Ненадежный свидетель

– Ты привела меня к Люсе, ты предала его. За это не прощают, твои слова. Что же он за монстр, если смог убить свою дочь?

– Знаешь, почему я влюбилась в тебя? Ты напомнил мне, что такое семья. Какой она должна быть. – Слезы смахнула, в глаза смотрит. Маску безразличия натянула. – Люся была не первой, кого я помогла похитить. Но только встретив ее и тебя, я поняла, что все это неправильно. То, что делает мой отец… Так быть не должно. Но я не могла пойти против. Боялась разочаровать. А твоя дочь ничего не боялась. Боролась. Она погибла по моей вине, я должна была приглядывать за новенькими. Знала, что они хотят с Катей бежать, но закрыла глаза. Хотела дать им шанс. Ничего не вышло. Люся погибла. Тогда я решила, что никто из моих сестер больше не умрет. Я привела тебя, чтобы ты спас остальных девочек. У него большие связи, я не могла сказать никому, кроме тебя. Но он как-то узнал и подготовился… После этого отец больше не доверял мне, я стала не нужна. И все же я рада, что поставила на тебя. В конечном итоге мы на месте. Я знала, что ты сможешь его найти.

– Твой отец Павел Степанович? Я прав?

– Прости, Макаров, дальше ты сам. Я больше ничем не могу помочь.

– У меня к тебе еще один вопрос. Зачем ты превращалась в дионею? Могла бы раньше сказать правду.

– А ты бы поверил? – усмехается она. Разумеется, нет, я столько лет выискивал монстров… Она сделала то, о чем просил я. Подыграла душевнобольному. – Главное, не облажайся! Ты видел его лицо.

Исчезает. Вот же чертовка! Да и Люськи нигде нет. Обиделась, что ли? За поясом пистолет. Не знаю, сколько осталось патронов. Да и как вообще пробраться в психиатрическую больницу в таком виде? Тем же путем, что я выбрался отсюда – не выйдет. Пропуска нет, да и в стационарное отделение мне незачем, успею еще. Придется импровизировать. Через час конец дневной смены, лучше времени не придумать. Попасть в психушку гораздо проще, чем из нее выбраться. Пойдем через парадный вход. Кабинеты врачей находятся в правом крыле, палаты в левом. Ни решеток, ни пропусков, один охранник, да и тот не особо внимательный. Редко кого в лицо запоминает, можно было бы и так проскользнуть. Народу много проходит, особенно в утренние часы, когда прием амбулаторных пациентов, консультации. Вечером людей меньше, особенно под конец рабочего дня, да и мою рожу во всех новостях засветили, не стоит рисковать. Дождусь, пока покурить выйдет. А делает он это раз в полчаса, стабильно, по графику. Сколько лет за ним наблюдал из окна палаты!

Персонал дневной смены по домам расходится, кажется, последняя парочка медсестричек выходит. Павел Степанович обычно работает допоздна, мне на руку. Надеюсь, не изменил своим привычкам. Свет в кабинете горит, значит, на месте. А вот и сам заядлый курильщик, за корпус заходит, побаивается, что начальство застукает. Мой выход. На посту, как и ожидалось, никого. Перескакиваю через турникет. Никогда не понимал смысл метровой конструкции, открывающейся при помощи кнопки. Кого она может остановить? Любой школьник перелезть сможет, козел на уроках физкультуры и тот выше.

Поднимаюсь на второй этаж, крайний кабинет. Табличка «Заведующий психиатрическим отделением Окунев Павел Степанович», мне сюда. Обычно врачи сами заглядывают к своим пациентам в палаты, но мне приходилось бывать здесь прежде. Играли в шахматы по пятницам, разговаривали. Двести тридцать пять партий со счетом 117:118 в пользу дока, сегодня как раз пятница, у меня должен был быть шанс отыграться.

Стучу. Зачем я стучу? Кто так с пушкой в руках заходит?

– Григорий Константинович? – отрывает из-за стола глаза Окунев, как только дверь открыл. – Проходите, присаживайтесь. Я сейчас освобожусь. – Как идиот на кресло опускаюсь. Он пистолет не заметил, или у меня в руках вместо оружия зеленый огурец? Ведет себя так, словно ничего не происходит. Стопку амбулаторных карточек пациентов собрал, в ящик под замок складывает. – Прошу прощения, бумажная волокита, нужно было закончить. Григорий, позволите полюбопытствовать, что привело вас ко мне? – И что я молчу? Как школота перед директором застыл! Нужно брать себя в руки. – Я предполагал, что после того, как вы в спешке покинули больницу, вы не вернетесь сюда добровольно. Вы нашли, что искали?

– Нашел. Вы были правы, док, дионей не существует, – выдаю я. Браво! Два слова связал! Павел Степанович улыбнулся, молчит, не в его правилах перебивать. Но, признаться, я ожидал более эмоциональную реакцию. В конце концов, я в кои-то веки признал его правоту. – Я нашел место, где погибла Люся. Это нечто вроде бункера в ближайшем Подмосковье. В прошлый раз я подвергся воздействию сильнейшего галлюциногена. Я был уверен, что они реальны, что они убили моего ребенка, но это не так. – Паузу делаю, драматичности нагоняю. Слишком долго этого ждал. – Это были вы, Павел Степанович… Вы заставили Милу похитить Люську, как и остальных несчастных девочек!

– Что ж, Григорий. Все это очень любопытно. Сыграем? – достает шахматы док. Да он издевается! Людей с пушкой положено бояться. Все не по моему сценарию, не так себе эту встречу представлял. – Гриша, опустите наконец этот замусоленный пистолет. Он вам не пригодится. Я доктор, а не секретный агент разведки. Вы моложе и крупнее меня. Оружия под столом у меня, к счастью, не спрятано. Двери вы закрыли на защелку, когда зашли, а сотовый телефон лежит на зарядке позади вас. Можете сами в этом убедиться. Бежать мне некуда, как и позвать на помощь. Вы здесь главный.

– Хватит, – повышаю голос. Телефон действительно за спиной. Зря вообще посмотрел. С нервами не справляюсь, док с легкостью перехватывает инициативу. Устоявшаяся роль врача и пациента. Но сейчас все иначе. Передо мной сидит не мой психиатр, а убийца. Настоящее чудовище, рожденное в облике человека. – Где Ника?

– К большому сожалению, у меня нет ответа на этот вопрос, – пожимает плечами Окунев, расставляя фигуры на доске. – Черные или белые?

– Вы думаете, что я шучу?

– Согласитесь, Григорий, врываться в кабинет психиатра с огнестрельным оружием в руках – не самая удачная шутка, – отвечает он, жестом приглашая сесть напротив. – Вы не убийца, господин Макаров, я искренне убежден в этом. Вы пришли поговорить, партия в шахматы ничем не помешает, разве что поможет разрядить обстановку и взглянуть на некоторые вещи под другим углом.

– Белые, d4. – Принимаю правила игры. Отвечает, конь на f6. – Вы выпустили меня из психушки, для чего? Хотели, чтобы я заново прошел через этот кошмар, нашел во второй раз тело дочери? Это такая месть?

– Месть? – переспрашивает док, на восьмом ходу забирая первую пешку. – Григорий, вы на протяжении пяти лет были под моим наблюдением. Разумеется, назвать вас самым покладистым пациентом язык не повернется, но я не думаю, что месть здесь была бы уместна. К тому же, если бы я хотел, чтобы вы покинули госпиталь, мне было достаточно оформить выписку. Задайте себе вопрос, для чего мне было идти на такие ухищрения, подставлять в первую очередь себя как заведующего отделением и ставить под сомнение результаты нашего с вами длительного лечения? Если вспомните, я с самого начала был против вашего участия в расследовании, предполагая, что эти игры укоренят фантастическо-иллюзорное восприятие внешнего мира. К моему глубокому сожалению, я оказался прав. Сейчас вы здесь, с оружием в руках, взяли в заложники своего лечащего врача. Вы умный, образованный человек, Григорий Константинович, думаю, вы сами можете дать оценку своим действиям. Такое поведение несвойственно здоровому человеку. – В чем-то док прав. Логично, нормальным здравомыслящим человеком меня даже с натяжкой назвать сложно. Но он ошибается, считая, что я не отдаю себе отчета в своих действиях, как и ошибается в игре, перемещая на одиннадцатом ходу пешку на f5. Слабо, у черных стесненная позиция, стоило сыграть h6. – Давайте попробуем разложить события, произошедшие с вами, по полочкам. Если я вас правильно понял, вы сказали, что нашли место, где погибла ваша дочь. Почему вы решили, что подверглись действию галлюциногена?

– Газ… Белый дым, – отвечаю я, в глаза смотрю. Слона моего съел, неплохой размен, через ход забираю коня. Никак не реагирует, стойкий, ничем себя не выдает, или я действительно ошибся? – Афанасьев был там, он видел монстров, был уверен, что они настоящие, как и я пять лет назад. Схожий образ, основанный на психическом восприятии. Я рассказывал про дионей, мозг принял наиболее подходящий образ, выдавая за действительность. Вот только для меня эта доза оказалась слишком слабой. После стольких лет дряни, которой вы меня пичкали, у меня развилась толерантность. Я не видел монстров, зато Люся и Мила остались. Они привели меня сюда. Я знаю, что это вы. По-хорошему спрашиваю, где девочка?

– Григорий, я правильно вас понимаю? Вы заново подверглись действию галлюциногена и утверждаете, что я похитил детей, основываясь на словах образа вашей дочери? Воздействие галлюциногенных веществ протекает у каждого человека по-разному. В зависимости от дозы, восприимчивости, психоэмоционального состояния. На этот раз вы не видели монстров, но призраки – такой же плод вашей фантазии, как и дионеи, – заводит свою шарманку врач. Не стоит, я и сам об этом думал, закономерный вывод. Я не могу быть уверен в существовании Люськи или Милы, как и полагаться на их слова. И все же я здесь.

– На основании слов вашей дочери, док, не моей, – пожимаю плечами я. Конь на b3, следующий ход Kc5. Это практически форсирует размен ферзей и оставляет белым выигранный эндшпиль. – Мила привела меня сюда. Милада. Ваша дочь.

– Григорий Константинович, я не совсем понимаю. Вам Роман Михайлович рассказал о моей дочери? – Док пытается отыграться, забирая моего коня. Размен ферзями. Что ж, тут-то Павел Степанович и попался. Вывожу фигуры на позицию: Лс5, Лfc1 и Ke5. С хорошим расположением коня и ладьями, владеющими открытыми линиями, белые легко выиграют партию. Док еще не понял, что проиграл. – Милада. Ладушка погибла двадцать лет назад при пожаре вместе со своей матерью, – вздыхает мужчина. – Гриша, я, как никто другой, понимаю ваше горе, мне самому пришлось пройти через все стадии. Но как бы я ни хотел верить, нет ни одного научного доказательства, что призраки существуют. Моей девочки давно нет в живых, как и вашей.

– Милада погибла не двадцать лет назад, а пять, – отвечаю я. Так, стоп! Что-то не вяжется. Мила сказала, что ее родной отец спас ее при пожаре. Она больше не видела своего отчима. Если… – Павел Степанович, Мила ваша родная дочь?

– Разве дети могут быть неродными, – улыбается док. Он действительно любил эту девочку. Кажется, я облажался. – Я женился на ее матери, когда Ладе был один годик. Судьба подарила нам слишком мало времени вместе, такова жизнь. Ничего не поделаешь.

– Павел Степанович, кто родной отец Милады? – Я опускаю пушку. Я все не так понял. Окунев здесь ни при чем, но он должен знать, кто ее настоящий отец. Иначе зачем Мила с Люсей притащили меня в больницу?! – От этого зависит жизнь Ники и других девочек.