Учебник по лексикологии

Обратим сразу внимание на то, что некоторые из выделенных элементов смоделированной ситуации подвергаются дальнейшему членению с точки зрения их роли в определении свойств данной проблемной ситуации. Be busy распадаются на элемент, обозначающий определенное состояние – busy, и на элемент, обеспечивающий отнесенность данного состояния ко времени – be. All day tomorrow делится на три элемента, каждый из которых по своему уточняет период длительности моделируемой проблемной ситуации. Tomorrow выделяет определенный день в соответствии с тем, как моделируется последовательность дней по отношению ко дню, когда осуществляется произнесение данной знаковой последовательности; day указывает на время суток в выделенном дне (ср. all night), а all определяет длительность проблемной ситуации в указанное время суток (ср. half the day). Please try делятся на элемент, обозначающий вежливое отношение ко второму субъекту – please, и на элемент, обозначающий побуждение второго субъекта к попытке определенного действия – try. Not включает в модель ситуации отрицательное отношение к чему-то. To уточняет значение отрицательного отношения, введенного not, указывая на то, что отрицательное отношение направлено на действие bother. Me обозначает субъект речи как возможную жертву действия bother, а then вновь подтверждает актуальность периода времени, когда данная проблема может возникнуть.

Мы видим, что данный знаковый сигнал, позволяющий человеку решить проблему, не связанную с конкретной ситуацией, в которой он находится, принципиально отличен от рыка собаки тем, что человек производит структурированные знаковые последовательности, которые обеспечивают возможность смоделировать проблемную ситуацию. Собака, пользующаяся образной знаковостью, способна через сигнал изобразить свое состояние и связанное с ним возможное развитие именно той ситуации, которая и обусловила появление данного состояния. Собака никогда не сможет попросить вас дать ей завтра корм на полчаса раньше обычного.

Человек обладает возможностью решать проблемы, относящиеся не только к его сиюминутному состоянию, благодаря тому, что производимые им сигналы состоят из элементов, позволяющих ему представить любую проблему, относящуюся к его опыту, как модель, в которой все признаки проблемной ситуации будут распределены между отдельными элементами, представляющими различного рода объекты и происходящие с ними изменения. В нашем примере к объектам можно отнести говорящего субъекта (I, me), а также обозначения периода времени (all day tomorrow, then). К знакам, обеспечивающим выражение изменений, происходящих с объектами, следует отнести глагольные сочетания will be busy; please try not to bother.

Итак, если знаковая система животных обладает образной природой и изображает определенные потребности животного, то знаковая система человека – язык – обусловливает его опыт моделями, в которых знаки систематизируют все свойства человеческого опыта, классифицируя их как объекты и изменения, происходящие с объектами.

Мы также увидели, что языковой сигнал, в отличие от сигналов животных, легко членится на компоненты, которые выступают в качестве носителей стабильного набора свойств опыта и которые легко идентифицируются как таковые.

Основная характеристика языкового сигнала, отличающая его от знаковых сигналов животных, заключается в том, что значение языкового сигнала состоит в представлении определенной потребности как ситуационной модели, состоящей из объектов и изменений происходящих с данными объектами в процессе их взаимодействия. Для того, чтобы предупредить коллегу о том, что на следующий день он будет занят, гипотетический герой нашего примера формирует последовательность языковых знаков, которая позволяет ему представить модель своего состояния на следующий день и выразить пожелание своему коллеге.

То, что невозможно для собаки, оказывается возможным для человека за счет того, что языковой сигнал состоит из элементов особого рода, значение которых организовано таким образом, что человек способен преодолеть ограниченность знаков-образов типа рыка, шипа, урчания, виляния хвостом и т. д. и осуществлять с помощью знаков не просто изображение своих насущных в данный момент потребностей, но создавать модели своих потребностей и способов их удовлетворения. Данные элементы, позволяющие человеку моделировать свой опыт, мы и будем называть словами.

Разработка теории слова как знака связана с именами Ч. Пирса и Ф. Де Соссюра. Еще в конце XIX века Пирс дал следующее базовое определение знакового отношения вообще: “A sign, or representamen, is something which stands to somebody in some respect or capacity. It addresses somebody, that is, creates in the mind of that person an equivalent sign, or perhaps a more developed sign. That sign which it creates I call the interpretant of the first sign. The sign stands for something, its object. It stands for that object, not in all respects, but in reference to a sort of idea, which I have sometimes called the ground of the representamen” (Pierce 1940).

Следует отметить, что знаком, по терминологии Пирса «репрезентаменом», в человеческом языке могло быть и слово, и предложение, и знаковая последовательность любой степени сложности. Это отличает его взгляды от современной лингвистики, которая разработала более детальную и последовательную систему описания языковых знаков. Под «объектом» Пирс понимал не только отдельные предметы, но и комплексные ситуации опыта. Причем он подчеркивал, что «объект» представлен не как таковой (“in all respects”), а как конструкт некоторой мысленной репрезентации (“idea”/ “the ground of representamen”). «Интерпретанта» же – это динамический аспект существования значения, который в современной теории, как правило, называется «смыслом».

Существенно то, что Пирс настаивал на обязательности связи между тремя составляющими знакового процесса: самим знаком, интерпретантой и объектом. Более того, он утверждал, что в знаковом процессе ни один из упомянутых компонентов не является самодостаточным и не может быть определен вне знакового процесса.

Позицию Пирса и то влияние, которое она оказала на развитие современной семиотики невозможно оценить без учета более широкого контекста, в котором она зародилась, а именно без учета развития прагматического течения в философии.

Основным положением прагматизма считается принцип целенаправленности мыслительной деятельности человека. Человек мыслит тогда, когда деятельность его сознания направлена к разрешению некоторой проблемы. Прагматисты утверждали, что мышление человека во всех областях: от приготовления завтрака до теоретической физики определяется его потребностями и теми проблемами, которые он способен сформулировать.

Об общей обусловленности мышления человека его потребностями писали такие тесно общавшиеся с Ч. Пирсом ученые как У. Джеймс и Дж. Дьюи (Дьюи 1999; James 1987). И Пирс, и Дьюи считали, что мыслительный процесс осуществляется исключительно знаковыми средствами (Дьюи 1999). Но среди философов-прагматистов только Пирс попытался разработать общую теорию о знаковых системах.

Именно в рамках семиотической традиции, заложенной Пирсом, возникла гипотеза, в соответствии с которой природа знака в человеческом языке связана с характером потребностей и проблем человека. На более общем уровне это говорит о том, что значение определяется потребностями того организма, который участвует в каком-либо знаковом процессе. Причем процесс этот всегда подразумевает определенный результат для организма, удовлетворение некоторой реальной нужды.

Однако, в отличие от своих коллег-психологов Джеймса и Дьюи, Пирс был изначально более ориентирован на исследования в области логики и математики. В результате, его работы в области общесемиотической теории, до сих пор непревзойденные по размаху, по признанию многих исследователей, изобилуют неясностями и противоречиями. В этом отношении судьба идей Пирса – это скорее история их переработки, чем разработки.

Например, одним из наиболее продуктивных понятий в семиотике можно считать понятие интерпретанты, которое соотносимо с разрабатываемым в лингвистике понятием смысла. Пирс полагал, что интерпретанта может представлять собой чувства, предрасположенность к поведенческой реакции определенного типа, но также и другое, иногда более сложное знаковое построение. Это предполагает способность отдельного знака реализовывать свое значение за счет участия в сложных, иерархически организованных знаковых комплексах.

В качестве одного из параметров глобальной классификации знаков Пирс предложил использовать тип порождаемой интерпретанты. Однако сам Пирс выделял типы интерпретант на основе типов суждений, описываемых формальной логикой, а не на основе наблюдаемых знаков, используемых в реальном общении или жизнедеятельности организмов. В результате, большинство исследователей, использующих исходное определение знака, данное Пирсом, и ссылающихся при этом на его имя, даже не упоминают предложенную ученым классификацию знаков по типу интерпретанты (см., напр., Эко 1998; Morris 1950).

Классификация знаков по принципу их отношения к объекту также претерпела значительное переосмысление в работах ученых XX века. Пирс предложил разделять знаки на индексальные, иконические и символические по способу отношения к объекту. По Пирсу, иконические знаки – это знаки, для функционирования которых существенно из сходство с обозначаемым объектом; индексальные знаки – это знаки, «причастные» объекту в пространственно-временном отношении; символические же знаки – это знаки, которые относятся к объекту за счет включенности в определенную систему правил, существующих в человеческом сознании.

Исследователи-семиологи, занимавшиеся в первую очередь человеческим языком, зачастую отказывались от рассмотрения отношения знаков к объектам (или, как их еще называют, референтам). Например, У. Эко подчеркивал, что этот аспект по существу находится вне ведения семиотики: “… по сути дела, дисскуссии о референте не подлежат ведению семиологии. Те, кто занимается проблемой референта, хорошо знают, что символа из референта не выведешь, поскольку бывают символы, у которых есть референция, но нет референта (например, слово «единорог» отсылает к несуществующему фантастическому животному, что нисколько не мешает тому, кто слышит это слово прекрасно понимать, о чем идет речь; бывают также символы с разным значением, а референт у них один… два выражения, такие как «мой отчим» или «отец моего сводного брата», относятся к одному и тому же референту, хотя значения их не совпадают, они принадлежат разным контекстам и эмоционально окрашены по-разному» (Эко 1998: 50). Как можно видеть из приведенной цитаты, причина отказа семиологов от обсуждения этой проблемы на определенном этапе связана, по-видимому, с пониманием того, что объекты не существуют во внешней действительности сами по себе, а являются продуктами знакового моделирования/ отношения.

В связи с этим, некоторые семиологи, например, Р. Барт, предпочитали модель, предложенную Ф. де Соссюром, который утверждал, что знаковое отношение принципиально двойственно по своей природе. Знак, по Соссюру, обладает «двоичной» природой. Он представляет собой связь между акустическим образом и некоторым комплексом дифференциальных признаков, образующих понятийную составляющую знака и отличающих его от других знаков (Соссюр 1977: 99). Соссюр предостерегал против наивной ассоциации знаков с объектами внешней действительности и считал, что лингвиста отношение знака к внешнему миру особо интересовать в принципе не должно (Соссюр 1977: 98–99; Соссюр 2001: 121).

Однако теория Соссюра не предлагала никакого объяснения происхождению фиксируемых знаком признаков и их понятийного статуса. Более того, Соссюр не считал возможным исследовать сложные знаковые комплексы, представляющие реальность речевого общения. Его теория не давала никакого представления о том, как можно исследовать функциональную природу словесных знаков. Характерно, что последователи его концепции, тот же Ролан Барт, например, при исследовании реального речевого материала прибегали к понятию языковых метауровней, т. е. были вынуждены усложнять исходную «двоичную» схему (Барт 2000).

Постепенно, вопрос об отношении знаков к «объектам», т. е. принципам взаимодействия организма с окружением, стал проясняться за счет значительного вклада биологов и антропологов в развитие семиотической теории. Их интересовала как общность всевозможных знаковых систем, так и параметры различий между ними, находящие соответствие в уровнях психической организации живых существ. Классификация отношений знаков к объектам, предложенная Пирсом, была переосмыслена как способ описания уровней знаковости, что дало толчок к дальнейшей разработке теории словесного знака.

1.3 Знаковая природа слова

В предыдущем параграфе мы отметили, что основное своеобразие языковой знаковой системы состоит в том, что весь опыт человеческих контактов со своим окружением закрепляется в особого рода знаках – словах, позволяющих человеку классифицировать свой опыт, членя его на объекты и изменения, способные происходить с объектами. В основе данной возможности лежит способность человеческого воображения разлагать опыт на его составляющие и объединять их в стабильные комплексы свойств. Те комплексы свойств опыта, которые мыслятся как целостные единицы, тождественные сами себе и не изменяющиеся во времени, и являются объектами (I, table, tomorrow). Существование объектов обязательно предполагает существование изменений, которым данные объекты подвергаются во времени в процессе удовлетворения человеческих потребностей (go, eat, do). Знаковое представление опыта как образование моделей, основанных на взаимосвязи знаков-объектов и знаков-изменений, мы будем называть грамматикой. Отметим сразу, что в основе природы грамматических явлений лежит универсальное свойство живых организмов, о котором мы вели речь в начале этой главы.

Для любого живого организма принципиально значимым является граница между статическими состояниями (исходное состояние для удовлетворения потребности или результат процесса удовлетворения потребности) и динамическими состояниями – изменениями, предпринимаемыми организмом ради удовлетворения потребности. Мы видим, что сфера знаков-объектов в любом языке (прежде всего, различные виды имен, особенно существительные) позволяют в словесных моделях опыта представлять как исходные условия для каких-то изменений, так и достигнутый результат. Эта знаковая сфера обеспечивает формирование грамматической модели пространства ситуации. Сфера знаков-изменений, представленная в любом языке прежде всего глаголами, позволяет моделировать изменчивый аспект опыта, стадию динамического преобразования исходных элементов пространства в результат какого-то процесса. Данная сфера знаков формирует грамматическое время в языковой модели реальности. Разделение времени и пространства, таким образом, следует рассматривать как следствие аналитической природы знаковости языковой системы, в которой подобным способом получает выражение стадийная природа взаимодействия человека с материальным окружением.

Различие между значимыми единицами – объектами и значимыми единицами – изменениями лежит в основе структуры любого языка. Данное свойство человеческого воображения делает язык как знаковую систему значительно более творческой, чем образные сигнальные системы животных. Формируя две знаковые сферы – сферу объектов и сферу их изменений, человек получил возможность не только изображать свои потребности, но и аналитически моделировать их, что, в свою очередь, дало возможность человеку модифицировать способы удовлетворения своих потребностей, постоянно изменяя свое внешнее окружение в соответствии со все более усложняющимися знаковыми моделями удовлетворения своих потребностей.

История возникновения языка до сих пор не изучена полностью. Нет единства мнений ни по поводу времени возникновения языка, ни по поводу конкретных форм первой знаковой системы, которую уже можно было бы считать языком. Вместе с тем, широко признанным считается тот факт, что возникновение языка теснейшим образом связано с формированием в человеческом воображении первых моделей опыта, которые позволили человеку мыслить о своих потребностях как о моделях его отношения с божествами. Язык как знаковая моделирующая система возникает в древнейшем религиозном обряде, превращающем определенную человеческую потребность (добычу пищи, например) в сложно структурированную модель, в которой выделяются отдельные компоненты – объекты: человек; зверь, которого надо поймать; божество, которое необходимо задобрить; а также те изменения, которые должны произойти с объектами для достижения желаемого результата (совершение заклинания, принесение жертвы и пр.). В недрах древнего синкретического обряда и зарождается знаковая система, качественно отличающая человека от животного и позволяющая людям совершенно иначе координировать свои действия при удовлетворении коллективных потребностей. С возникновением моделей, в которых насущные потребности структурируются как определенные отношения между человеком и божеством, человек переходит от образной знаковости к знаковости аналитически моделирующей, при которой отдельные знаки становятся элементами моделей гипотетических ситуаций. В таких моделях опыт закрепляется в форме знаковых образований, основанных на разделении знаков-объектов и знаков-изменений.

В современной лингвистике значимость двух неразрывно взаимосвязанных знаковых сфер в формировании языковой системности была четко разработана Н. Хомским (Chomsky 1957). Именно с его именем связана теория так называемого «дерева» (tree-diagram). Н. Хомский обратил внимание лингвистов на то, что любая структурно-оформленная знаковая последовательность естественно делится на сферу влияния имени и на сферу влияния глагола. (Each sentence can be naturally organized into a noun-phrase (Np) and a verb phrase (Vp). Именно это деление на две ветви – ветвь значимости, связанная с именем и ветвь значимости, связанная с глаголом – и дало название данной диаграмме.

Несмотря на то, что само определение знаковой последовательности как предложения в высшей степени формалистично, так как не связывает содержательность данной последовательности с ситуативными моделями, уходя в традиционный логицизм, сама констатация значимости первичного деления знаков на сферу имени и сферу глагола является существенным вкладом в развитие функциональной лингвистики.

Рассмотрим, каким образом данное свойство языка как системы знаков определяет природу рассматриваемых нами компонентов языка – слов.

Возьмем для анализа словарные дефиниции знака table и попытаемся выяснить, какие именно свойства данного знака позволяют нам рассматривать этот знак как слово, которое мы в самом общем виде определили как элемент, позволяющий человеку формировать знаковые модели собственного опыта. При наших наблюдениях мы искусственно абстрагируемся от того факта, что словари предлагают большое количество дефиниций для одного знака: данное явление будет рассмотрено в следующей главе. Оно никак не затрагивает основные качества слова как специфической языковой единицы.

The Concise Oxford Dictionary предлагает следующую дефиницию: table – a piece of furniture with a flat top and one or more legs, providing a level surface for eating, writing, or working at, playing games on, etc.

Webster’s New World Dictionary of the American Language имеет следующую дефиницию: table – a piece of furniture consisting of a flat top set horizontally on legs.

Обе дефиниции фиксируют с помощью других словесных знаков ряд свойств человеческого опыта, которые представляются как определенная целостная единица. Прежде всего, попытаемся определить, какие именно свойства человеческого опыта представлены как компоненты значения знака table.

Во-первых, обе дефиниции содержат элемент a piece of furniture. Данный элемент предполагает наличие в сознании человека словесной модели, описывающей жилище: человеческое жилье это определенная сфера опыта по обеспечению человеком комфортных условий для своей жизнедеятельности и защиты от неблагоприятных погодных условий. Для современного человека данная сфера опыта будет представлена моделью, элементом которой обязательно будет здание. Описание его внутреннего пространства будет предполагать наличие в здании целого ряда созданных человеком вещей, обеспечивающих ему удобство нахождения в этом внутреннем пространстве (furniture – the movable things in a room, apartment, etc. which equip it for living, as chairs, sofas, tables, beds, etc. Webster’s New World; furniture – the movable equipment of a house, room, etc., e.g. tables, chairs, and beds. The Concise Oxford). Таким образом, знак table наделен рядом свойств, относящих его к определенной сфере опыта – устройству человеческого жилья.

Другим важным свойством дефиниции является то, что свойства человеческого опыта, закрепленные в знаке table, синтезированы в целостную единицу как нечто, существующее вне времени и не предполагающее изменений: в структуре дефиниции нет элементов, предполагающих изменение данного комплекса свойств во времени, следовательно, мы имеем дело с объектом.

Дальнейшая конкретизация содержательности знака table осуществляется за счет включения в нее специфических свойств опыта человека, позволяющих четко определить функции данного знака в модели «жилище». Более наглядно эти свойства вербализованы в дефиниции из словаря The Concise Oxford: with a flat top and one or more legs, providing a level surface for eating, writing, or working at, playing games on, etc. В дефиниции отмечается, что объект – вещь, созданная человеком для обеспечения удобных условий для жизни в жилище (a piece of furniture) обладает определенными физическими свойствами (a flat top and one or more legs), которые человек использует для удовлетворения определенных потребностей (providing a level surface for eating,…). Как видим, физические свойства вещи в структуре значения знака-объекта являются следствием функционального отношения человека к своему окружению. Они полностью зависят от тех потребностей, которые человек стремится удовлетворить, моделируя свой опыт. Плоская поверхность и средства опоры не обладают значимостью сами по себе. Они входят в структуру данного знака не как свойства вещи, а как элементы ситуационной модели, в которой могут быть удовлетворены определенные человеческие потребности. Мы видим, что значение рассматриваемого нами знака не может быть описано иначе как набор свойств опыта человека, которые определяют роль данного знака в модели ситуации, обеспечивающей человеку удовлетворение определенных потребностей, связанных с обеспечением удобства в осуществлении определенных типов повседневной деятельности.

Важным свойством значения знака table является его целостность. Знак выражает все выделенные нами свойства как единый комплекс. В материальном (акустико-артикуляторном) комплексе table мы не можем выделить отдельные элементы, которые бы выражали свойство «объект», или свойство «вещь, созданная человеком», или свойство «плоская поверхность» или свойство «принятие пищи» и т. д. Целостность значения, т. е. невозможность выделения формальных элементов, которые были бы способны выражать отдельные свойства опыта внутри рассматриваемого знака, является критерием определения слова. Если рассматриваемая знаковая единица может члениться на элементы, каждый из которых способен выражать определенные свойства опыта, формирующие ситуационную модель, мы имеем дело с единицей, большей, чем слово. Вспомним наш анализ последовательности I will be busy all day tomorrow.

Таким образом, мы можем определить слово как знак, выражающий устойчивый комплекс свойств человеческого опыта, так что данный комплекс обеспечивает отнесенность слова либо к сфере знаков-объектов, либо к сфере знаков-изменений и определяет роль слова в оформлении ситуационных моделей опыта.

Свойства человеческого опыта, выражаемые словесными знаками мы будем в дальнейшем называть категориями. Категории возникают в знаковой системе тогда, когда сознание обладает возможностью отрывать свойства опыта от непосредственных стимулов, поступающих к организму из внешней среды, и представлять эти свойства как гипотетические модели. Категориальность, таким образом, является важнейшим свойством языка, отличающим его от образно-репрезентативных знаковых систем животных. Категории являются компонентами содержательного плана словесных знаков; материальной формой существования категорий является языковая система.

Категории существуют в отдельном слове постольку, поскольку данное слово обладает определенной ролью в оформлении модели опыта. Table обладает значением постольку, поскольку данный знак связан с моделью, в которой есть, в частности, элементы room, furniture, people who sit, eat, write, etc. in this room and who need a flat hard surface for putting plates on, etc. Иначе говоря, table имеет значение благодаря тому, что весь комплекс свойств человеческого опыта, представленный в данном знаке, предполагает совершенно определенный характер связи данного знака с ограниченным множеством других знаков языка. Эти знаки принадлежат как к сфере объектов, так и к сфере изменений: we can sit at a table; we eat at a table; we can push the table into a corner; but we cannot pour the table into a basin; we cannot spread it on toast; we cannot crumple it and throw it into a waste-paper basket.

В связи с этим, следует отметить важнейшее свойство словесного значения: оно не существует как содержательная единица, характеризующее только одно слово. Данное качество связано с природой человеческого опыта, который представляет собой моделированные способы взаимодействия с внешним окружением. Слова закрепляют в памяти человека свойства, составляющие результат проецирования определенной потребности на внешнюю среду, и, соответственно, предполагают сложную модельную репрезентацию этих свойств, поскольку они фиксируют функциональное отношение человека к внешней среде. Слово интегрирует в себе определенные характеристики опыта, превращая их в целостное значение и закрепляя его таким образом в памяти человека. Очень важно отметить сразу то, что данная интегрирующая функция значения слова по отношению к опыту человека одновременно выступает и в качестве принципа внутрисистемной дифференциации знаков: отдельное слово обладает значимостью только при возможности встроить его в систему отношений с другими словесными знаками. Так, table способен обозначать «вещь, созданную человеком для определенных целей» (ср. элемент словарной дефиниции a piece of furniture), благодаря тому, что этот комлекс свойств будет обязательно представлен в других языковых знаках, прежде всего man как деятель, способный создавать что-то материальное, и make как основная характеристика изменений, которые человек способен осуществлять во внешней среде. Интересной в этом смысле является структура дефиниции первого значения слова make в The Concise Oxford. В ней четко прослеживается взаимосвязанность данных знаков на основе общности элемента опыта «вещь как материальный объект, обслуживающий определенную потребность». Показательно, что хотя сам знак man в данной дефиниции не присутствует материально, мы его (или любой другой знак, способный обозначать «человека как деятеля») легко можем поставить в позицию подлежащего в примерах, приводимых в данной дефиниции:

Make – construct, create, form from parts of other substances (made a table; made it out of cardboard; made him a sweater).

Таким образом, словесное значение, интегрирующее в себе ряд функционально значимых свойств опыта, обеспечивает человеку возможность творческого взаимодействия со своим окружением. Активное преобразование среды обитания и постоянное усложнение потребностей, безусловно, являются следствием возникновения грамматического аналитизма словесных значений, распределяющего различные аспекты потребностей между взаимообусловленными словесными знаками.

Именно возможность смоделировать среду обитания в знаковой модели, позволившей представить отдельно пространство обитания как объект, отдельно человека-деятеля как объект, способный совершать изменения в данном пространстве, отдельно те изменения, которые могут быть произведены с элементами внешней среды, и, наконец, как отдельные объекты – преобразованные в соответствии с человеческими потребностями элементы окружения, и позволила человеку создавать материальные вещи и активно изменять условия своего существования и сами потребности. Столы, стулья, здания, дороги – все, что окружает современного человека, является результатом гипотетического моделирования возможной ситуации, связанной с насущной потребностью, с помощью словесных знаков. Так, стол как материальный предмет может быть создан человеком только тогда, когда в сознании его есть возможность выделить элемент внешней действительности a flat surface и спроецировать на него как ряд своих потребностей (еating, etc.), так и установить отношение между данным элементом и возможностями преобразования материальных объектов в целях оптимизации данных потребностей. Материальный стол как предмет внешней действительности возникает в результате знакового моделирования потребности на основе включения определенного свойства материального окружения (возможность плоской поверхности стабильно удерживать предметы) в определенную сферу деятельности человека. Именно такого типа моделирование является практически не доступным для животных. Именно поэтому материальная культура возникает в человеческом сообществе одновременно с развитием языкового сознания, а не предваряет появление языка.

Определение слова как знака, обладающего целостностью значения, в том смысле, что оно является минимальным далее не членимым элементом ситуативной модели, позволяет нам сформулировать критерий, по которому можно определить различие между словом и единицами, меньшими, чем слово. Любое слово может быть отнесено либо к сфере объектов, либо к сфере изменений, причем значение слова четко определит роль данной единицы в моделировании определенных ситуаций опыта.

Так, table, go, the, up, to, beautiful – благодаря комплексу интегрированных в каждом из этих знаков свойств человеческого опыта четко соотносятся с определенными ситуационными моделями. Table – это объект, принадлежащий к множеству «мебель» (модели опыта, относящиеся к сфере «жилище»); go – целенаправленное изменение состояния определенного объекта во времени; the – определенная роль объекта в структуре моделируемой ситуации с точки зрения говорящего; to – определенный характер отношения осуществляемого действия к объекту или действию (целенаправленность); beautiful – определенное свойство ряда объектов.

В каждом случае мы можем установить две важных характеристики знака. Во-первых, это роль каждого из знаков в ситуативной модели. Это один из объектов, формирующих пространство ситуации (table), изменение, направленное на преобразование пространственных отношений (go), или различные свойства либо объектов, либо изменений (the, up, beautiful, to). Во-вторых, в каждом знаке мы способны выделить какие-то аспекты человеческих потребностей: возможность использования плоской поверхности для определенных действий (table), возможность осуществления целенаправленного и размеренного изменения состояния объекта (go), возможность установления соответствия чего-то определенному идеалу (beautiful), возможность выделения особого места чего-либо в предыдущем опыте говорящего (the), возможность установления наиболее значимого аспекта в структуре ситуации (up), возможность определения целенаправленности в структуре ситуации (to).

Если мы рассмотрим такие элементы как, например, – er или – ment, то мы увидим, что, несмотря на то, что данные элементы также обладают значением в языковой системе, они не могут одновременно выражать обе рассмотренные выше характеристики знака, который мы способны определить как слово, т. е. как языковую единицу, способную выступать в качестве элемента ситуации (относясь либо к сфере объектов – noun phrase – либо к сфере изменений – verb phrase). Значение – er состоит в том, что во взаимодействии с другими элементами, данный знак способен образовывать единицы, обозначающие объекты определенного типа, в частности, одушевленный или неодушевленный объект, способный активно проявлять определенные свойства, обозначаемые элементом, предшествующим – er. Данное значение существует у элемента – er как возможность обладать значимостью в более сложной единице и не является достаточным для того, чтобы этот сегмент английского языка мог бы восприниматься как элемент ситуативной модели, представляющий либо объект, либо изменение, либо их свойства.

Чтобы выполнить свою функцию, данный элемент должен быть частью словесного знака, обладающего целостным неделимыми значением. Lover или computer являются семантически неделимыми единицами. В структуре значения слова lover – a person in love with another (The Concise Oxford) мы не можем выделить – er как носитель самостоятельного, не зависимого от общего значения всего слова, компонента значения, которое бы давало возможность сегменту – er выступать в качестве элемента ситуации. Следовательно, в структуре слова lover мы не можем сказать, какой именно компонент данного знака обозначает человека, а какой компонент обозначает способность этого человека испытывать чувство привязанности к другому и т. д. Целостное значение слова lover не является механическим совмещением значений love и – er, поскольку план содержания этих двух единиц оказывается принципиально различным. Значение lover это качественно иная по отношению к существительному и глаголу love целостная единица, формирующая определенный объект в структуре конкретных моделей опыта. Существование целостного значения этого слова не возможно описать как результат присоединения к существительному или глаголу love компонента – er. Отметим здесь то, что в отличие от элемента love, который обозначает как определенный набор свойств человеческого опыта, характеризующий степень эмоциональной привязанности человека к чему-либо, так и определенный способ представления этого набора свойств в ситуации в виде либо существительного (his love), либо в виде глагола (I love you), элемент – er способен лишь указывать на определенный характер вхождения другого знака в словесную ситуацию (lover).