Ноилениум

– Ладно. Но ты мне не нравишься.

– Ничего. Я не красна девица, чтоб тебе нравится. Работай давай для всеобщего блага.

Эльдар в очередной раз сверкнул улыбкой и исчез за белой филёнчатой дверью.

С того дня Саша почти безвылазно сидел дома, просматривая криминальные сводки; обзванивая дальних родственников и старых знакомых. Большинство номеров были уже неверны, но те кто отвечал с трудом вспоминали, кем им приходится Чернецов, не говоря уже о Розе. Саша страшился и одновременно жаждал узнать что-либо новое о её убийстве. Они никогда не были друзьями или врагами. Не имели общих тайн. Саша, ещё мальчишка в те годы и Роза, безликое молчаливое создание, постоянно таскающее бабушке тарелки с кашей или лекарства… Ловящее каждое бабушкино слово… Бабушка! Вот та ниточка, которая связывала их, по сути чужих друг другу людей. И он старательно пытался вспомнить всё, что слышал или видел в те дни…

…Стоял на редкость тёплый июнь. Тогда самым любимым Сашкиным занятием было валяться в огромных зарослях гортензии на старом покрывале, которое стелила бабушка прямо на траву. Ему нравилось слушать стрекот цикадок, ловить аромат вянущих на жаре цветов, наблюдать за ленивым полётом птиц. Кустарник цвёл почти под окном бабушкиной спальни, которое частенько было распахнуто настежь. Благодаря последнему обстоятельству как-то раз Саша невольно подслушал разговор, из которого тогда ничего не понял, и потому благополучно забыл. Роза о чём-то просила Маргариту, а та уже серьезно больная, нехотя отбивалась. Саша подкрался ближе. Роза настаивала:

– Маргарита Вульфовна, вы же знаете, как я вас уважаю. Никогда не сделаю вам во вред, но оставлять серьёзные вещи мальчишке – неразумно. Поймите, он не оценит. Не сбережёт.

Бабушка отвечала слабым голосом, но в нём звучала обычная уверенность:

– Нет, Розочка. Я приняла решение. Сашенька – умный мальчик. Он мой единственный наследник. Кроме того, так распорядился Пётр.

– Но вы сами сказали – мальчик! Дитя!

– Пусть так, – отвечала Маргарита. – Но не волнуйся. Я найду способ оформить всё разумно.

Роза опять раздражённо убеждала, приводя всё новые аргументы, но бабушка стояла на своём…

Вспоминая об этом теперь, Саша ясно понимал, что у Маргариты Вульфовны были свои взрослые тайны, в которые она его не посвящала. Однако Розе они наверняка были известны.

А в среду позвонила Люся. Она сдержанно попросила забрать её и мать из Ольгино. Саша понял, что обида не забылась, а как это часто случается с женщинами, многократно прожёвана словно жвачка и раздута до невероятных размеров. «Если этот пузырь лопнет, долго не отмоешься», – обречённо думал Чернецов, заводя машину.

Дорога ложилась ровной графитовой лентой, петляла поворотами и расслабляла. Мысли будто остались дома, в холостяцкой квартирке. Вчерашние тревоги превратились в обрывки тумана, который тает при первых лучах солнца. «Всё будет хорошо», – наконец созрела оптимистичная мысль и в это мгновение на дорогу метнулась пожилая женщина, стоявшая прежде на обочине. Саша резко затормозил, но столкновения избежать не удалось. Глухой стук возвестил об ударе. Внутри всё похолодело. Сердце стучало в висках, но мозг соображал ясно: он не мог критически навредить ей. Из-за дорожных работ, которые велись на этом участке скорость Тойоты была невысокой.

Саша огляделся по сторонам. Никого не было. Если он сейчас заставит себя выйти из машины и состояние женщины не совсем плачевно, у него есть шанс решить ситуацию мирно. Нужно только заставить себя выйти.

Однако она поднялась сама и хромая, направилась к водительской дверце. Это была пожилая цыганка. Лицо испещрённое морщинами, сразу показалось недобрым, а острый взгляд проник в самую душу. Саша вышел ей навстречу и спросил:

– Что же вы не смотрите по сторонам, когда дорогу переходите? Отвезти в больницу?

– Не надо в больницу, соколик. Нога у меня всю жизнь кривая. На непогодь так болит, что ступить не можно. Вот и сейчас крутит, зараза. Не надо в больницу. Цела я. Только от бед это тебя не избавит.

– От каких бед? Вы сами виноваты. Переходили в неположенном месте. На дорогу не смотрели.

– Что мне на дорогу смотреть? Я судьбу наперёд вижу. И человека в казённой форме вижу, и недобрый знак в твоей жизни.

– Ладно, сколько хотите?

– Немного хочу, голубь… Людские пути в клубок сплетаются. И один Бог знает, что за полотно из этого клубка будет соткано. Раз нас с тобою свели, значит так надобно. Потому много мне не требуется, соколик. Ладонь свою покажи. Может и подмогёт тебе старая цыганка.

– Зачем вам моя ладонь?

– Показывай, говорю, руку. Ладонь – это лицо судьбы. Ты мою судьбу мог оборвать сейчас, за это свою покажи.

– И это всё?

– Всё, всё.

Саша, мысленно матерясь и ругая на все лады свою беспечность, протянул руку. Старуха уставилась в ладонь, наклоняясь так низко, что её грязные волосы и длинный нос, едва не задевали кожу. Отвращение с каждой секундой становилось всё отчётливей. Больше всего на свете хотелось повернуть время вспять и объехать эту мерзкую бабу несколько минут назад. Тут она вздрогнула и начала плевать по сторонам.

– Слушай, может пора завязывать со спектаклем, а, Кассандра? – не сдержался Чернецов. – Держи косарь и я поехал.

– Нет, красавчик, забери деньги. Они прокляты и мне даром не нужны. Вот послушай, что я скажу тебе и век благодарить будешь старую Каце. Сперва про прошлое скажу и про настоящее, а если согласишься с тем, что услышишь, скажу что ждёт тебя. Согласен?

– У меня есть выбор? Говори и отстань уж. Я спешу.

– Ну, слушай, бриллиантовый. Вижу я женщину пожилую. Она над всей твоей судьбой висит будто меч. С ранних лет она была с тобой и жизнью твоей правила. Отец давно тебя покинул. В небо он ушёл и не вернулся. Матерь жива, но где-то далеко нынче. Так?

Саше стало неприятно, будто кто-то залез в душу и вытер об неё ноги. Откуда старуха знает об отце? Василий Петрович Чернецов, красивый статный мужчина, лётчик, служил в военной авиации и однажды на показательном представлении старенький ЯК не выдержал. Отец мог спастись, но предпочёл увести пикирующий самолёт подальше от толпы. Это спасло людей, но погубило отца.

А мать… Мать ещё в начале девяностых, закрутила любовь с музыкантом-испанцем, который приехал в Питер на международный творческий конкурс. Их роман был бурным и счастливым: мама вышла замуж и уехала в Испанию. Саша решил остаться, и ему тогда показалось, что её это ничуть не расстроило, а скорее, наоборот. «Ты уже большой. Решай сам», – всё, что сказала она ему тогда и улетела к любимому кабальеро. Так Саша и остался на попечение бабушки.

Тем временем Каце продолжала:

– Девушка у тебя есть. Хорошая. Любит тебя. Она – твоя судьба, а ты противишься. Напрасно… С ней ты будешь счастлив. Ну что? Права я?

– Возможно.

– Тогда слушай дальше. Женщина та, что прошла через твое детство – недобрая. И хоть нет её давно на этом свете, висит она над тобой как тать. И не только над тобой. Из-за неё кто-то недавно погиб. Дай-ка ещё гляну. Вот! Точно вижу знак. Тоже женщина, но моложе. И ты был знаком с нею, верно?

– Продолжай, – Саше показалось, будто в спину кто-то задышал холодом.

– До тех пор, пока эта тень не уйдет с твоего пути, счастлив ты не будешь. Убрать её трудно, но можно. Я научу. Слушай. Избавься от всего, что связано с ней. Как бы жаль не было – избавься. Что люди будут покупать – продавай. Что не купят – даром отдай. Только так свою жизнь спасёшь. Иначе загубит она и тебя, окаянная. Нет ей покоя. А потом, пятую часть от вырученного в Храм Божий отнеси и молитву сильную о ней закажи. Тогда откроется твой путь, груз с плеч упадёт, замки отворятся, оковы распадутся и будешь ты со своей девушкой счастлив. Двое ребятишек у вас будет. Вот они, смотри, – и старуха ткнула грязным ногтем в две малоприметные линии на Сашиной ладони.

Он брезгливо одёрнул руку и со словами: «Спасибо, достаточно», положил в карман цыганки «пятихатку». Слушать её Чернецов больше не мог.

– Смотри, соколик, твоё счастье – в твоих руках. Послушаешься и Бога благодарить за нашу встречу будешь, – прокаркала вслед старуха.

Саша ударил по газам и машина с визгом сорвалась с места. Прежнего спокойствия как не бывало. Откуда цыганка знала о гибели Розы? О папе и маме? Совпадение? А что, если она действительно обладает даром? Сейчас много об этом пишут. Надо признать, его бабушка всегда была очень требовательным человеком. Но она любила внука и её властность никогда не тяготила. А может быть, он просто не замечал? Ведь не зря почти все обитатели питерского дворика, где они жили, да и соседи – дачники, побаивались Маргариту. Мало кто водил с ней дружбу. Если подумать, то и настоящих друзей у неё не было. Однако когда бабушка хворала, кто-то неизменно присылал ей самые дорогие лекарства, цветы, книги. Кто это был Саша не знал. «Мой тайный воздыхатель», – отшучивалась бабушка, а внук и не пытался выяснить правду.

Из имущества она оставила ему огромную квартиру в Питере, которую Саша теперь сдавал и дачу в посёлке Лисий Хвост. Саша даже не помнил, когда был там в последний раз. И в тот самый момент он ощутил непреодолимое желание вернуться в старый, добротный дом. Ему захотелось увидеть его тёмно-коричневые стены, белые ставни и разросшийся сад, приносящий прохладу в жаркий полдень. Может быть, окунувшись в детские воспоминания он сумеет что-то понять и наконец-то сложить этот паззл.

Бардачок был полон всякого хлама, но к счастью на брелоке с ключами от бабушкиной квартиры, нашёлся и ржавый ключ от дачи. Люда подождет и её мама тоже. Саша свернул на ухабистую дорогу, ведущую в дачный посёлок Лисий Хвост.

Глава 4

Фамильные тайны.

Старый дом с укоризной смотрел на владельца облупившимися окнами. Саша толкнул калитку, пытаясь стряхнуть чувство вины. Нехотя, с жалобным скрипом, она распахнулась и впустила его. Облетевший сад и дорожка устланная листвой привели к крыльцу, как к храму. Только здесь был храм его воспоминаний. Храм его детства.

Он почти видел себя мальчишкой. Видел бабушку, накрывающую стол белоснежной скатертью. Вот она приносит блюдо с пирогами, затем кувшин с киселём и малину в хрустальной розетке. Над лакомством кружат осы, а Сашка бегает вокруг бабушки, едва не снося её с ног.

– Санька, не бегай! Мокрый уже как мышь церковная, – ворчит она. – Угомонись и вымой руки. И когда я научу тебя вести себя, как подобает Чернецову?

– А кто такой Чернецов?