищите у меня моральной поддержки? Если так, то вы должны понять, что ставите меня в довольно затруднительное положение.

– Я хотела только одного: убедиться, что вам не безразлична судьба вашего товарища, но, к сожалению, вижу, что сегодня вам действительно не до него. – Нина встала.

– Нина Григорьевна, сядьте, пожалуйста. Я вовсе не хотел вас обидеть. Но и вы должны меня понять. Вы приходите ко мне в такой, я бы сказал, ответственный день… не перебивайте, я уже слышал ваши извинения… так вот, в такой день… и пусть вас не вводит в заблуждение вид всей этой праздничной мишуры: это, так сказать, дань обстоятельствам. Пришли люди, ценящие мое творчество, и я не мог обмануть их ожидания и вынужден был устроить все так, как этого требуют приличия. – Он опять показал на коробки со спиртным. – Но все это вовсе не означает, что мое душевное состояние соответствует, так сказать, приятности момента.

«О чем это он, Боже мой», – подумала Нина, которая никак не могла понять, куда он клонит и что означает эта длинная и совершенно бессмысленная тирада. Ей хотелось как можно скорее уйти.

– Я надеюсь, – продолжал Салтыков, – вы меня понимаете. Что же касается Юрганова… а кстати, как вы узнали, где он?

– Я получила от него записку.

– Записку? – удивился Салтыков. – Каким образом?

– Ее принес какой-то молодой человек. Вероятно, он… – Нина пыталась подобрать слово.

– Сокамерник? – закончил за нее Салтыков. – И что же? Что он пишет?

Вопрос прозвучал так, будто речь идет о новостях с курорта.

– Пишет, что никого не убивал, – тихо и раздельно сказала Нина, которой очень не хотелось отвечать, но она решила, что доведет этот странный разговор до конца.

– Ах, вот как. И все? Больше ничего?

– Больше ничего. Я думаю, это – единственное, что для него сейчас имеет значение.

– И вы верите ему?

– А вы нет? – Нина в упор посмотрела на него.

Салтыков поднял брови.

– Однако… вы так строги со мной.

– Боже мой, нет… Я спрашиваю, потому что вы, в отличие от меня, давно его знаете.

Салтыков вздохнул.

– Дорогая Нина Григорьевна, вы правы: еще совсем недавно я бы и сам бросился на защиту Юрганова, я бы и сам очень хотел верить в его невиновность, но, увы…

– Что же вам мешает?

– Что мешает? – переспросил он. – Факты.

– Вам известны какие-то факты?

– Мне? – Он опять многозначительно усмехнулся. – Ну, разумеется, мне они известны, иначе я бы не стал об этом говорить.

– И вы могли бы сказать мне, что произошло?

– Дорогая Нина Григорьевна, я вижу, вы действительно очень трогательно печетесь о вашем, э-э, знакомце, – простите, я не знаю, какого рода отношения вас связывают, и меня это совершенно не касается, – поспешил он добавить, заметив ее нетерпеливое движение, – но позвольте сказать вам, что подробности, которые вас интересуют, настолько, как бы это выразиться, неаппетитны, что вам, по-моему…

– Пожалуйста, скажите все, что знаете об этом! Мне очень нужно. – Нина чуть не заплакала, так страшно ей стало в эту минуту, так боялась она услышать то, во что никак не хотела верить.

– Ну что ж, раз так, извольте, – Салтыков многозначительно посмотрел на нее, и взгляд его, казалось, говорил: «Ты сама напросилась, вот и получай». – Юрганов, которого я еще совсем недавно рассматривал как своего товарища и порядочного человека, убил и ограбил… женщину. Его взяли практически с поличным, всего перепачканного в крови жертвы, недалеко от места убийства, и в кармане куртки нашли драгоценности убитой.

– Этого не может быть, – проговорила Нина помертвевшими губами.

– Мне очень жаль, – сказал Салтыков, – но я предупреждал.

– Но ведь вы знаете его много лет, вы же сами сказали. И вы верите, что он способен убить человека? – Нина задыхалась.

– Знаете что? – Салтыков резко сменил тон. – Не надо меня пугать. Я столько пережил за последнее время, что сейчас чувствую себя совершенно не в состоянии выслушивать ваши заклинания: «способен, неспособен». Мы подчас про себя-то не очень понимаем, на что мы способны, а на что – нет, а уж про других…

Нина встала.

– Простите, что отняла у вас время, – сказала она и, даже не взглянув на Салтыкова, направилась к двери.

– Подождите, – услышала она его голос у себя за спиной и остановилась, не дойдя двух шагов до выхода. – Я бы не хотел расстаться с вами таким образом. Вы должны меня понять, мне тоже нелегко.

Нина резко повернулась.

– Вам нелегко? Что именно вам нелегко, я не понимаю?

– Ну, вот видите: вы приходите ко мне за помощью и мне же отказываете в способности испытывать человеческие чувства… – Он развел руками и горько улыбнулся.

– О чем вы? Я продолжаю вас не понимать. – Она действительно не понимала, для чего он ходит вокруг да около вместо того, чтобы прямо сказать, в чем дело.

– Вы ставите меня в трудное положение и заставляете говорить о том, о чем бы я говорить не хотел. Ведь в этой истории я потерял жену.