Цена вопроса

– Так у тебя точно все в порядке? А то кто-то говорил…

Оставалось заподозрить, что весь народ состоит в сговоре. Ириша чувствовала, что близка к такому необычному для себя состоянию, как истерика. И когда до кучи объявился бывший муж, которому вообще неоткуда было узнать ее новый номер, бедняжка с наслаждением сорвалась:

– Тебе-то что от меня надо?!

– Да так, просто слышал…

– У меня все в полном порядке! И плюнь своей ядовитой слюной в глаза тому, кто говорил что-то другое!

Обозвав ее, как в старые добрые времена, зарвавшейся холопкой, Три Егора отключился. В результате всех этих бестолковых переговоров, когда наконец-то позвонил Сан Саныч, мобильник оказался совершенно разряженным и сдох, не имея ни цента на счете. Ириша была готова разрыдаться от злости и обиды на весь мир. Почти тотчас же звякнул аппарат на рабочем столе. Решив, что это перезванивает отсоединенный граф, она схватила трубку:

– Алло!

– Кто говорит? – раздался вредный голос Сергеева, который очень любил проверять, представляются ли сотрудники, отвечая на звонок.

Со свистом втянув в себя воздух, Ириша начала считать до десяти, и тут услышала из коридора вожделенное «пора домой».

– Говорит Москва! – отчеканила она. – Передаем сигналы точного времени: рабочий день закончен.

Пришлось на пару минут задержать гремящую ключами Любу, потому что Шувалов действительно перезвонил, как только она припечатала трубку к аппарату. Наскоро договорившись выехать завтра с утра на двух машинах, Ира подхватила сумку и выкатилась из офиса. Ничего себе четный день выдался! Какая удача, что она все же не забыла обговорить с начальством и оформить себе на завтра отпуск! Вот это называется – не зря на работу сходила.

Тот день был странным и суетливым для очень многих, а не только для Ириши. Самые разные люди, чувствуя неосознанную тревогу, начинали нервничать и совершать несвойственные для себя поступки. То школьник добровольно уступит старухе место в автобусе, то гаишник от денег откажется. Синоптики правильно предсказывали погоду, а жулики, со злыми слезами на глазах, заключали честные сделки со. Много невероятных событий произошло в тот четверг, оставив у их участников и наблюдателей стойкое ощущение, что они чего-то крупно недопонимают.

Просто чуть-чуть сместились невидимые обычным зрением границы, получившие едва заметный толчок извне. Слегка расплылись еще недавно четкие грани, размылись контуры, стали ниже и тоньше преграды. Между чем – разве неясно? Надолго ли? А вот этого никто не знает.

Глава 3

Ранние подъемы всегда давались Ирише с трудом. В детве мама приходила ее будить по нескольку раз и старалась держаться подальше от кровати: не желающая просыпаться дочурка и лягнуть могла. Начав жить самостоятельно, она была вынуждена заводить прорву будильников, потому что один или два имели хорошие шансы не быть услышанными. Несколько имелось в домашнем АОНе, и они звенели каждые десять минут. Ну, и в мобильном, конечно. Мелодии же для будильников Ириша выбирала самые неприятные и пронзительные.

Подъем в пятницу состоялся на час позже обычного. Это обстоятельство немедленно просек Парис, который в днях недели не разбирался, но время чувствовал хорошо. Раз хозяйка не встала в семь, значит, сегодня входной. А поскольку на дворе почти лето, и погода неплохая, она может поехать на дачу. Там кот бывать любил, потому что дача – это свобода и приличное общество себе подобных.

Пока Ириша завтракала, Парис вел себя спокойно, наблюдая за ней на расстоянии. Но как только она пошла в комнату одеваться, отправился следом и стал кружить поблизости, следя за каждым движением хозяйки. «Фигушки тебе, – думала Ириша, заметившая маневры кота, – сегодня останешься дома. От тебя и бегу, бандит». Девушка надела комплект дорогого белья, со злорадством отметив, какой разочарованной сделалась у кота морда. Раз красивое бельишко, значит, собралась на свидание и не придет ночевать. Джинсы Париса озадачили, но они были новыми. Нет, на дачу хозяйка ездит в других. Кот обиделся и умостился в кресле, повернувшись к бессердечной женщине спиной.

Так тебе и надо, котик – розовый ротик! Обманули дурачка на четыре кулачка! Если бы Парис решил, что она все-таки собралась на дачу, но не берет его, мог страшно отомстить, устроив в квартире погром.

На улице было не жарко, дождя не обещали. Ириша завершила туалет приталенной блузочкой, светлой ветровкой и легкими мокасинами. Чуть-чуть косметики и никаких духов: Сан Саныч то ли действительно их не любит, то ли шифруется таким образом от бдительной супруги. Прихватив из холодильника пакет с овощами и фруктами, она позвонила Шувалову:

– Я выезжаю, ты где?

– Уже в пути, – бодро отозвался милый. – Всё без изменений?

– Конечно. Свернешь на Дмитровку и где-нибудь в удобном месте остановишься. Скоро буду.

Дача родителей находилась недалеко от Дубны. Название ближайшей железнодорожной станции – Карманово – отец переиначил в более благозвучное: Карма Нова. Далековато получил в свое время участки вертолетный завод, на котором он работал, но само место стоило затраченного на дорогу времени. Ириша выросла на этой даче, проводя там с бабушкой все летние каникулы. Совсем рядом протекала река Сестра, достаточно широкая и глубокая, чтобы купаться. Хочешь прогуляться до канала – пожалуйста. А в двух остановках на электричке стоит себе на Волге город физиков, и пляж там просто великолепный.

Но самым лучшим в Карма Нове был один дуб, под сенью которого дачная молодежь давным-давно обустроила место для вечерних посиделок. Дуб рос на высоком берегу Сестры, неподалеку от родника. Вечерами на лавочках, поставленных полукругом, собирался народ всех возрастов за исключением грудного. Пекли картошку, бренчали на гитарах, играли в карты. Малышня носилась вокруг, более взрослые флиртовали в свое удовольствие. Никаких драк и хулиганств под тем дубом не случалось – сплошная дружба и любовь. Бывало, кто-то приводил знакомых, приехавших погостить на даче, и те потом продолжали ездить уже сами по себе, специально к замечательному дубу.

Добираясь до места встречи с Шуваловым, Ириша жалела, что вряд ли удастся показать ему этот дачный клуб. Ввиду редкости свиданий пара обычно общалась, не покидая койки. Не тот человек Сан Саныч, чтобы тратить драгоценное время на прогулки по-над рекой и другую ерунду.

В пятницу утром дорога из города радовала малой плотностью движения. Жаждущие свежего воздуха и простых радостей люди рванутся на природу через несколько часов и будут еле-еле ползти, проклиная пробки. Ира заметила стоящий на обочине автомобиль Шувалова издалека. Его сиятельство с недавних пор гарцевал на вороном «Лэнд Ровере», в котором буквально души не чаял, полируя гораздо чаще, чем требовалось. Ириша припарковалась и вышла из машины. Оживленный Сан Саныч тоже выскочил на дорогу:

– Здравствуй, калориечка моя! – радостно воскликнул он, сгребая девушку в охапку.

Сравнивая возлюбленную с булочкой, граф не имел в виду ничего обидного, ведь Ириша отнюдь не была склонна к полноте. Шувалов уверял, что она – женщина с изюминкой не только во рту, как сказано у классика. Нет, по его мнению, подруга имела сладких изюминок не меньше, чем любимая в детстве калорийная булочка.

Сан Саныч очень высоко ценил свою Иришку. Она и не подозревала, насколько высоко, потому что женщинам лучше этого не знать. В противном случае они начинают создавать слишком много проблем. Ириша, кроме весьма и весьма приятной внешности, имела массу других достоинств. В спокойной и доброжелательной девушке не было ни капли подленькой бабьей хитрости, уж в этом граф Шувалов убедился за почти два года их необременительной связи. Иришка не названивала ему в неурочное время; собственно, она вообще почти не звонила, предпочитая слать иногда SMS типа «как дела?» или общаться в «аське». Она не пыталась навести разговор на «чувственную» тему, чтобы с мясом вырвать у партнера признание в любви. Никогда не расспрашивала о семье в надежде услышать критику в адрес законной супруги. Ни разу, будто нечаянно, не метила косметикой его самого либо одежду. Не изображала внезапную беременность, что практикуют все поголовно с целью выяснить реакцию любовника. Словом, Ириша была идеальной подругой для женатого человека. Она не старалась даже раскрутить его на деньги, что было уж вовсе дико.

А подарки ей делать хотелось, но Сан Саныч заставлял себя ограничиваться цветами и конфетами, хотя мог позволить большее. Он даже отказывал себе, вопреки желанию, в частых встречах с Иришкой: чтобы оное желание не утратило остроты. Чтобы, обняв, как сейчас, женщину «с изюминками везде», мог задохнуться от шальной радости. Чтобы узнавать ее каждый раз заново – эту девочку, с которой можно не кривляться, а побыть самим собой. Клоунады Шувалову хватало как на службе, так и дома.

Сан Саныч всегда считал, что семейная и личная жизнь – сиречь вещи разные, которые пересекаться не должны. Жениться следует по расчету, и тогда все сложится, как надо. Главное, чтобы расчет был правильным. С его экстерьером и общительностью выбрать подходящий вариант из немалого количества истекающих соком девиц труда не составляло. В 91-м году, когда честолюбивый Саня окончил с красным дипломом МАДИ, страна корчилась в муках, рожая некое чудовище. Одаренные молодые специалисты Родине были нужны не больше, чем зайцу стоп-сигнал. Ни в челноки, ни в рэкетиры Сане подаваться не хотелось. А для того, чтобы начать собственный бизнес, требовалось, как минимум, представлять: какой именно. И располагать, кроме стартового капитала, хоть какими-то связями в деловых кругах.

Ничего этого Саня Шувалов не имел. Учился хорошо – ему это всегда нравилось. Но женщины нравились еще больше, и они отвечали молодому человеку полной взаимностью. В результате среди коллег по цеху, мужиков, друзей у него практически не было – только побежденные конкуренты с роскошными рогами. Кушать же хотелось трижды в день, а макароны, которые варила мама-инженерша на зарплату папы-инженера, как-то поднадоели.

И Саня, произведя инвентаризацию и маркетинг среди подруг, остановил свой выбор на Римме. Эта молодая особа кроме филейной части шириной в восемь кулаков (по оценке Саниного папаши) имела в активе родителя-бизнесмена, развернувшегося с помощью наследства от прародителя-дирижера. Дедушка, как все представители этой богатой возвышенными эмоциями профессии, дожил до невероятно преклонного возраста. И все дирижировал чем-то, дирижировал, словно розовый зайчик с вечной батарейкой. Но все же умер, оставив нажитое двоим предприимчивым сыновьям.