Оценить:
 Рейтинг: 0

Ежевика в долине

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
2 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Глава I. Ягоды и коренья

Орден пальеров был древнейшим на континенте. Его рыцари всегда служили самому сильному из монархов. А когда технический прогресс принес в мир череду революций, изменивших уклады во многих государствах, осталось одно королевство – Эскалот. Его нынешний король был человеком почитаемым и мудрым, но больным. К старости разные хвори, среди прочих, подагра, приковали его к столице. Больше прочих монарха мучила боль потери: он пережил трех своих наследников и волочил остаток века, изводимый горем и неопределенностью. Норманн II Удильщик был последним в своем роде. Он получил прозвище за любовь к рыбалке, часами мог сидеть у пруда с удочкой. В народе шутили, сколько, должно быть, законов и решений было принято на том берегу. Пальеры сохранили присягу последнему из королей. Однако их тоже терзала неизвестность. Новый мир несся на них бушующей техногенной и бунтующей человеческой стихией. И никто не знал, как люди, которые лучше умеют пользоваться мечами, нежели винтовками, выживут здесь и как останутся себе верны. В ордене состояли воины и ученые, вернее было бы сказать, что каждый рыцарь-пальер являлся и воином, и ученым. Большинство из них собралось в стенах их альма-матер – в замке Пальер-де-Клев. Здесь расположилась и их резиденция, и библиотека (крупнейшая на континенте), и пансионат для ветеранов и инвалидов, неспособных больше нести военную службу, и школа, где обучали юных послушников. В школяры принимали только мальчиков из благородных семей, но далеко не каждые родители желали детям такой участи. Пальеры несли присягу и аскезу, намеренно отказываясь и от брака, и от карьерных амбиций вне Ордена. Они были не так успешны, как офицеры регулярных армий, не так алчны, как наемники, не так коррумпированы, как агнологи. Последние тоже были учеными, но скорее мировой корпорацией, занимающейся изучением явлений на стыке официальной и квазинауки – агнологии, «науки неизвестного». Пальеры презрительно о них отзывались, и нарекли «новыми колдунами». Вопросы магии и этой науки в Пальер-де-Клев были табуированы. Незачем рыцарям терзать душу суевериями. Мир извне был богат искушениями, чтобы желать чего-то поистине сомнительного. Все это Тристан знал – и про запреты, и про желание запретного. Когда послушнику исполняется шестнадцать, наставники начинают говорить с ним более душевно и одновременно строго. Так, по словам учителей, более тяжкое бремя то, что гнетет ум и совесть, а не тело. Тристан кивал и понимал, как ему не повезло. Покуда ровесники не да нет сбегали в деревню к девушкам, он донимал расспросами Ситцевого рыцаря и засыпал над кипой книг. Почему природа такова? Почему он таков? Какие обыкновенные вопросы для юноши шестнадцати лет и как по-разному можно искать на них ответы. Может, и правда, было бы лучше отправиться за ними на ярмарку, а не в библиотеку. Конечно, за самовольные отлучки и наказание было соответствующим, в то время как за ученое усердие полагалась похвала. Но Тристана не покидало чувство, будто он готовится к какому-то ужасному преступлению, и что за него дают даже не розги, а высшую меру. Позорная казнь недостойного рыцаря – расстрел. Словно демонстрация бессилия слабого человека, предавшего традицию, перед оружием нового мира, которым в былые времена пользовались только трусы. Очень патетичная философия, так думал Тристан и все равно страшился. Ситцевый рыцарь был свидетелем, уликой и соучастником в деле, о котором Тристан не мог никому рассказать. Он четыре года носил секрет в себе, а своего болтливого товарища – в планшете из овчины. Эта трогательная привязанность к кукле, сшитой из материнской юбки, не добавляла ему мужества в глазах прочих послушников. Но Тристану было почти все равно. Почти.

Тристан стоял во дворе замка. Над его головой реял темно-зеленый штандарт с серой эмблемой Ордена: симметричным деревом, прорастающим вверх и вниз, роняющим плоды к корням. Девиз под ним гласил: «На смену друг другу». Первые солнечные лучи едва окрасили шпили на башнях в медовый цвет. Ясное небо слепило опухшие от сна глаза. Утренние зарядки нравились многим ребятам. Тристану же было тяжело пробуждаться в то время, когда всё вокруг единогласно, словно по сигналу, начинало бурную жизнь. Солнечный свет раздражал. Тело было непослушным. Птицы пели громко, не говоря уже о тренере, выкрикивающим команды и свистящим то и дело. Звук свистка был утренним испытанием. Тристан постоянно склонялся и морщился.

– Трувер, соберись и беги быстрее! – торопил его тренер. – Ты всех задерживаешь!

Тристан не был крепким и спортивным юношей, как большинство послушников его возраста. Кормили их хорошо, не вкусно, но плотно. Тристан тоже не имел недостатка в аппетите. Но силы ему это не прибавляло. Он был быстрым, жилистым, выносливым и упорным, а еще очень ловким. Но все эти качества просыпались в нем под вечер. Жаль ему было, что зарядку проводят не ночью. Вот сейчас он приседал тридцать четвертый раз и хотел упасть ничком.

– Закончили! – прогремел тренер. – Сейчас марш в душ, всем вымыть волосы, и поторопитесь. Цирюльник уже приехал. Налево! Бегом!

Когда Тристан скрылся с глаз тренера, перешел на шаг. Торопиться не имело смысла, он все равно придет к душевым последним. А еще он оттягивал момент, когда придется расстаться со своими волосами. Он любил темные локоны, хотя они то и дело свисали со лба и пружинили перед глазами. Тристан был уверен, что у его родителей, хотя бы у одного из них, были такие кудри. Он смотрел на себя в зеркало и представлял, какие черты достались от матери, а какие связывали его с отцом. О Труверах ему не рассказывали ничего, кроме того, что они происходили из мелкого дворянства и что погибли в пожаре. Тристана же спасло то, что у его матери не было молока, и в тот роковой час его как раз забрала кормилица вместе с платьем, которое пообещала заштопать. Мальчику не досталось даже семейных фотографий. Поэтому Тристан не разлучался с Ситцевым рыцарем, берег свои волосы и вечерами смотрел в зеркало вовсе не из самолюбования. Черты его лица были единственным наследством, неброским фамильным серебром. Какой успокаивающей, баюкающей его тоску была эта мысль.

И все же Тристан в очередной раз лишился своих волос. Теперь все послушники были стрижены «под горшок» и узнавать друг друга издалека стало труднее. Сегодня на уроке сэр Мерсигер рассказывал о целебных травах и кореньях, которые могут спасти жизнь, если рыцарь оказался вдали от цивилизации. Так Тристан узнал, что стебли громового лука помогают очистить зубы и снять любое воспаление во рту, а пыльцу семиля можно нюхать, чтобы быстрее уснуть.

– Не хочешь подышать пыльцой, а, Тристан? – ткнул его под локоть Гаро.

– Меня в детстве ею натирали, не иначе, – мрачно ответил он. Гаро ведь знал, что Тристан переносит утро, как сезонную болезнь.

– Но чудесными свойствами обладает корень струпки, – увлеченно повествовал сэр Мерсигер. – Он выглядит странно: с середины он раздваивается, словно у него есть ножки. Пучок, видный над землей такого, видите, иссиня… хвойного цвета. Растет в долине при Гормовых холмах, кстати, одно из четырех мест на земле, где можно эти коренья найти. Но они очень редкие, потому очень ценные. Один этот корень может исцелить до полусотни известных болезней, я уж не говорю, что он снимает практически любой болевой или воспалительный синдром. Его чудотворные свойства заключаются и в том, что очистив его от кожуры, вы можете заткнуть им глубокое ранение (а он достаточно длинный), и этим полностью остановите кровотечение в ране. Внешнее и внутреннее! Превосходное средство! Современная фармацевтика держалась бы только на одном этом корне, если бы не его редкость… Да. Сейчас мы подходим к самому главному.

Сэр Мерсигер расправил карту на доске и ткнул указкой.

– Вот места, где он может произрастать. Одно из них, видите, совсем близко. Буквально в полудне пути от замка! Говорят, его завезли сюда и высадили в холмах первые рыцари-пальеры. И я даю вам такое испытание: мы отправимся на его поиски.

Послушники поддержали идею одобрительными возгласами. Все любили пешие прогулки и походы в лес. Сэр Мерсигер улыбался, глядя на их радость. Но жестом попросил тишины.

– Приз за находку не менее ценен, чем струпка: нашедший корень первым получит наречение!

Школяры зашумели громче прежнего, некоторые застучали кулаками по партам. Большая честь быть первым, кого произведут в рыцари, и большая возможность. Легенда гласила, что всякого такого рыцаря охотнее принимают на службу, что это высокое признание его способностей, что все послушники надеются заслужить право первого прикосновения Аграля – церемониального меча – своих плеч. И в Тристане взыграло тщеславие, но он знал, это только надежда. На деле струпку можно искать неделями и не найти ничего. Когда книги заменяют и подушку, и вечерних собеседников, теряешь много чаяний, основанных на вере.

– Отправляемся после обеда, едем верхом. Разбиваем лагерь и, по моим планам, останемся в холмах на ночь, – каждая его фраза раззадоривала ребят. – Вечером я дам старт, и вы отправитесь на поиски парами. От напарника не удаляться, обозначенную местность не покидать.

– Сэр, а почему вечером? Не легче ли искать струпку при свете дня? – спросил Оркелуз.

– Нет, увы, днем этот корень мимикрирует и умудряется прикидываться заурядной травой или кустом, – разочарованно ответил сэр Мерсигер. – Что ж, господа, если нет еще вопросов, жду вас после обеда у главного входа.

Позже в коридоре Гаро спросил:

– Думаешь, мы его найдем?

Тристан помотал головой.

– Думаю, что не найдем. Мерсигер просто хочет, чтобы эта вылазка имела какой-то смысл, и мы были заняты поисками, а не тыкали на спор ядовитых жаб палками на болотах.

После обеда у подъемного моста собрались сэр Мерсигер, послушники и их тринадцать коней. В классе Тристана учились двенадцать мальчиков от тринадцати до семнадцати лет. Вот Гаро-то и был самым старшим в их компании, высоким и крепким. Оркелуз был ровесником Тристана, все прочие одноклассники были младше. Несмотря на разницу в возрасте, акколаду, церемонию посвящения в рыцари, класс проходил вместе. Считалось дурным тоном, если школяра оставляли послушником в чужом классе. Поэтому младшим ребятам приходилось сложнее. Для молодых людей, не отмеченных военными заслугами и фронтовым опытом, было звание рыцаря-скваера.

– Я, кстати, вот этого не понимаю, – сказал Тибо, самый юный в их классе. – Это ведь просто звание внутри Ордена. Так-то мы все рыцари, верно?

Гаро с Тристаном усмехнулись.

– Верно, – ответил Гаро. – Только никому на службе не нужен рыцарь, который войну в глаза не видел.

– Есть ли пальеры, которые стали учеными? Ну, в смысле, остались учителями в школе после присяги?

– Ты что боишься ехать на фронт? – вмешался Оркелуз.

– Вовсе и не боюсь! – бойко заявил Тибо. – Я просто интересуюсь. Мне интересно!

– Не задирай его, – одернул Гаро. – Не волнуйся, Тибо, тебя все равно никто не отправит на военную службу, пока не станешь совершеннолетним.

До места доехали быстро, разбили лагерь, а когда распалили костер, в лесу уже стемнело. Сэр Мерсигер велел всем зажечь фонари, разделил класс на пары по принципу старший с младшим и велел расходиться. Это был не первый поход и даже не такой изнурительным, как в стужу. Едва подоспевшая к долине весна растопила снег, превратив в болота даже лесные тропы. Послушников приучали к тяжелым испытаниям зимними переходами через холмы и двухнедельному отшельничеству в лесной хижине. Для одних парней это была пытка, для других – блаженные дни тишины и безмятежности. После испытаний им всегда задавали писать эссе на тему их приключений и переживаний. Наставники говорили, что Тристан не самый бравый из послушников, но самый смиренный. А еще они говорили, что он мог бы стать поэтом – так необыкновенно цветист был его язык и так искренне мысли ложились на бумагу, будто плелись писаной лозой по бумаге. Тристан даже осознал, как у него это получается: он вовсе ничего не записывал в походе, только осмыслял события, находил названия своим чувствам и давал всему этому оценку. Наверно, только так и поступают поэты, а не ученые.

В напарники Тристану достался Тибо. Он был не то, что бы пугливым, скорее очень мнительным. И его болтовня сбивала Тристан с мыслей. Он щебетал своим еще не сломавшимся голосом всю дорогу.

– Давай договоримся, ты молчишь, а я рассказываю Мерсигеру, что ты все делал верно, вел себя храбро и вообще спас меня, вытащив из норы? – предложил Тристан.

– Тут есть такие норы, в которые можно упасть? – Тибо округлил глаза, Тристан же свои закатил.

Тибо все же принес ему охапку хлопот. Спустя четыре часа ходьбы по вязкой скользкой земле он набрал и воды, и грязи, и даже веток в сапоги, чем и стер ноги в кровь в семи разных местах. А теперь канючил.

– Вот ты бедолага, – устало выдохнул Тристан. – И бедолага, и дуралей. Ты зачем гетры надел, когда надо было портянки?

– Они у меня всегда сползают! – стенал Тибо.

– Что мне с тобой делать?

Тристан сжалился и не стал отправлять напарника обратно к сэру Мерсигеру. Вместо этого он нарубил хвойных веток и соорудил ему небольшое гнездо, в которое велел улечься и спать.

– Смотри мне, Тибо, – пригрозил Тристан. – Не найдется той силы, что спасет твои уши от меня, если по возвращению я тебя здесь не найду. Или если ты еще натворишь глупостей.

Тибо виновато кивал. Не то понимал свою ошибку, не то понимал даже больше и умело юлил. В одиночку Тристан шел быстрее. Он свернул с тропы и направился к Гормовым холмам, прорубая себе дорогу через густой лес. Но прошел он недолго, из полевой сумки донесся голос Ситцевого рыцаря.

– Не туда идете, господин, если только Вам надо за корнем струпки, – проворчал он.

Тристан остановился, огляделся. Убедившись, что никого поблизости нет, достал куклу.

– Знаете, куда идти?

– О да. Струпка не любит солнце и ему всегда мало питья.

– Значит, надо идти к озеру? – спросил Тристан.

– Именно, господин, именно к Ворклому озеру! Милее места не придумаешь для этих кореньев, – закивал Ситцевый рыцарь.

– Как же его тогда среди холмов находили?

– Должно быть, старая плантация фей, – предположил он. – Но если ее всю перекопали, то новых струпков в холмах не появилось, будьте спокойны.
<< 1 2 3 4 5 >>
На страницу:
2 из 5