Ненадежный свидетель

Глава 33

Галлюцинация

Сколько времени я здесь? Опустошение. Я давно привык к запаху, уже не обращаю никакого внимания. На руках завернутое в простыню легонькое тело ребенка. Тело? Нет. Косточки, обтянутые иссохшей кожей. Темные волосики, зеленое платьице в цветочек с белым плотным воротничком. Мельник была права, мне не спасти Люську, монстр она или нет. Сколько абсурдных вариантов ни придумывай, это бесполезно. Малышка, которую я изначально принял за Нику, – моя дочь. Поэтому и могила была пустая. Не понимаю… Зачем все это? Они забрали тело, переодели в платье пропавшей девочки. Для чего? Бессмыслица. Абсурд. Не выходит придумать хоть какое-то логическое объяснение. Мысли разрозненны, не могу и пары предложений сформулировать. Все разлетелось, стоило зайти в эту чертову комнату.

– Папочка, – пищит рядом галчонок. Ладошку свою на руку положила. – Пап!

Не могу ничего ей ответить. Кто этот образ в моей больной голове, который так нежно зовет меня папой? Дочь? Нет! Это не может быть она. Вот моя девочка, завернутая в старую, покрытую багровыми пятнами простыню…

– Папа, это правда я, твой галчонок, – отвечает малышка. А с Мельник у нее действительно намного больше общего, чем я мог предположить. Неужели она тоже читает мои мысли? И читала все это время. Что за бред? Док прав. Моя дочь… Нет! Не так! Хватит! Образ моей дочери – плод моего воображения, поэтому она знает мои мысли. Она – это я. Мое скрытое подсознание. Выходит… Все это время, пять долгих лет, я разговаривал сам с собой. Павел Степанович сейчас бы в ладоши хлопал, пациент наконец принял необратимый факт.

– Папочка, я тебя люблю.

Пытаюсь посмотреть на нее, не выходит. Голову повернуть не могу. Совсем не те слова, которые я бы сказал сейчас. Впрочем, мой разум достаточно умен, чтобы пять лет дурить самого себя. Выкручивается, как может, не хочет расставаться с галлюцинацией. Хотя бы с этим разобрались. Мила обещала, что я найду ответы, вот один из них. Никто не говорил, что будет легко. Но… Ники здесь нет, да и не было никогда. Это место давно пустует, думаю, с того самого дня, когда погибла моя малышка. Тогда зачем было приводить меня сюда? Чтобы я вспомнил, что-то понял? Но что я могу понять, а главное, для чего? Здесь личное. Издевка, вендетта. Неужели эта женщина просто хотела отомстить? Я отверг ее, больно, неприятно, по самолюбию ударил. Но это она отняла у меня все. Разрушила мою жизнь! И все же не верю, что она могла так поступить. Ей действительно жаль. По глазам видел, когда она указала на этот палас. Значит, что-то другое. То, чего я не вижу.

Пять лет назад я спустился в этот подвал, уже зная, что мой ребенок мертв. Пустые комнаты, разбросанные игрушки, немытая посуда. Детей уводили в спешке. Но своего ребенка я нашел. Сидел с ней так же, убаюкивая на руках холодный труп. А потом… Потом я увидел белый дым. Почувствовал запах цветов. И тогда появились они. Да, это точно были они. Те самые чудовища, о которых я твердил все это время. Дионеи.

Не знаю, что сделали со мной эти твари. Пустота. Но первое, что я услышал, придя в сознание, это крик жены. Увидел, как она падает на колени возле накрытого простыней тела нашей девочки. Аленка так смотрела на меня, ждала, что я обниму, успокою, заберу хотя бы крупицы боли. Она нуждалась во мне, взглядом молила. А я молча ушел. Вышел из больницы, думая не о своих девочках, а о чудовищах, которых не мог выбросить из головы. До сих пор не могу. Поэтому я здесь. В прошлый раз я что-то упустил, теперь бы разобраться, что именно.

Шаги на лестнице. Твари вернулись? Я в ловушке, бежать некуда. Да и незачем, на этот раз я не побегу. Хочу только одного, чтобы все это прекратилось!

– Макаров! – знакомый голос. Афанасьев. Быстро добрался, впрочем, кто его знает. В замкнутом, закрытом от дневного света пространстве, сложно понять, который сейчас час. – Макаров, чтоб тебя! Медленно опусти девочку на пол. Не глупи. Я знаю, что ты ни при чем, не вынуждай стрелять.

Пистолет на меня наставил, целится. Труп ребенка за Нику принял. Неудивительно. Кусок подола из-под простыни торчит, платьице пропавшей малышки, ни с чем не перепутаешь. Молча личико ребенка открываю. Оружие опускает. Все без слов понятно.

– Это твоя дочь, – с сочувствием произносит. – Здесь кто-то еще есть?

– Нет. Только Мельник, она наверху, – коротко отвечаю.

– Кто? – не понимает он. Такое сложно понять, как и представить, что твоя напарница – на самом деле монстр.

– Лейтенант Александра Мельник, твоя помощница. Она привела меня сюда, помогла найти… мою дочь. Александра одна из них, вернее, ее зовут Мила. Во всяком случае, пять лет назад ее звали именно так. Тогда Люсю забрала она. Любовница недоделанная! Но это уже неважно. Все бессмысленно! Они опять обыграли нас. Ники здесь нет. Я понятия не имею, где искать ребенка!

– Макаров, да о чем ты? Какая, к черту, помощница? – смотрит как на психа, разве что у виска пальцем не крутит. – Мой помощник – Шурик. Лейтенант Александр Аркадьевич Мельник. Я не понимаю, о какой женщине ты говоришь! У тебя совсем кукуха поехала?

– Что? Но… – Бред какой-то. Этого не может быть. Они пришли вместе, когда я был в изоляторе, как и на детской площадке, кладбище. Общались. Или нет… Говорила только Мила, Афанасьев не отвечал. Он ни разу не ответил этой женщине. Как такое возможно? Был еще бармен, администратор в отеле. Они должны были видеть ее. Как глупо! Общение всегда шло через меня. Да что со мной не так? Неужели эта женщина все это время была только в моей голове? Точно так же, как и Люся. Но этот поцелуй, да я чуть не придушил чертовку! Я чувствовал ее, как сейчас чувствую тело дочери на руках. И машина! Она вела машину, села за руль, когда я напился. Нет… Я вел. Как и рисунки, Люськины картинки, которые рисовал я сам. Как такое может быть?! Впрочем, с точки зрения медицины, все вполне закономерно. Моя болезнь прогрессирует. Но если все это на самом деле так, чему я вообще могу верить?

Дым. Белый дым… Как и в прошлый раз. Клубами по полу идет. Следак оборачивается, оружие опять поднял. Он его тоже видит.

– Кто здесь? Это полиция. Капитан Афанасьев, Следственный комитет. Выходите на свет с поднятыми руками! – громко требует мужчина, водя стволом из стороны в сторону. – Макаров, что здесь происходит?

– Чудовища, – отвечаю я. За белым дымом должны быть чудовища. И этот запах цветов… Дышать становится сложнее, пространство немного плывет. Свет начинает мелькать перед глазами.

– Что это, черт возьми! – нервничает следак, в пустоту трижды стреляет. Глаза безумные, взгляд бегает, движения хаотичные. Но я никого не вижу. – Макаров, держись за мной! Кто эти твари?!

– Папа, – зовет галчонок, рукой на пол указывает. Дым идет из круглых отверстий, на стенах тени. Из-за мелькания света кажется, что они двигаются. Нет никаких монстров. И не было никогда. Это галлюциноген. Мы вдыхаем с паром галлюциноген! После пяти лет в психушке на сильнодействующих препаратах мой организм, видимо, приспособился. Развилась толерантность к психоактивным веществам, для меня эта доза слишком маленькая. Но не для Афанасьева. Он видит то же самое, что и я пять лет назад.

– Макаров, нужно уходить! Забирай тело дочери и держись за мной. Я вас прикрою, – кричит он и выбегает в коридор, а я остановить не успеваю. Голова начинает кружиться, рассудок немного затуманен. Чем дольше мы вдыхаем, тем сильнее действие. Наматываю часть простыни на лицо: дышать нужно как можно реже.

Выстрел, еще один. Следак разошелся, нужно его остановить, пока нам всем не навредил. Стоп. Не тот звук. Это другое оружие. Выхожу в коридор. Роман на полу, на рубашке пятно крови расходится. Дьявол! Это сделали не мифические чудовища. У выхода силуэт, догнать пытаюсь и опять не успеваю – дверь захлопнулась. Пытаюсь изнутри открыть, а не поддается. Нас заперли. Вот же! С противоположной стороны что-то тикает. Не нравится мне все это. Нужно выбираться поскорее.

– Эй, живой? – Подхожу к Роману: он в сознании, коридор оглядывает. Оружие из рук выпало, дотянуться пытается. – Нет, капитан, сейчас тебе это не нужно. – Забираю пистолет, сзади за пояс прячу. Не хватает, чтобы он еще стрельбу устроил. Дыхание ровное. Пуля в животе. Навылет не прошла. Легкие, сердце не задеты, печень с другой стороны. Уже хорошо. Если одной почки лишится, жить можно. Но кровотечение сильное. Стаскиваю кофту, к ране прижимаю: – Придави рану. Я поищу выход.

– Макаров, уходи… Эти твари нас сожрут. Беги отсюда, – с трудом произносит он, за руку схватил. – Убирайся, пока живой! Они повсюду…

– Слушай меня внимательно. То, что сейчас ты видишь, – этого нет. Это все галлюцинации. Нет никаких дионей. Мы вдыхаем отраву, – пытаюсь объяснить я. Бесполезно. Он верит своим глазам, как и я. Психушка переубедить не смогла. – Так, ладно, капитан… Не шевелись, я скоро. Монстры тебя не тронут.

– Макаров, зря я сразу тебе не поверил, – произносит он. Голову поднял, смотрит пустым взглядом. Нужно уходить.

– Папа, – зовет малышка, в палате на сумку с красным крестом указывает. – Возьми это. Девочки хотели мне помочь, но не смогли. Не сердись на них, ладно? Это все из-за него…

– Кто он, доченька? – спрашиваю. Сам за руку беру. Галчонок глазки опустил, на лестницу смотрит.

– Вам нужно уходить! Я покажу выход, – говорит она, а на мой вопрос не отвечает. Но сейчас она права. Тиканье за дверью напрягает. Так, ладно… Тело на руки беру, сумка, рюкзак на спине. Еще Афанасьева тащить на себе придется, сам идти не сможет. Не потяну. Придется выбирать. – Оставь. – До скелетика дотрагивается. – Я всегда с тобой и мамой. Сейчас так нужно.

– Но…

– Тебе понадобятся рюкзак и аптечка, – отвечает дочурка. – Все хорошо. Пожалуйста, пап, вам нужно уходить!

Черт возьми! Киваю, тело малютки обратно в кровать укладываю.

– Я так люблю тебя, доченька… Прости меня. – Как я могу вновь оставить ее здесь? В том самом аду, через который ей пришлось пройти. Какой после этого из меня отец?! – Я вернусь… Что бы ни случилось, вернусь.

Ложь, сам себе вру. Не хочу признавать действительность, но это тиканье… Хватит ли нам времени.

– Давай, капитан. Поднимайся. – Помогаю встать, под руку подхватываю. Тяжеленный. На ногах оба удержались, уже хорошо. – Показывай, галчонок.

– Это твоя дочь? – Следак на мою малышку указывает. Он ее действительно видит или крыша после всего этого поехала у нас обоих? Парные галлюцинации. Еще образы монстров можно логически объяснить, но это… – Люся? Это же она. Но как?

– Ему совсем плохо, – очень по-взрослому констатирует ребенок. – Вам сюда. – Пальцем на картину указывает. Нажимаю, дверь в стене открывается. Коммуникации проложены, септик, скважина. Мы все еще под землей. Сложно назвать это место помещением, скорее вырытая яма. С одной стороны обычная срезанная земля, корни торчат, с трех других старые доски, камнями подпертые. Грязь, воды по колено. Люська поднимает голову. Свет, тонкий лучик света прорывается через отверстие. Проход закрыт листом профнастила. Неустойчивый, от ветра дребезжит, с большой долей вероятности не прикручен. – Вам нужно подняться. Твой рюкзак, там снаряжение.

– Одну минуту, ждите здесь. – Афанасьева на землю усаживаю. Хочу забрать тело, Люська дорогу преграждает. Головой мотает.

– Папа. Ты не успеешь, уходите. – На маминых голубых глазенках слезы. Обнимает, носом в живот уткнулась. – Пожалуйста, папочка, уходите…

– Хорошо, – сквозь ком в горле отвечаю. Вываливаю содержимое рюкзака на землю: веревка, обтяжка, карабин. Следака смогу вытащить, главное, самому вскарабкаться. Не так высоко. Но подъем вертикальный, камни осыпаются. Внизу железяки, прутья торчат. Сорвешься, хорошо, если сразу умрешь. Дьявол! На дочь смотрю. Травмы сопоставимы… Она погибла здесь. Пыталась сбежать. Сражалась изо всех сил, ей почти удалось… Поэтому Люся знает выход. Но если она лишь плод моего воображения, как мне удалось найти его?

– Прости, папочка. Я не справилась. Но ты сможешь, я в тебя верю, – улыбается. – Я буду ждать наверху.

– Смелая она у тебя, настоящий боец. В отца пошла, – синими губами произносит следак. Поднимается, опираясь о стену. – Я подсажу. Лезь уже, пока эти твари до нас не добрались…

Действительно бредово звучит. Я пять лет нес эту чушь, обидно будет умереть сейчас. Я знаю еще не всю историю.

Хватаюсь за корень. Крепкий. Подтягиваюсь, еще пара рывков – и буду на поверхности! Дьявол. Нога соскользнула, едва вниз не улетел, пальцами за гранитный выступ успел ухватиться. Профнастил отодвигаю, поддается. Прав был, не закреплен. Я наверху. Люська, как и всегда, рядом. Обнимает, за шею схватилась. Я ее чувствую… Как живую.

Дом позади нас, в десяти метрах. Если я прав насчет того, что тикало на дверях, досюда достанет, нужно торопиться, надеюсь, время еще осталось. Скидываю веревку.

– Возьми аптечку и обвяжи себя, я тебя вытащу, – кричу вниз.

– Уходи, Макаров, – отвечает он. Мы так не договаривались, не пойдет. – Я должен закончить с этими монстрами раз и навсегда… Уходи, говорю!

– Здесь ты с ними не покончишь! Посмотри на меня! – Вниз свешиваюсь. – Нет никаких чудовищ! Ты мне сам говорил, что все зло в этом мире творят люди. Ты был прав. Мы еще не закончили! Ника сейчас у настоящего монстра, и этот монстр – не мифическое существо, он больной ублюдок, который столько лет похищал маленьких детей! Мою дочь мы спасти не успели, но Ника все еще жива! Так что поднимай свою задницу и лезь сюда! Я не собираюсь разбираться со всем этим в одиночку!

Слова подействовали, веревку обвязал. Тяжелый медведь, зараза… Руки все содрал, но вытащил. Упасть прямо здесь готов. Срочно нужна передышка.

– Прямо сейчас… Бегите! – кричит галчонок, на дом смотрит. Уже не успеем. Тикающий звук… Я оказался прав, эта была взрывчатка. Резкий хлопок, огонь, и пустота.

Шум в ушах. Копоть, дым. Где я? Голова раскалывается, по лбу что-то течет, густое, липкое… Кровь. Осколком посекло. Глубокий порез, но по сравнению с тем, что было бы, не успей мы выбраться, – царапина. Руки-ноги шевелятся, кишки не выпотрошены, железяка не торчит. Кажется, живой.

– Папа, папочка! – Мой галчонок. На щеках слезы, сжалась в комочек, ножки к груди поджала, за руку меня теребит. Испугалась малышка. Она всегда так делала, когда боялась.

– Ты в порядке? – Глупый вопрос, но не мог не задать. Кивает, сильнее расплакалась. – Глупышка, со мной все хорошо. От твоего папки просто так не избавиться.

– Поднимайся уже, Макаров, – хмыкает знакомый женский голос. Мила. – Через двадцать минут тут будет полно пожарных. Тебе нужно убираться, и прямо сейчас.

– Афанасьев жив? – Оглядываюсь. В паре метров лежит, досками завален, не шевелится. – Вот же… – Подхожу к нему: пульс есть, дышит. Кроме пули в животе, новых травм не добавилось. – Капитан, слышишь меня? – В отключке. По щекам бью. – Давай уже. Приходи в себя.

Аптечка рядом валяется. Хороший набор, из необходимого бинты, антисептик, гемостатик местного действия, обезболивающее и антибиотики. Но кровопотеря сильная. Может быть, шок. Есть! Инфузионный раствор натрия хлорида с системой для вливания. Капельницу мне в таких условиях делать еще не приходилось. Да и ни в каких не приходилось. Аленка внутривенные уколы делала, подглядел. Справлюсь, главное – найти, на что пакетик подвесить. Люська подсказывает, указывает на торчащий сучок.

– Макаров? – стонет следак, глаза открыл. – Мы живы? А монстры, они… – Сквозь меня смотрит, глаза вылупил. – А я знаю тебя. Ты… Наша утопленница.

– Милада, товарищ капитан, – улыбается та, плечиками жмет. – Приятно познакомиться.

– Так значит, теперь ты ее видишь, – бурчу под нос. – А как из психушки сбежал, так я один виноват. Так, для справки, это она меня вытащила.

– Макаров, эта девушка мертва, ее убили пять лет назад, – откашливается следак.

Да, точно. Я и сам уже это понял, но не сложил два плюс два. Самостоятельно изолятор я бы не открыл ни при каких обстоятельствах. Мила нематериальна, она не могла мне помочь. Когда я очнулся, дверь уже была открыта, одежда, пропуск в кармане. Меня выпустили. Кто-то изначально хотел, чтобы я сбежал. Ну же, думай, дурная голова! Меня хотели посадить в пятый изолятор, а Павел Степанович настоял на восьмом. Он ближе к выходу, и камеры можно обойти. Тогда я не обратил на это внимания, но док знал, что смерть Люси была случайна. Прямым текстом сказал мне это в лицо в последнюю нашу встречу, говорил о каком-то чуде, которое может мне помочь. Бред. Слишком мало оснований. И, несмотря на логику, знаю, что мне нужно именно в психиатрическую больницу. Откуда такая уверенность? Может, мой мозг зафиксировал какую-то информацию, когда я был под воздействием галлюциногена? Если я видел преступника, то это могло бы многое объяснить.

Голоса совсем рядом. Узнаю один из них. Шурик. Точно Шурик. Подмога прибыла раньше пожарных. Если меня сейчас схватят, до этого ублюдка мне будет уже не добраться.

– Твои ребята, – киваю следаку. – Мне нужно идти. Я еще не закончил.

– Макаров, стой! – За штанину хватает. Не отпустит? А я ведь ему жизнь только что спас. Нет, не угадал. Ключи протягивает. – Машина недалеко отсюда. Ты же знаешь, что делаешь, так?

– Да, – киваю. – Я найду ребенка. Это все док…

– Иди. – Головой в сторону мотает, лишних вопросов не стал задавать. – Давай уже, брысь, а то попадешься. Ты все еще в розыске.

Только за деревьями успеваю скрыться, как и они выходят. Шурик со всех ног к капитану бежит, позади трое ребят из участка. Беспокоится за своего начальника, отцом в некотором роде считает.

– Товарищ капитан, вы ранены? – мечется, не знает, что делать. – «Скорую» вызывайте. Пусть вертолет пришлют, на машине близко не подъехать! Роман Михайлович, что здесь случилось? Это Макаров сделал?

– Нет. Это все монстры. Дионеи. Макаров… Он меня спас. Вытащил из логова, – отвечает Афанасьев. Непредусмотрительно. Сочувствую, по опыту знаю, такими версиями лучше не раскидываться. Но у него сейчас мозги из-за галлюциногена набекрень. Чего еще ожидать? И так неплохо держится. – Ты что вообще здесь делаешь? Ты же на концерте должен быть.

– Я не пошел, Вася, ну, подруга-хакер, просчитала путь и выяснила, что координаты подземного маршрута и местоположения телефона Макарова схожи. Был только один нюанс, ветка метро и канализации не пересекались, поисковики нашли проход, но пошли в другую сторону. Я решил, что вам понадобится помощь. Угадал. Когда подъезжали, услышали взрыв. Машина в грязи застряла. Пришлось пешком, – на одном дыхании вывалил помощник. – Да и Василиса мне больше, чем Карина, нравится. Как-то так…

– С этого и надо было начинать, – усмехнулся следователь. – А подругу нам твою точно в участок надо. Ценный кадр пропадает.

– Она не согласится. Роман Михайлович, а вы действительно сказали, что это все монстры, или мне послышалось?

– Сам не понимаю. Я видел, Шурик. Собственными глазами видел. Поклясться могу… Так же как Люсю и утопленницу нашу. Они обе здесь были вместе с Макаровым.

– Роман Михайлович, – волнуется парнишка. Слышать бред от близкого человека – так себе развлечение. Как бы товарищ капитан в психушку после всего этого не загремел. – Вы потеряли много крови, лежите. «Скорая» уже в пути.

– Макаров. – Мила от сценки отрывает. Недовольна, в сторону дороги жестом головы указывает. – Афанасьев в надежных руках, нам нужно уходить, пока они весь лес не оцепили.

Глава 34

Голубка

Останавливаюсь возле больницы, в окна заглядываю. За пять лет это место действительно стало мне домом. Как бы парадоксально ни звучало. С Павлом Степановичем у нас не всегда были хорошие отношения: лечению я сопротивлялся, проблем доставлял немало. Но он сумел достучаться, нашел подход. Да и дионеи действительно оказались частью моего воображения. Док во всем оказался прав. Может, я зря устраиваю охоту на ведьм? Обоснованных доказательств его причастности нет. Лишь предположение психически больного, сформулированное на основе пары брошенных фраз и выборе изолятора… Более дурацкую ситуацию представить сложно. Я хочу прийти к человеку, который все это время пытался помочь мне выздороветь, угрожая пистолетом. Идиотизм! Мне даже обвинить его не в чем! И все же мы здесь. Сам не могу объяснить, но точно знаю, что движемся в верном направлении.

На заднем сиденье дочка с Милой. Знатная из нас вышла троица. За всю дорогу ни слова не сказали, что одна, что другая.

– Люся, сходи прогуляйся. Твой папа хочет со мной поговорить, – мурлычет Мила.

– Не указывай, что мне делать, – дуется галчонок. Впервые слышу, чтобы они разговаривали. – Ты мне не мама!

– А могла бы ей быть, – хмыкает Мила. Нет, так не пойдет, не позволю гадине так со своей дочерью разговаривать. – Ты же сама знаешь, мы с твоим папой…

– Рот закрой. – К стерве поворачиваюсь. Который раз желание придушить возникает. – Галчонок, дай нам пару минут, нам нужно поговорить. Пожалуйста.

Дочь руки скрестила, растворилась. Обиделась. Никудышный из меня отец, который раз убеждаюсь.

– Ладно, Макаров, не тяни. Если хочешь что-то спросить, перед тобой открытая книга. – На переднее сиденье перемещается, ногу на ногу закинула. – Я слушаю.

– Значит, ты мертва. Тебя убил я? – Пять лет назад в отеле я пытался ее задушить, но не смог. Может быть, закончил начатое, когда нашел свою дочь? Способен ли я на убийство? Сам не знаю. Наверное, да. За последнее время я узнал о себе слишком много нового.

– Расслабься, – улыбается она. – Ты – не убийца. Даже такую, как я, придушить не смог. Тварь… Ты был прав, я действительно тварь, пусть и не дионея, но все же. Я столько плохого сделала… А знаешь, Гриша, я не всегда была такой. У меня были мама, папа. Вернее, отчим, но на тот момент я даже не знала об этом. Обычная маленькая девочка. У меня была хорошая семья, любящие родители. Мы часто гуляли в парке возле нашего дома. Однажды мы с папой нашли белую голубку со сломанным крылом. Ручная, совсем не боялась людей. Не знаю, сколько она так пролежала одна на морозе, но мы забрали ее домой. Я всю ночь с ней просидела, отпаивала, заботилась. Уснула только под утро, а когда проснулась – произошло чудо. Птица выздоровела. Даже сломанное крыло срослось. Папа сказал, что я – настоящая волшебница. Я маленькая еще была, не понимала многого. Голубка умерла в ту саму ночь, а родители, пока я спала, принесли точно такую же. Даже не знаю, где они смогли найти. Но это так и осталось самым счастливым воспоминанием в моей жизни, даже когда я осознала правду. Да, мне было жаль птицу, но папа с мамой так поступили из любви ко мне. А потом все изменилось. Был пожар. Мама погибла, а меня спас мой биологический отец. Вытащил из огня, мы с ним уехали сюда, в Москву. Он хотел, чтобы я выздоровела, говорил, что сможет вылечить мою болезнь. Делал страшные вещи, испытывал лекарства, электрошок… В его руках я стала той самой голубкой, которой, чтобы выжить, пришлось стать другой. – На глазах Милы слезы. Ей больно говорить, не привыкла показывать свою слабость, вот и теперь за натянутой улыбкой прячется. – Ты уже и сам все понял. Я первая жертва. И тот, кого ты ищешь, – мой родной отец.