– Не боишься? – Он прислонился ко мне плечом и чуть ткнул локтем.
– А должна? – отыгрывала я невозмутимость, понизив голос до контроктавы.
Он лишь усмехнулся. В конце концов, всем бы умирать от рук (и не только рук) таких харизматичных маньяков. Просто нуар какой-то.
– Мы поедем за город в мой дом.
– Ты меня изнасилуешь и закопаешь? Лопата же наверняка есть, – схохмила я.
– Первое вряд ли, второе – только по желанию. Ну или наоборот. Решай сама.
– Решила. Поехали. – Затушив бычок, я сканировала пространство на предмет урны.
– Обычно в такие моменты девушка спрашивает точный адрес и сообщает его по телефону вышестоящим. Теперь я поинтересуюсь, в чем подвох?
– А я сама по себе. И телефона у меня нет. – За неимением других опций я протолкнула бычок сквозь канализационную решетку.
– Одиночка, значит? Или, как там у вас говорят, индивидуалка?
Только не сдаваться! Как меня отец в детстве учил, сила воина в его безупречности. Думаю, данная теория применима и ко лжи.
Я вздрогнула от прикосновения Макса. Он с силой выдрал нить, на которой висела пуговица манжеты. Я задела ею, когда выкладывала багаж на ленту. Последние годы я перешла на капсульный гардероб и потому извечно была одета в джинсы разной степени узости и белые рубашки разной степени расхристанности. Сегодня все было ?же и расхристаннее, чем обычно. Но своему фирменному стилю последних лет в плане материи облачения я не изменяла.
– На. – Он протянул мне ее, потом положил эту чертову пуговицу с кричащим логотипом дорогого бренда по центру моей ладони. – В карман убери, приедем – пришьем.
Предвосхищая его вопросы, я начала отвечать:
– Рубашка – подделка. Стоит копейки – выкину, и все.
– Врешь, – продемонстрировал он свою наблюдательность, когда галантно открывал мне дверь.
– Почему ты так думаешь?
– Иначе бы ты выкинула пуговицу, но ты убрала ее в карман.
Я промолчала. Его взгляд кутал заботой, но открыто жалеть меня он стеснялся, хотя с самого моего появления учуял червоточину. Глядя на его фигуру, я наконец поняла, что такое сажень в плечах. И даже на глаз могу прикинуть, сколько это в сантиметрах.
Рядом с ним хотелось просыпаться. И быть может, даже засыпать. Так сложилось, что у меня в жизни было только двое мужчин, и оба вызывали отторжение за завтраком. А тут первый, с которым хотелось разделить утренний кофе, а не унестись прочь, в кокон одиночества. Но у моего персонажа такой сцены не прописано.
Однажды к нам в школу искусств приезжала ирландская драматургиня и борец за феминизм и феминизмы, и она рассказывала, что когда работала над пьесой про бомжей, то неделю провела в ночлежке и питалась на свалках города. Брызгая слюной, она призывала нас изучать все грани жизни, ибо иначе в словах нет правды. А где нет правды – там ложь. Кажется, я только что получила шанс опробовать на зуб первый сюжет. Да еще и получить деньги.
На Максе была измятая за трудовой день рубашка, которую он на долгом светофоре заменил хлопковой футболкой. Мы удалялись от центра города. Я чувствовала, как запахи наших духов смешивались в единый ольфакторный орнамент. Хотелось пить пузырящееся лето в красивых бокалах.
– Можно странный вопрос?
– Валяй. – Его губы растянулись в косой ухмылке.
– Если честно, я не знаю точно, сколько стоят мои услуги, но давай так: ты купишь бутылку самого дорогого шампанского, которое найдем в ближайшей винотеке, и мы с тобой ее выпьем на двоих.
– Ну просто натуральный обмен, новая форма товарно-денежных отношений в действии. – Макс расхохотался.
– Something like that. – Я, сама того не заметив, слетела на английский. По привычке.
– Хорошо. Но только самого дорогого. Чтобы больше не покупала подделок. – Он снова взялся за манжету рукава и пощупал ткань, пытаясь меня расколоть до правды.
– Спасибо.
– Больше ничего не хочешь?
Мы остановились возле энотеки с небольшой верандой, где можно продегустировать новые сорта.
– Хочу. Зиму вместо лета.
– Загранпаспорт с тобой? – Не дождавшись ответа, он выскочил из машины, которой перегородил запломбированную жильцами арку, и удалился за игристым.
Вернувшись, Макс протянул мне пакет. Я невольно увидела сумму, пропечатанную на чеке, и подумала, что не самую плохую идею заработка послала мне жизнь. Но почему-то вместе с шампанским в сумке я обнаружила упаковку бокалов.
– У тебя посуды нет?
– Там, куда мы едем, – нет.
За время его отсутствия несколько раз звонил телефон. Вернувшись, он заметил пропущенные, однако выходить перезванивать или писать сообщения не стал.
– Жена? – почему-то сорвалось у меня с языка.
– Какая разница? Не важно все это. Мы же с тобой про шампанское, а не про задушевные разговоры. Какая тебе разница, кто я? Но нет, не жена.
– Как скажешь. Я вот на твои вопросы не вижу сложности ответить. – Я чуть насупленно уставилась в окно. Вдалеке высилась Останкинская телебашня.
– Так почему ты села ко мне в машину? Ведь не потому, что я заплачу больше. – Он не отступал в своем желании докопаться до истины.
– Решила испробовать на досуге маркетинговый ход – застать врасплох. И сработало же. Тебя даже не пришлось уговаривать.
– Это точно.
– Можно я буду считать это комплиментом? – Я вдруг наконец расслабилась, когда мы проехали перечеркнутый знак «Москва».
– В полной мере.
Мы ползли по пробкам целую вечность. Я сняла босоножки и забралась с ногами на сиденье. По моим подсчетам, мы проехали не больше двадцати километров по Ярославскому шоссе, зачем-то запоминала я.
От асфальта струился легкий пар. Город остывал.
С небес на грешную землю
ДЕРЕВЬЯ ШЕЛЕСТЕЛИ, ИЗГОНЯЯ духоту до утра, будто полоскали воздух. Мы резво свернули на хорошо асфальтированную дорогу, миновали два шлагбаума и попали на территорию ухоженного и обжитого коттеджного поселка.
– Ну все! Приехали! На выход.