Погружение в отражение

В тот день она была так счастлива, что хотела побыть одна, но надо было фотографировать.

Праздник устроили по принципу игры по станциям. Дети переходили от одного пункта к другому, и везде их ждали разные интересные конкурсы. То надо было попасть мячом в баскетбольное кольцо, то перетягивать канат, то выстрелить по мишени из лука. Были и интеллектуальные конкурсы: загадки и чтение стихов. В конце состязаний каждый первоклассник независимо от результатов получал подарок: набор акварельных красок «Ленинград» и книгу, причем из тех, что невозможно купить в магазине. Алексей ухитрился достать томики «Библиотеки приключений и фантастики», все разные, чтобы дети читали и обменивались.

Лариса первый раз в жизни видела, как людям хорошо и весело на официальном мероприятии.

Дети галдели, с горящими глазами перебегая от одной станции к другой, родители тоже пробовали свои силы в баскетболе и стрельбе из лука и сосредоточенно морщили лбы, пытаясь отгадать детские загадки.

Кто-то принес гитару и потихоньку настраивался, а Алексей носился по всему парку: «Товарищи отцы, больше трех не собираться!»

Лариса нащелкала две пленки и зарядила третью. Подошли два мальчишки, похожие как близнецы, с оттопыренными ушами, и завороженно смотрели, как она вслепую перезаряжает фотоаппарат, просунув руки в рукава куртки. Почему-то ей очень польстило их детское восхищение.

Подойти к Алексею она отважилась только в конце праздника, когда комсомольцы убирали инвентарь. В коробке остался один набор – оказалось, что дочь Наташи Карнауховой болеет корью.

– Вот невезуха, – нахмурился Алексей, – из всей школы пропустить самое интересное.

– Надо поздравить, – сказала Лариса, вспомнив, как ей было горько, когда из-за болезни она не смогла поехать на экскурсию в крепость «Орешек» вместе со своим первым классом. А потом так и не случилось ей там побывать…

У подруги Наташи выяснили, что ребенок лежит дома, а не в больнице. Алексей сказал, что он болел корью, когда был маленький, и, кроме того, у него нет детей, которых он мог бы заразить, так что поедет к Наташе сам, хоть лично и не знаком с нею. Лариса не помнила, болела она или нет, но все равно поехала вместе с ним.

В кошельке у нее лежало несколько чеков, поэтому по дороге к Наташе они сделали крюк до магазина «Альбатрос», где Лариса купила ребенку двух восхитительных немецких пупсов.

За неделю дети уже передружились, и когда девочка выпишется в школу, то может оказаться изгоем, но куклы из «Альбаса» помогут ей завоевать авторитет.

Карнауховы жили в крошечной однушке, но несмотря на тесноту, были рады гостям. Девочка чувствовала себя неплохо, и пока Алексей произносил серьезную духоподъемную речь в честь ее поступления в школу, мама быстро накрыла на стол, а папа хотел мчаться в магазин, но Алексей сказал, что omnea mea mecum porto[2 - Все свое ношу с собой (лат.).].

Лариса дощелкала пленку.

Они выпили чаю с черствыми пряниками и мыльной на вкус докторской колбасой, пропустили по рюмочке коньяку и быстро откланялись, чтобы не утомлять больного ребенка, хотя Лариса с радостью посидела бы еще.

Ее посетило странное сосущее чувство, будто она случайно провалилась в свою настоящую жизнь.

Спустившись на два пролета, Алексей вдруг сильно притянул ее к себе, но тут по подъезду гулко, с эхом, разнесся лай: поднималась пожилая дама с толстой и широкой, как скамеечка для ног, таксой. Проходя мимо Ларисы с Алексеем, дама поджала губы и неодобрительно покачала головой.

Лишь много позже Лариса поняла, что визит секретаря комсомольской организации в компании жены директора должен был показаться хозяевам странным.

После того дня она стала мечтать. А вдруг случится какое-нибудь событие, благодаря которому они с Алексеем смогут быть вместе? Например, Никита – страстный автомобилист, иногда он ездит по вечерам просто покататься и развеяться. А вдруг… Нет, боже мой, она нисколько не желает ему зла, но оно же случается! Нет-нет, пусть он будет жив и здоров, а просто в очередной загранкомандировке возьмет и попросит политического убежища! Или найдет другую женщину и сам подаст на развод. В общем, чтобы как-нибудь исчез из ее жизни, а она ни в чем была не виновата.

Лариса ужасалась, откуда в ее голове вдруг взялись эти отвратительные мысли.

А когда выяснилось, что она все-таки не болела корью в детстве, то списала их на интоксикацию и бред.

Инфекция протекала так тяжело, что ее чуть не забрали в больницу. Первые три дня скомкались в клубок обрывочных картинок. Прилетела мама, ухаживала за нею, как за маленькой, но, как только спал первый жар, устроила допрос с пристрастием: что это за группа такая, где неизвестные мужчины позволяют себе звонить замужним женщинам и справляться об их самочувствии?

Лариса вяло оправдывалась, а сердце пело – не забыл, не забыл…

Через неделю ей стало получше, и мама уехала. Лариса наконец смогла поговорить с Алексеем. Оказалось, его вдруг отправили в отпуск, и «я бы хотел все свободное время посвятить изучению языка».

Она надеялась, что через пару дней настолько окрепнет, чтобы выйти на улицу и повидаться с ним, но Никита вдруг привел к ней известного терапевта в образе то ли засахаренного, то ли засушенного Айболита, который с глубокомысленным видом долго прикладывал к ней холодный фонендоскоп, а в итоге заявил, что сердчишко пошаливает, и для того, чтобы избежать пожизненных с ним проблем, необходим строгий постельный режим и уколы антибиотиков.

Из поликлиники стала приходить медсестра в накрахмаленном халате и в вечной улыбке. И о то, и о другое можно было порезаться.

Ангелина Григорьевна не приезжала, зато по своим каналам нашла временную домработницу, работящую и душевную, но слишком уж она серьезно относилась к своим обязанностям – торчала в доме с утра до вечера в буквальном смысле слова, не позволяя Ларисе подняться с постели.

Алексей проводил отпуск в праздношатании по городу и звонил ей весь день напролет, иногда только прерываясь, когда под дверью телефонной будки скапливалась очередь. Тогда он перемещался в другой автомат.

– А помните «Таинственный остров»? – спрашивала Лариса.

– Что именно? Предпринимая что-нибудь, я не нуждаюсь в надеждах, упорствуя в своих действиях, не нуждаюсь в успехах?

– Да… Только я имела в виду Гедеона Спилета, который диктовал Библию по телеграфу, чтобы первым сообщить в редакцию исход сражения.

– Можно и так. А еще я вам хотел сказать, Лариса, что надо бутылочку катать.

– Что?

– Бутылочку. The bottle, как выражаемся мы, филологи.

– Не поняла?

– Да господи! Горячей воды в бутылку наберите и катайте.

– Зачем?

– Чтобы на заднице желваков не оставалось. Если просто грелку положить, будет нагноение, а бутылочка – самое оно.

Через месяц Лариса чувствовала себя почти здоровой, но вредный профессор не разрешил ей выйти на работу, заставил цехового врача продлить больничный еще на две недели. «Сердечко – это не шутки!»

Конечно, не шутки, только Лариса стала с завистью смотреть, как домработница моет пол. После шести недель безделья ей самой хотелось это сделать. Она пыталась выторговать себе хоть получасовые прогулки, но Айболит и тут проявил твердость: «Да вы только взгляните в окно, матушка моя! Дождь, сырость и ненастье, самая ревматическая погода! Достаточно один раз промочить ноги, как вы на всю жизнь будете обеспечены пороком сердца».

Лариса проторчала дома целых два месяца – так долго она раньше никогда не болела. В первую же среду она поехала в ДК, вести группу, которая, как ни странно, не распалась во время ее болезни, а занималась самообразованием, которым она руководила по телефону.

Алексей не пришел.

Она целый час бродила по пустой библиотеке, ждала его до тех пор, пока не позвонили с вахты, поинтересоваться, не ушла ли она случайно с ключами домой.

Лишь только в следующую среду узнала от своих учениц страшную новость: человек, которого она любила, оказался жестоким убийцей.

Не верилось. Конечно, не верилось, что его теплая и чуткая рука способна нанести смертельный удар.

Только секретарша из ОДО, которая всегда все знала, сказала, что Алексея вычислили по столбику двухкопеечных монет, который он обронил во время преступления. Такие же наборы оказались в его рабочем столе.

Тут уж невозможно стало не поверить. Кому еще надо столько двушек, как не влюбленному мужчине, часами болтающему с чужой женой по автомату? И, разумеется, их нужно держать отдельно от остальной мелочи, чтобы не отвлекаться, когда три минуты истекут и автомат потребует новую денежку.

У Ларисы едва хватило сил закрыть библиотеку. Кажется, она доехала до дому на трамвае, но самой дороги не помнила.

Из прихожей она сразу отправилась в душ и долго терла себя мочалкой, будто хотела снять всю кожу.

Любовь оказалась темным влечением к чужой темной душе.