Тёмные времена II. Искры черного пламени

– Прыгай, – глухо прозвучал приказ.

Маг еще сопротивлялся.

Упирался, выл, заключенный в клетку из собственного тела, послушного чужой воле.

Но шаг за шагом приближался к распахнутому во всю ширь окну.

Не будет эшафота – предателей не казнят, как благородных.

О них не рассказывают никому, предпочитая убирать быстро и незаметно. Так, чтобы никто не догадался, что же произошло на самом деле.

Чтобы не вспугнуть более крупную рыбу, залегшую на самое дно, мелких окуньков вылавливают тихо.

Громкий крик потонул в шуме внезапного шквально ветра, вышвырнувшего вслед за канувшей вниз фигурой массивный телескоп. Глухого удара о камни мостовой император уже не услышал.

Отвернулся от окна и молча посмотрел на советника. Тот отвел глаза, не желая встречаться взглядом со своим другом.

***

Оружейная всегда была особым местом. Нет, не общая, где кучей свалены и хорошие, и совершенно безобразные в своем уродстве клинки, сталь которых покрыта темным налетом времени. Смотритель не успевает, да и, скорее всего, не желает приводить в порядок порученных ему подопечных. Император об этом знал, иногда проверял, пытаясь мотивировать ленивого слугу, но, в общем и целом, не сильно переживал за состояние простых клинков. Да и не нравилось ему туда приходить – словно попадал на кладбище никому не нужных существ, брошенных и забытых.

У Латгардиса была своя оружейная. Закрывающаяся на хитрые замки, которые не по зубам даже самому талантливому вору. К тому же, стоило приглядеться, как наметанный глаз различал тонкую мутноватую пленку поверх запоров, означающую, что не только механизмы охраняют помещение, но и опасные чары.

Он знал – у каждого клинка есть своя душа. Особенная, ни на что не похожая жизнь таилась в глубине сверкающей стали, заставляя мечи норовисто взбрыкивать, временами причиняя вред той руке, что показалась им недостойной.

В святая святых Императора не допускался никто, только иногда, и то в пору хорошего настроения правителя – Рин. Латгардис сам чистил, затачивал и лелеял редчайшее оружие, в то время как друг тенью скользил по помещению, стараясь не отвлекать полностью поглощенного делом друга, и раз за разом восхищенно оглядывал экземпляры, попавшие в коллекцию. Здесь можно было увидеть и темные, и даже светлые клинки. С которыми, к удивлению многих, император всегда находил общий язык, и те охотно делились с рыжеволосым мужчиной заложенной в них силой.

Латгардис мгновение помедлил, проводя рукой перед массивным замком. Марево заклятия чуть дрогнуло, узнало хозяина и с едва слышным пением напряженных магических потоков втянулось в запор. Негромко щелкнул и закрутился механизм, отворяя тяжелую дверь. Император вздохнул, словно собираясь с духом, и вошел в оружейную.

Взгляд золотых глаз заскользил по знакомым мечам, которые сейчас чуть звенели, приветствуя хозяина, будто заново изучал, но мужчина, пусть и неторопливо, но целенаправленно прошел к дальней стойке. На невысоком стеллаже, небрежно брошенные, сиротливо лежали два клинка в простых ножнах.

Император остановился рядом с ними и в задумчивости протянул к ним руку. Нерешительно, сомневаясь. И почувствовал, как в щенячьем восторге заметались души, заключенные в сталь, виновато касаясь хозяина ласковыми нитями ворожбы. Латгардис замер, стараясь перебороть желание резко развернуться, уйти, захлопнув дверь, и больше никогда не возвращаться сюда. Не видеть клинков-братьев, оружия, предавшего собственного хозяина.

Эти мечи выделялись даже среди невероятной коллекции, собранной императором. Имеющие собственный разум, они могли служить только одному хозяину. Тому, кого выбирали сами. И тогда, в тот момент, когда свистящие стрелы летели к груди раненного Темного Властелина, они предали его, спасая ему жизнь. Не дали освободить свою магию, выжигая все вокруг, уничтожая и хозяина, и его врагов. Всех, кроме одной. Девушки, которая бросилась вперед и заслонила Латгардиса, принимая удар зазубренной стали. Она стала тем самым чудом, которое спасло жизнь юному наследнику.

В тот день было совершено покушение на всю императорскую семью. И только рыжеволосому юноше удалось избежать смерти, откупившись от нее жизнью той, кто была его душою. Уже Темный Властелин потом швырнул жалобно звякнувшие клинки на стеллаж и поклялся самому себе больше никогда не прикасаться к ним. И вот гляди-ка, вернулся и стоит в раздумьях.

Мужчина, тряхнув пламенными волосами, поджал губы и поднял один из клинков, с кипенно-белой рукоятью, похожей на диковинный гигантский клык. С шелестом вытянул его из ножен, рассматривая странную, серовато-туманную сталь с необычной гравировкой, – тонкими линиями драконьих рун, – бежавшей по поверхности. Тихонько вздохнул, ощущая, как радостно коснулся разум клинка сознания своего хозяина, и со стуком вернул его обратно.

Взял в руки, размышляя, его брата. Темная рукоять, оплетенная кожей дикого рагдона, источала силу, словно мутный, жутковатый ручеек струившуюся в руки мужчины. Со злобным звоном меч выпорхнул из ножен, обнажая обсидиановую сталь, в которой вихрями скручивались голубоватые страдающие искорки. Клинок приветствовал хозяина, и кровожадно и тягуче пронесся по полутемному помещению шорох тысяч голосов.

Рассветная Заря и Скорбящий – легендарные клинки, созданные тысячи лет назад, но все еще не только не превратившиеся в сказки, но даже не потерявшие своей остроты, набравшие мощь, напитавшиеся чужими жизнями. Свет и Тьма, два клинка-брата, не существующие друг без друга. Один – сохраняющий жизни, обладающий силой излечивать даже смертельные ранения; и второй – несущий смерть, страшнее мифического драконьего пламени, пожирающий души убитых врагов. Даже белый клинок становился бессилен перед ранами, нанесенными братом.

Латгардис хмыкнул, подхватил мечи и быстро вышел из оружейной, захватив несколько метательных ножей из триннской стали.

В дворе нервно рыл землю копытом рыжий жеребец и злобно прижимал уши, вскидывая задом – оруженосец, держащий коня под уздцы, ощутимо нервничал, а зверюга все так и норовила уцепить мальчишку за плечо. Латгардис успокаивающе похлопал лошадь по крепкой шее, и животное сразу же замерло, почуяв хозяйскую руку. Император быстро окинул взглядом отряд сопровождения, одобрительно хмыкнул – Рин хорошо постарался, – но, наткнувшись взглядом на знакомую фигуру, подозрительно сощурился.

– Что это? – мрачно поинтересовался император, оглядывая друга.

Амисто ухмыльнулся в ответ и вскинул брови, словно недоумевая.

Латгардис хмуро посмотрел на него и покачал головой. Рин был одет по-походному. Штаны из плотной ткани, высокие сапоги, темная рубашка, кожаный жилет и плотная куртка поверх. Наверняка у этого фокусника в рукавах спрятано с десяток различного мелокопакостного, а то и отравленного оружия. За спиной серебрились рукояти парных клинков, с которыми эльф управлялся отлично, уступая разве что только самому императору, и висели небольшой, но мощный лук и колчан со стрелами.

У Латгардиса всегда были проблемы со стрелковым оружием. Что луки, что арбалеты – все одно. Все эти зловредные предметы раз за разом пытались лишить мужчину то пальцев, то глаза, поэтому, спустя некоторое время, его учитель, Грокхагар, посетовав на нерадивость ученика, плюнул и перестал пытаться совместить несовместимое. Зато Вэриний стрелял просто отменно, в кои-то веки утерев нос заклятому другу.

Впервые наследный принц и сын одного из графов Темной Империи встретились именно у старого вояки, орка Грокхагара. Рин – потому что отец отправил его обучаться воинскому делу, а Гард – потому что отец строго-настрого запретил ему доводить до невменяемого состояния почтенных мэтров точных наук, так необходимых будущему правителю. Математика, история, экономика – любое занятие, подразумевающее корпение над свитками, вызывало у молодого принца зевоту, поэтому непоседа втихаря сбегал от пожилых преподавателей, умело пользуясь тайными ходами, которых в замке было в избытке.

Там они и столкнулись. Что мальчишки не поделили в тот момент – не помнили даже они, но когда встревоженный шумом и воплями с заднего двора орк прибежал на место побоища, то застал двоих парнишек катающимися в пыли и колотящими друг друга маленькими кулачками. Впрочем, как известно, маленькие кулачки-то и бьют больнее, так что синяки и ссадины, нанесенные в пылу драки, сходили еще долго, потому что Темный Властелин, посмотрев на утирающего кровавую юшку сына, жестом остановил лекаря и вынес вердикт: ходить тебе, Латгардис, побитым, пока все само не пройдет.

Мрачный мальчишка, пытаясь прикрыть руками дыру на порванной рубахе, завернул за угол гулкого коридора и наткнулся на точно такого же шмыгающего носом амисто, которого также лишили первой помощи в наказание за необдуманные поступки. Мальчишки переглянулись, задумались – и вместе отправились измысливать месть.

С тех пор и повелась такая дружба между ними. Они были разными: Латгардис был прирожденным воином, смелым, беспощадным и где-то безрассудным; Вэриний же тяготел к знаниям, допоздна засиживаясь в королевской библиотеке, используя тайком украденные другом у отца ключи. Впрочем, воином он тоже был отменным, но все же уступал рыжеволосому парню, который очень быстро перегнал в мастерстве своего учителя, а вскоре и равных ему в воинском искусстве не было.

– Я вынужден сопровождать вас, мой господин, – издевательски склонился перед Латгардисом Рин.

– Вынужден? – угрожающе надвинулся на него император.

– Глупостей таких наворотишь, что потом всеми Темными Землями расхлебывать будем, – отчеканил амисто, складывая руки на груди.

Император на мгновение пораженно замер, потом беспомощно махнул рукой, отвернулся и вскочил на подведенного ему рыжего жеребца. Эльф довольно хмыкнул, проворно взлетел на свою соловую крупную кобылу, и небольшой отряд, состоящий, помимо императора и советника, всего из десяти хорошо вооруженных воинов, повинуясь знаку Темного Властелина, выехал из ворот.

ГЛАВА 2

Глухо хлопнула дверь, и по коридору, ведущему в его кабинет, эхом разлетелся звук уверенных шагов. Так мог себе позволить передвигаться только один человек, в силу своей упертости, безжалостности и совершенно наплевательского отношения как к своей, так и к чужим жизням – его личный поверенный, Догр. Его Джодок вытащил из лап палачей в самый последний момент: убийцу, насильника и мародера собирались четвертовать по законам Светлых Земель, но герцог Ворракийский имел на него свои планы. Догр в качестве разнообразия был ему благодарен, да к тому же Джодок сделал ему предложение, от которого трудно отказаться – заниматься любимыми делами, только теперь под защитой одного из сильнейших аристократов империи. И этот на редкость отталкивающий субъект полностью оправдал его ожидания, чем и заслужил некоторые поблажки, особенно касающиеся правил поведения – их Догр предпочитал совершенно не замечать и делал вид, что даже приблизительно с ними не ознакомлен.

– Хорошие новости, Джодок! – Он бесцеремонно распахнул дверь едва ли не пинком и зашел в кабинет, оставляя на дорогом ковре грязные следы.

– В следующий раз, если ты так залетишь ко мне, да еще и не удосужишься привести себя в порядок перед тем, как переступить этот порог, я повешу тебя на ближайшем дереве, – холодно процедил герцог. – Даже если ты сообщишь мне, что Темная Империя провалилась в Бездну.

Догр сообразил, что несколько перегнул палку, и слега поклонился, что в его исполнении означало крайнюю степень уважения. Нет, сделал он это не из смущения, а скорее из опасения, потому что прекрасно знал – Ворракийский пустыми обещаниями не раскидывается.

– Так что у тебя? – устав наблюдать за приспособленческими способностями своего наемника, поинтересовался Джодок.

– Они выехали, – самодовольно ухмыльнулся Догр, мгновенно возвращаясь к привычной манере общения. – Император с небольшим отрядом, в общей сложности дюжина человек. Причем особенно отмечаю, Джодок – человек. Ругару он не взял, хотя и стоило, но, возможно, просто не хотел пугать нашего венценосного осла присутствием монстров в столице.

Ворракийский не смог усидеть на месте и быстро поднялся с кресла. Он долго и тщательно выплетал паутину, долженствующую перекрыть воздух проклятому императору, но не думал, что тот так быстро в нее попадет. Все же чувство долга у него слишком развито для политики – мальчишка с головой нырнул в западню, стоило только Ворракийскому подразнить его немногочисленными смертями на границе.

– Это действительно хорошие новости, – разум его защелкал, как счеты казначея. – А что с нашим осведомителем?

– Вот тут уже гораздо интереснее, – расплылся в улыбке Догр, а Джодок нахмурился.

То, что казалось забавным этому наемнику, не всегда находило отклик в душе у герцога. Солдат удачи вытащил из кармана небольшой кристалл: темно-синий, как тайшетский бархат, с медленно вращающейся белесой взвесью внутри. Прокатил по ладони, с удовольствием поглядев на переливающиеся грани, и протянул его Джодоку.

Записывающий кристалл. Дорогое и крайне редкое удовольствие, но Ворракийский не скупился на подобные вещи. Лучше видеть своими глазами, что происходит в разных уголках Светлых земель, чем узнавать от гонцов и шпионов – человеческий фактор еще никто не отменял, и не всегда доставляемые ему сведения были однозначно подлинны. К тому же, с записывающим кристаллом у него всегда были доказательства, а также возможность разглядеть и услышать все в мельчайших деталях. Тех самых, которые столь часто упускают его наемники – исполнительные, но не особо умные или, по крайней мере, не умеющие делать выводы из того, что видят и слышат.

Он прикоснулся перстнем-печаткой с личным знаком к сапфиру, и тот послушно засветился. Джодок положил камень на стол, развернув его едва заметной трещинкой к стене, и вгляделся в возникшее изображение.

Это место ему было хорошо знакомо – лаборатория придворного чародея самого темного императора. Клаврен некоторое время активно помогал воплощать в жизнь планы Джодока, при этом ни слова не говоря о своих истинных целях. Впрочем, герцог Ворракийский не особо и интересовался: ему был важен такой сильный союзник, находящийся, ко всему прочему, еще и в самом сердце земель врага, а уж какие мотивы двигали им – десятое дело. Конечно, первое время он пытался выяснить, какие грехи рыжеволосого мужчины привели к тому, что человек, принесший присягу и поклявшийся перед Тьмой ценой собственной жизни защищать своего господина, стал клятвопреступником. Нет, Джодок ничуть не осуждал его, но прекрасно понимал, что с Изначальными Силами шутки плохи. Ни Свет, ни Тьма не потерпят пренебрежения в свою сторону и жестоко покарают того, кто переступил черту дозволенного.