Тонкий слой были

– Как же, забыл ты, – хмыкнула она. – Плевать. Не до грызни. Я согласна и потому, что кубок, очевидно, не в замке. Есть у меня идеи, с чего начать, но ты тут не понадобишься, потому что язык у тебя поганый. Ляпнешь глупость – все испортишь. Не спорь. И если нам придётся выходить из Хогвартса, я бы предпочла не гулять по Англии X века в одиночку. Колдовать открыто при магглах, хоть и Статута еще нет, все равно глупо. А с… – она задумалась, насколько Малфою подходит звание «мужчины». – С парнем путешествовать как-то поспокойнее, даже если этот парень ты.

– Полегче, а то от тебя звучит, как признание в любви, – Драко театрально сгримасничал, изобразив смущение. А потом томным шепотом добавил: – И кто же мы друг другу?

– Паясничай, но лишнего себе не выдумывай. Будем братом и сестрой.

– Идеальное прикрытие! Мы как раз похожи!

– Неважно! – вспылила Гермиона. – После выдумаем легенду. Мне нужен один день, чтобы кое-что выяснить, и скажу, куда отправляемся.

Он молчал, вытянув губы, и как-то подозрительно саркастично кивал.

– Я пойду, уже поздно.

Она снова попыталась уйти, он снова ее окликнул:

– Грейнджер?

– А?

– Спокойной ночи, – он сказал это таким же шепотом, как вопрос, кем они друг другу придутся.

Теперь она ушла от него сердитой и недовольной, и от этого Драко стало снова уютно, словно так оно всегда и должно быть. Слишком уверенно себя почувствовала Гермиона, когда раскомандовалась. А у него сейчас козырей не нашлось. Вот он и подметил, что от его ироничных «подкатов» она стушевывается, как третьекурсница. Значит, способ ее урезонить он нашел. И на том довольный сам отправился спать.

Наутро Гермиона собралась в дорогу, точнее, ее сумку собирали всем факультетом – зелья, теплые шоссы, еды впрок. К Драко же пришел один Брутус.

– Мастер Салазар сказал, что ты, видимо, мой потомок, – начал он.

– Видимо, он, – согласился Драко.

Даже если не так, теперь у Брутуса будут более веские, чем честь факультета, причины ему помогать.

– И кажется, я – последний из мужчин в семье. Насколько мне известно, остались моя мать и тетка. Остальные, увы, – Драко говорил скорбно, но помнил, как средневековому дворянину важно знать, что род его продолжается.

Брутус сделался серьезнее прежнего и протянул ему большую суму со всем необходимым в дорогу.

– Тогда пусть у тебя все получится, Драко. Нам запрещено помогать вам за пределами Хогвартса. Но в стенах замка я сделаю все, чтобы тебя вернуть домой.

Пусть и немного, но заверения утешили. Гермиона тоже не теряла времени, но отправилась она к Пенелопе Пуффендуй. В конце концов, чаша явно принадлежала ей. Завидев ее в дверях кухни, где Основательница возилась с составлением рациона на осень, Пенелопа качнула головой и попросила:

– Ох, девонька, скажи мне, что пришла за пирогами да орешками в дорогу. Иначе не найдется у меня для тебя помощи – я слово дала и слово сдержу.

Гермиона виновато замешкалась в проходе, но на кухню вошла.

– Что вы, я не посмею просить о помощи. Хотя от орехов не откажусь.

Пенелопа махнул эльфам, чтобы те принесли все нужное.

– Но я и поговорить хотела, – начала она, но услышав, как шумно вздохнула Пенелопа, Гермиона тут же исправилась. – Честно, не буду выпытывать, где может быть чаша. Но я попала в прошлое. Далекое прошлое, о котором читала только в книгах. Вы – четверо легендарных волшебников! Я ухожу за чашей и, если найду ее, могу уже вас и не увидеть. Прошу, расскажите о том, как вы создавали Хогвартс. О факультетах, о том, как набирали первых волшебников. Да что угодно!

Розовощекая Пенелопа улыбалась, глядя на ее неумный интерес к их детищу.

– На кухню часто приходят студенты за добавкой. Но таких голодных до знаний я еще не встречала! Присядь, Гермиона, раз уж пришла, присядь. Сидру? Пива? Нет, что ж. Ой, что тебе такого рассказать… Как мы волшебников находим? Да как? По-разному: то клич кинем с совами по известным нам магическим семьям. Кто, где уродился, подошел ли возраст. Вот первых набрали ребятишек, ваших ровесников. Вот Елена первой ученицей стала, матушка ее первую привела, оно и понятно.

– А среди магглов? – спросила Гермиона.

– Это мы с Годриком так и сдружились годочков десять тому назад. Я ходила врачевала по семьям крестьянским, он из похода шел – искал, стало быть, Грааль. Не нашел, конечно, – она суетилась и что-то то резала, то толкла, то месила, пока рассказывала, и от взмахов ее рук то и дело разлетались брызги и вставало облако муки. – Стали значит ребятишек собирать вокруг себя, учить. Потом узнали, что есть еще, значит, кто таким занимается. Так вчетвером собрались и решили самую настоящую школу сделать. А я-то теперь знаю, как искать. Ты ж сама-то тоже из простаков вышла, верно?

Гермиона кивнула.

– Вот. А ты этого не стесняйся. И Салазара не слушай. Простые люди они иной раз и крепче, и смышленее, и всяко человечнее бывают. А то бывает кровь у одного благородная, а душонка… Тьфу, даже зайца боится!

– А как, в итоге, вы решили делить детей на факультеты? Почему Шляпа именно эти качества выделяет для каждого из четырех? – спросила Гермиона набирая на ступку предложенный ей мед.

– Так все уже до нас придумали? – всплеснула Пенелопа руками. – Чего лишнего городить? Вот к Годрику, скажем, идут все, кто правителем уродился – короли, герцоги, полководцы. Каждый, за кем идут, хоть из волшебного, хоть из не волшебного рода… А к Салазару такие же вроде как, – она поджала губы. – Да не такие. Часто им чего-то не хватает, чтобы на место первых придти. Но иногда они могут и свергнуть. Скажу так: борьба их за власть так же естественна, как восход солнца по утрам. Кандида собирает всех умненьких, любопытных – таких, как ты и собирает. Ты как вообще у Гриффиндора оказалась?

– Да мне Шляпа предложила выбор, я и решила.

– Хороший выбор сделала, – одобрила Пенелопа. – Значит, на своем месте очутилась, не жалей.

– Не жалею.

– Вот, но Кандида тоже переборчива. Даже самородка, но из крестьян к себе не возьмет. Говорит, «деревенщина». А мне что? Я всех приму!

– Я вас такой и представляла, в историю вы вошли очень великодушной, – поведала ей Гермиона.

Пенелопа сдержанно отмахнулась от ее ремарки.

– Всяк имеет право быть самим собой. Раз уродился волшебником, так мое дело его только научить правильно колдовать, ведь просто колдовать он и сам умеет.

В кухню вернулись домовики со свертками, принесли сыра, орехов и изюма.

– То есть, – поторопилась она уточнить, пока Пенелопа с ней не распрощалась. – Вы так и бродили по землям скоттов и саксов в поисках тех, кому требовалась помощь.

Пенелопа сияла. Не от того, что болтала о важных для нее вещах, а от того, что Гермиона поняла, что на самом деле было для нее важным.

– Так и бродили, – повторила Пенелопа.

Гермиона отзеркалила ее улыбку, приняла свертки с едой и поблагодарила за помощь. Драко уже топтался у главных ворот, и заворчал, что она задержалась.

– Надеюсь, ты не зря потратила утро, и мы знаем, куда идем.

Она в ответ закусила губу, предвкушая, как громко будет ругаться Драко, когда им придется кочевать там, где спрятать вещь могла только Пенелопа Пуффендуй.

– Мы знаем, куда идем, Малфой, и уверяю, тебе там совсем не понравится.

Глава III о том, откуда происходит магия.

Птицы пели, снующие вокруг мошки, мухи и пчелы жужжали, Драко нудил и жаловался, Гермиона терпеливо вздыхала. Видя его таким раздраженным и кое-что о нем узнав за шесть лет, она понимала, что Драко ищет повода поцапаться, чтобы выпустить пар. Его манера разборок Гермионе совсем не нравилась, потому что он мгновенно скатывался в банальную ругань с мерзкими оскорблениями. Но это не прекращалось, шел второй день пути, первая ночевка на ноябрьской земле прошла печально – они замерзли, не выспались, а плохо наколдованный шалаш из веток и их плащей под утро вообще на них свалился. Драко вскочил, запутался в тканях, упал, десять раз обозвал Гермиону, раскритиковал ее умение ставить самодельные палатки и, не затыкаясь, ушел в чащу справлять нужду. Гермиона умылась, приготовила завтрак и снова выслушала его нелестную оценку ее стряпни. Признавав, что кулинарными талантами она, конечно, не обладает, но яичницу, пожаренную на камне, есть все же можно, Гермиона усвоила урок – отвечать на упреки Малфоя себе дороже. Но иногда сдержаться не получалось.