На разных языках

На разных языках
Мария Сорока

Повесть «На разных языках» переносит в тихие районы и грязные подворотни Парижа, в антураже которых героиня пытается разобраться в том, что есть свобода и что есть материнство. Это динамичная приключенческая история с мрачным началом и неожиданным финалом. Молодая писательница Мария Сорока за последние годы презентовала роман об эксцентричных неформалах «Кофе» и биографию рок-группы «7Б» «15 ветреных лет». Кроме того, Мария сочиняет острые ироничные рассказы и представляет их на своих литературных чтениях. Сайт автора: MariaSoroka.ru

На разных языках

Большинство женщин проводит существенную часть молодости в нетерпеливо-боязливом ожидании: первой менструации, первого полового акта, первой беременности. У нашей героини все эти ожидания заняли всего несколько лет, и, пока она учила ответы к выпускным экзаменам и планомерно шла к поступлению в медицинский ВУЗ, её тело уже вовсю готовилось к материнству. Аборт она делать не стала и при помощи отца (не отца ребенка, тот был персонажем проходящим и безликим, а при помощи своего отца), который мрачно суетился и взял на себя все организационные моменты, она пристроила ещё не рождённого малыша в благонадежную французскую семью с квартирой на окраине Парижа, двумя машинами, хорошей страховкой и безоблачным будущим.

Мальчик родился и рос, всё это проходило в полнейшем порядке. Ему были предоставлены все радости современных детей, и беспокоило его только то, что может беспокоить ребёнка с благополучной жизнью. Со временем у малыша появилась няня, которая каждый день кормила его вкусным обедом, а потом вела гулять на огороженную высоким забором игровую площадку. Там у него завелись друзья – в соседних домах водилось много ровесников. Все они бегали, кидалиcь друг в друга травой, пачкали в грязи модные вещи из демократичных магазинов, менялись игрушками, плакали из-за разбитых коленок и мёртвых голубей и ничего не знали об опасности и страхе. Всё, что было в их царстве, – счастье и неуклюжая кутерьма. И окружающие взрослые поневоле заражались этой безмятежностью. Каждый день и у мальчика, и у его родителей, и у его няни, и у соседских ребят походил один на другой. Иногда дети даже со злостью били палками землю от осознания того, что приключений нет и они не предвидятся. Большинству людей на детской площадке казалось, что всё плохое происходит где-то очень далеко, и высокий сетчатый забор, пусть даже с открытыми воротами, защитит этот привычный уклад жизни. А потому ни малыши, ни их няни, ни даже мамы не заметили одинокую фигуру в чёрной байке с поднятым капюшоном, которая несколько дней подряд возникала в высоких кустах, примыкающих к забору игровой площадки.

На четвёртый день этого странного дежурства произошло вот что. Один из мальчиков, Лео, повздорил с няней и не желал уходить. Та разыграла неумелый спектакль, будто собирается удалиться с площадки одна. Но малыш пошёл на принцип и, пока няня копалась в сумке, кинулся в обратную от дома сторону. Он пронёсся мимо деревьев, мимо ворот и чуть не выскочил на проезжую часть. Но тут его подхватили мягкие руки, он внезапно оказался прижат к чёрной, в катышках, байке, а затем перед его глазами возникло приятное женское лицо. Из больших незнакомых глаз катились скупые слезинки, а дрожащие губы произнесли: «Ох, Лео. Мама здесь, мама рядом».

Из-за акцента говорившей и её дрожащего голоса мальчик не разобрал ничего, даже понятного на многих языках слова «мама» и не сразу сообразил, что его называют по имени. Но Лео увидел горящий, сосредоточенный на нём одном взгляд, испуг, надежду – вещи, названия которых он ещё не знал, но которым, как оказалось, уже мог посочувствовать.

«Лео, – снова обратилась незнакомка, и теперь мальчик узнал своё имя. – Лео, пойдёшь со мной?» Не дожидаясь ответа, она встала, протянула руку и отчетливо сказала: «Bonbons. Bonbons, Leo?» Она и сама пахла конфетами: сладкими-сладкими дешёвыми духами. Никто из окружения мальчика, даже молодая няня из далекой страны, никогда не пользовался подобным парфюмом, и он решил, что так могут пахнуть разве что феи. Маленький Лео внимательно изучил мерцающее от слёз лицо, удивился тому, что расстроенная чем-то незнакомка даже в минуту грусти готова угостить его сладостями, и охотно протянул руку.

Эта встреча была такая странная, настолько насыщенная впечатлениями, что показалась и маленькому Лео и девушке в чёрной байке очень долгой. Но на деле прошло меньше минуты, и к тому моменту, как няня разобралась с содержимым сумки – ни маленького проказника, ни мрачной фигуры уже не было в поле зрения.

Девушка долго тащила мальчика куда-то вдоль улицы, затем через череду поворотов, мимо ярких витрин и летних кафе. Вопреки ожиданиям Лео, она не останавливалась у кондитерских. Малыш оказался среди незнакомых домов, он уже ничего не узнавал, не понимал, почему они так торопятся. Он почувствовал неладное, занервничал, пытался притормозить, принялся выдергивать руку. Девушка ни за что не хотела идти медленнее, и Лео уже готов был расплакаться. Внезапно они завернули на совершенно пустынную улицу, а там незнакомка села на корточки среди переполненных мусорных баков, обхватила голову руками и – сама разревелась.

«Что же я наделала! – запричитала она тихим надрывистым голосом, переходящим в противный писк. – Что же я творю! Что же это такое?! Кто же я теперь? Что же теперь будет??..» Её слова перешли в бессвязные рыдания. И тут внезапно она замолчала, притихла и подняла взгляд на испуганного мальчика, который неподвижно стоял рядом. Но этот взгляд был обращён не к нему, а куда-то в пустоту, куда-то за грани пространства. Девушка хотела понять, что же чувствует теперь, чего хочет, готова ли снова расстаться с этим новым существом.

Лео даже не подозревал, что в жизни бывает такая растерянность, какую он испытывал в те минуты. Подобных истерик у взрослых людей он не видел раньше никогда – разве что в любовных сериалах, которые изредка смотрела няня. Никто из взрослых не вёл себя так в его присутствии. Внезапно он почувствовал себя не только растерянным, но и виноватым перед всем миром, из-за того, что при нём плачут. Когда девушка замолчала и подняла взгляд, Лео подумал, что от него ждут каких-то действий. Мальчик подошел к девушке ближе и тихонько погладил её по плечу. От того она разревелась пуще прежнего и крепко прижала ребёнка к себе. Щеки, прилипшие к лицу волосы, рукава байки, которыми она то и дело тёрла глаза, – всё было сырое от слёз.

Лео отстранился. Тогда девушка взяла его за плечи, попробовала улыбнуться и сказала: «Лео, я твоя мама». «Maman?» – не понимая, о чём идёт речь, переспросил он. «Меня зовут Вера. Я твоя мама. Мы теперь будем вместе». Опасаясь нового всплеска рыданий, Лео не стал возражать. Девушка утёрла слёзы, поправила воротник курточки сына, снова выжала из себя улыбку, щёлкнула мальчика по носу и встала. «Ну что – пойдём?» – спросила она. Лео тут же забыл переживания и с интересом последовал за странной мрачной феей.

Вера понимала, что их, вероятно, уже ищут. Она не хотела выходить на людные улицы и садиться в общественный транспорт, потому как опасалась, что полицейские получили вводные и могут узнать мальчика. По-хорошему, для такой истории следовало бы обзавестись машиной, но всё получилось как-то спонтанно, и о машине Вера не позаботилась. Теперь ей нужно было пробраться незамеченной на другой конец города. Смирившись, что придётся спускаться в метро, она принялась оглядываться в поисках магазина детской одежды. Вера прошла с Лео два квартала, но так и не увидела ничего подходящего.

Они преодолели пешком ещё несколько кварталов, пока не нашлось решение. На одном из перекрёстков Вера увидела семью за столиком у ресторанчика. Днём солнце разгорелось, стало припекать, поэтому куртки обедавших вместе с сумками были сложены на свободном стуле. Младшим членом семьи оказалась девочка, ровесница Лео, и её курточка канареечного цвета весьма кстати лежала на вершине горы из вещей. Венчала эту гору детская красно-синяя кепка.

Вера заговорщицки посмотрела на Лео. «Сейчас добудем тебе маскировку!» – сказала она, хотя уже свыклась, что ребёнок не понимает ни слова.

Вера и Лео быстро пересекли улицу и прошли мимо ресторанчика. Легким движением, сама удивившись тому, как просто это получилось, Вера смела курточку с кепкой и спрятала добычу под байку. Она крала впервые.

Вера решила, что уже перешла черту, и нет больше смысла сомневаться в своих поступках. Она думала о том, что время играет не в её пользу и что нужно действовать быстро, что из-за нерешительности она может упустить что-то важное и обделить себя и сына. Мимоходом обмозговав это, девушка расстроилась, что с курточкой не присвоила и сумку матери семейства – деньги в ближайшее время ой как понадобятся. Подумать только! Ещё утром на её счету не было ни одного преступления, а теперь она не может и не хочет останавливаться. Раньше она совершала проступки только по глупости, по неосторожности и тут же пыталась всё исправить. А теперь взывала ко всем ресурсам своего интеллекта, ко всей своей везучести, к своей осмотрительности, чтобы не попасться и продолжать успешно проворачивать сомнительные дела.

Всё началось около года назад, когда Вера обнаружила, что уже полгода как ездит на машине с просроченной страховкой. За это время никто ни разу не удосужился проверить её документы. Но едва Вера осознала свою оплошность, как в тот же день была остановлена и оштрафована.

И тогда Вера поняла, что многое может сойти с рук, если просто об этом не думать. Если ты не думаешь о проступке, то его как бы и нет, а если от последствий никуда не деться, то окружающие в большинстве своем охотно разделят твоё же беспокойство или твоё спокойствие. Само по себе это осознание было, в общем-то, бесполезным, но с этого у Веры началась прямо-таки череда прозрений. В результате она разругалась с родителями, переехала к подруге, потом со скандалом бросила медицинский университет, несколько месяцев провалялась в депрессии. Жизнь казалась ей бессмысленной штукой, с которой она совершенно не умеет быть в ладах. Её мысли касались либо абстрактных вещей, либо профессии, либо родителей – поначалу она даже и не думала об утерянном ребенке. Но постепенно она пришла к определенному представлению о том, с какого момента всё пошло наперекосяк. И она поняла, что обязана увидеться с сыном.

Казалось, это было одно из тех желаний, которым не суждено сбыться. Но без учёбы у Веры появилось много свободного времени для мыслей. Будучи днями наедине с собой (подруга пропадала то на учёбе, то на работе), она имела возможность превратить идею в значимый, продуманный, осуществимый план. И вот, внезапно даже для самой себя, Вера принялась распродавать немногочисленные ценности: подаренную родителями машину, несколько украшений, любимые платья. Когда почти ничего уже не осталось, она сложила деньги в рюкзак и купила билет на автобусный тур в Париж. Кроме денег она взяла с собой пару сменных трусов, пару футболок, снотворное и зачем-то кнопочный мобильный телефон, купленный на кассе в супермаркете. Когда автобус остановился в центре города и двери бесшумно открылись, она, в потёртых джинсах, стоптанных кроссовках, в чёрной байке и со старым рюкзаком за плечами, первой выскочила наружу и пошла по направлению к метро. Пока её спутники крутились, стараясь запечатлеть каждый старинный угол и каждую осыпавшуюся пилястру, девушки уже и след простыл. Только спустя несколько часов, переборов свое нежелание перед кем-либо отчитываться, она связалась с сопровождающим группы и сообщила, что до отправления автобуса из города поживёт у знакомых.

Вера планировала только посмотреть на сына. Быть может, если удастся, заговорить с ним. Она же не отправилась в путешествие по поддельному паспорту, не выбрала надёжное место для укрытия, не придумала легенду. Она даже не думала, как будет общаться с сыном при встрече, потому что на эту встречу не рассчитывала – иначе бы выучила пару подходящих фраз. Тем не менее, находясь в наваждении, в полуслепом состоянии нелогичной сосредоточенности, она уже оделась и снарядилась как для преступной авантюры. Отыскать мальчика было легче лёгкого. Приёмными родителями стали пусть почти незнакомые, но всё же коллеги-медики отца, а потому Вере в своё время удалось сохранить о них кое-какую информацию. С того момента эти люди не меняли ничего.

История с усыновлением была для неё темным делом. Родители – люди не то чтобы старой, а скорее странной закалки – не хотели как нормальные бабушки и дедушки опекать плод любви. От Веры они требовали немедленного поступления в ВУЗ и ответа за недальновидность. После прагматичных раздумий родители приняли решение, от которого должно было стать хорошо всем. Вера могла бы продолжить выстраивать свою жизнь по давно намеченному курсу, родственники избавляли себя от последствий её ошибок, а хорошие умные люди с отличными рекомендациями получали долгожданного ребёнка с хотя бы наполовину прекрасной наследственностью. Вера помнила наверняка, что в этом были замешаны взятки, какие-то поддельные справки. Но разбираться в этом она не хотела. Любые попытки разобраться в этой истории, состряпанной взрослыми – её родителями и новыми родителями малыша – значили бы, что она сомневается в своем выборе, что должна исправлять всё по закону, уже сама как взрослая. А Вера, мысленно возвращаясь к прошлому, снова чувствовала себя ребёнком, который не хочет принимать решения, который просто всем сердцем тянется к тому, что ему дорого.

После часового марш-броска, полного паники, Вера привела Лео к серой пятиэтажке в районе Клиши-Су-Буа. Они зашли в подъезд, поднялись по лестнице и постучались в одну из дверей. Им открыла высокая тощая девушка в грязной майке на бретелях и шортах для бега, с небрежным пучком на голове светлых волос розового оттенка.

– Вот чёрт! – сказала девушка на русском. – Не думала, что ты такое устроишь.

Она уже несколько лет жила в Париже, и оттого в её русской речи то и дело проскальзывал французский акцент. Сложно было понять – специально она так делала, чтобы произвести впечатление на соотечественников или правда уже привыкла к местной манере. Девушку звали Нина, и в своём имени она делала ударение на последний слог. Года три назад Нина? познакомилась в интернете с французом, уехала к нему из родного областного центра и вскоре вышла замуж. Семейная жизнь у них как-то сразу не заладилась, Нина гордо ушла. Она не хотела уезжать из Парижа, и на её гордость пришлось серьёзное испытание, потому как действовать и принимать решения приходилось быстро. Около полугода Нина проработала в эскорте, а затем решила вернуться к честной жизни и, к тому моменту уже подучив французский, устроилась официанткой в не лучшую закусочную не лучшего района. Ещё она лениво вела не особо успешный блог о жизни простой русской девушки в Париже. Однажды Вера наткнулась в интернете на этот блог и стала его читать, а потом захотела познакомиться с Ниной поближе. Это знакомство случилось, когда Вера ещё и не думала о том, чтобы бросить учебу, а тем более понестись сломя голову в Париж. Не думала, но где-то внутри, глубоко-глубоко в душе допускала, что это произойдёт.

Вера почти оттолкнула Нину, чтобы войти в квартиру, и повлекла мальчика за собой. Нина посторонилась. Она прислонилась к стене, скрестила руки на груди и с крайним неодобрением смотрела на свою приятельницу, пока та помогала малышу снять канареечную курточку (его собственная была убрана в рюкзак).

– Ты же попросилась у меня пожить всего пару дней – верно?

– Верно, – ответила Вера.

Она направилась в комнату, нервным движением схватила пульт с журнального столика и принялась судорожно пролистывать каналы в поисках мультиков. Лео молчал и с интересом оглядывался по сторонам. Он видел, что все настроены к нему благожелательно. Он радовался, что видит что-то новое, совсем незнакомую жизнь, и это походило на большое путешествие, на настоящее приключение вроде тех, что показывают в мультиках. А вот, кстати, и любимые герои.

Лео сел на пол перед телевизором и уставился на экран. Вера метнулась на кухню, распахнула несколько шкафчиков в поисках сладкого, нашла только чипсы, принесла пакет сыну. Он завертел головой – родители разрешали ему есть чипсы только определенной марки, которые казались им наименее вредными. Вера подумала, что он стесняется, и снова протянула пакет. Тут Лео смекнул, что родители, вероятно, ничего не узнают, и принял угощение.

Нина тоже пошла на кухню, достала из холодильника две банки пива и всучила одну Вере.

– Ты же не собиралась забирать ребенка себе – верно?

– Верно, – кивнула Вера.

Девушки переглянулись. Собиралась – не собиралась, а всё уже сделано.

– Это законно вообще?

– Ну не знаю. Я же его настоящая мать. Наверное, если разобраться, законно.

Нина покачала головой.

– Но ты же его, получается, украла?

– Я просто хочу побыть с сыном! – огрызнулась Вера. – И так, чтобы нас никто не беспокоил. Я не хочу ничего доказывать и ни в чем разбираться и не обязана, в общем-то. Меня обманули. Даже можно сказать – предали.

Нина закатила глаза, затем скривила губы, пожала плечами и отхлебнула пиво. Лёгкая майка постоянно подрагивала на её костлявых плечах.

– Мы с тобой не то чтобы подруги, – начала Нина. – Послушай, я не хочу проблем. Надеюсь, ты понимаешь, к чему я веду?

Вера села на пол рядом с малышом.

– Да понимаю я! Завтра утром мы уедем. – Она обняла ребенка, слегка расплескав пиво, и спросила у малыша: «Может, рванём в Диснейленд? М? Что скажешь? Диснейленд, oui, Leo?»

– Disneyland? – переспросил малыш, протянув звук «ё».

Вера энергично закивала. Малыш в ответ обрадовался, но – не так сильно, как она представляла, приняв это мимолётное решение. Малыш был в Диснейленде пару недель назад и из-за больших очередей не то чтобы был восхищен этим местом.

– А кормить ты его чипсами так и собираешься? – осуждающим тоном поинтересовалась Нина.

Вера сверкнула глазами, встала и снова пошла на кухню. «Поищу у тебя что-нибудь», – пробурчала она.

Вера отворила дверцу холодильника и уставилась беспокойным взглядом на полки. Холодильник был занят преимущественно пивом и обезжиренными йогуртами, но скудный выбор волновал её меньше всего. Мысли Веры были о другом. «А если эта Нина собирается меня сдать? Если она уже звонит в полицию? – Вера покосилась в сторону комнаты. – Нет, но… Но наверняка собирается». Вера почувствовала внутри ужасное беспокойство и поняла, что вот оно – вот он материнский инстинкт, который теперь поможет ей оберегать ребёнка от всех бед, насущных и будущих. Вот что такое материнство: чувствовать то, чего не чувствуют другие, воспринимать мир иначе, острее и всё – на благо ребенка. Чтобы предотвратить, обезопасить, спасти.

Тут она вспомнила, зачем пришла на кухню. Открыла морозилку, обнаружила там кусок говядины и решила его пожарить.