Погрешность

Через час Степан припарковывается у родительского дома, вытаскивает из багажника коробку с маминым любимым тортом и, закрыв машину, взбегает на веранду. В прихожую заходит без стука. Оглядывается, стягивает ботинки, упираясь носком одной ноги в пятку другой, подает голос.

Мама спускается со второго этажа, раскидывает руки по разные стороны, обнимает сына, забирая торт.

– Я так рада, что ты приехал. А то вечно времени у тебя нет.

Степан проводит ладонью по коротко стриженной голове, шагая следом за родительницей. Садится за стол, мама с энтузиазмом режет торт, греет чайник, суетится.

– Мама, сядь уже, – говорит вкрадчиво, и Оксана Олеговна выпускает из рук нож, – успеем мы чай попить.

– Да я просто, ой, Степка, я все про Свету думаю.

– А что про нее думать?

– Ну столько времени вместе, а тут вдруг такое заявление. Она же там свадьбу уже спланировала, а ты уйти решил.

– Вот именно. Она спланировала. Меня в эти планы вообще никто не посвящал.

– Ну тоже верно, – Оксана качает головой в такт своим словам. – Может, ты есть хочешь? У меня там мясо запеченное есть, салат, картошка.

– Ну не откажусь точно.

– Так, я быстро.

Громова оперативно выставляет перед сыном тарелочки с едой, а после усаживается напротив с довольной улыбкой на губах.

– А отец где?

– На работе еще, какое-то очередное совещание. Ты же знаешь, у папы всегда много-много дел. Кстати, вчера к Олесе заходила, так она сказала, что Демьян у них куда-то в Европу лыжи навострил. Я думаю, ну молодец парень, так и брякнула Олеське, думала, она меня с землей сровняет. Тоже мне – патриотка нашлась. Всю карьеру мальчишке поломают, если вмешиваться будут. Хотя он им не Ульянка, вряд ли будет делать, что говорят.

Громов кивает, делая вид, что внимательно слушает мать, хотя на словах про Ульяну мозг немного отключается. Телефон, который он положил на стол возле себя, оживает. На дисплее просто номер, он так его и не записал. Запомнил, но не записал.

Пока мама возится с чаем, Громов отвечает на звонок.

– Чего тебе? – раздражается.

– Громов, меня хотят оставить здесь. Вытащи меня отсюда.

– Откуда? – украдкой переводит взгляд на мать.

– Из больницы.

– Что ты там делаешь? Что случилось?

– Просто забери меня отсюда! – Ульяна нервничает. Запинается, ее тонкий голос превращается в натуральный писк. – Пожалуйста, у меня завтра закрытие сезона, я не могу здесь остаться. Объясни им, что нет у меня никакого сотрясения.

– Адрес диктуй, сейчас приеду.

Глава 8

Она до сих пор не могла понять, как это случилось. Заехала к Лизе, посидела у нее немного, а когда вышла к своей машине, в глаза ударил яркий свет. Все произошло слишком быстро. Никольская даже сообразить ничего не успела. Удар – и она уже лежит на земле. Плечо ломит от боли, голова раскалывается от удара об асфальт. Потом этот водитель, голоса, звуки приехавшей скорой, все это время она чувствует тошноту.

Только в больнице начинает приходить в себя. Соображать, что произошло. Ее сбила машина во дворе Лизкиного дома, в пешеходной зоне. Первое, о чем она думает, придя в себя, – завтрашнее выступление. Закрытие летнего сезона в театре. Она обязана там быть, на нее возложена огромнейшая ответственность, если она подведет… нет, нет, она не может.

Врач, зашедший в палату, спрашивает о родственниках, говорит, что нужно  им сообщить, но Никольская не намерена этого делать, и оставаться здесь она тоже не намерена. Ей нужен телефон.

Ульяна не раздумывая звонит Громову. Кто еще может забрать ее отсюда без последствий? Лизка обязательно завтра сдаст ее и расскажет об ее состоянии, потому что испугается за Улькино здоровье, родители – про то, что сделают они, ей вообще думать страшно. Поэтому она без всяких дополнительных раздумий звонит Степе. Он заберет ее отсюда. Заберет и отвезет в отель. А уже завтра, после выступления, Никольская поедет домой. Сегодняшнюю ночь спишет на «ночевку у Лизки». Идеальный план.

Громов приезжает очень оперативно, распахивает дверь, прожигая ее взглядом. И почему-то в эту самую минуту Уля понимает, что дальше все пойдет не по плану, по крайней мере не по ее. Девушка подбирается, пытаясь спрыгнуть с кровати, но, стоит ее ступням коснуться пола, все вокруг плывет, головокружение вновь дает о себе знать, и она практически падает в вовремя подставленные руки Степана.

– Спасибо, что приехал, – запрокидывает голову. – Забери меня, у меня завтра выступление, мне нужно там быть, – цепляется за мужские плечи, заглядывая в глаза, – они несут какой-то бред про сотрясение, но у меня его нет. Ты же видишь, все у меня нормально!

Громов сурово осматривает ее лицо, разжимает пальцы, усаживая ее хрупкое тело на кровать.

– Лежать здесь. Поняла меня? – укладывает ее обратно практически в одно движение. – Я сейчас вернусь.

Степан быстро поднимается на этаж выше, заглядывает к главврачу, который по стечению обстоятельств оказывается его однокашником. Здоровается, быстро расспрашивает о поступившей Никольской, просит карту, говорит с врачом, который ее осматривал, подписывает нужные бумажки и уже через двадцать минут засовывает ее в свою машину.

– Куда ты меня везешь?

– К себе.

– Что? – подается вперед, а Громов надавливает на кнопку регулирования пассажирского сиденья, опуская Ульку в полулежачее положение.

– То. У тебя сотряс. На сцену нельзя.

– Ты офигел? Ты мне не папочка, ясно тебе? Ты не имеешь права меня куда-то везти без моего согласия, – Ульяна надрывает голос, – это похищение, Громов. По-хи-ще-ни-е!

Степан смотрит на нее с усмешкой, молчит. Смысла с ней спорить он не видит, все равно поступит так, как считает нужным. Если оставить ее в больнице или сдать родителям, она все равно завтра выпрется на сцену, и вот тогда все примет печальный оборот. И для ее карьеры – грохнуться в обморок перед залом, и для здоровья – до конца расшибить свою башку.

Мужчина выкручивает руль, съезжая с трассы к поселковым дорогам. Машина проскальзывает небольшой сосновый бор, оказываясь на длинной улице, которая усыпана домами разных мастей. Если заглушить мотор и прислушаться, то можно распознать звуки залива, шум воды, которая бьется о камни и омывает пляж.

Притормозив у забора, Громов открывает пультом ворота, оказываясь на территории дома. Ульяна все это время молча смотрит в одну точку. Лишь припарковавшись, он понимает, что она просто уснула, впрочем, так даже лучше.

– Мы уже приехали? – Никольская просыпается сразу, как только мотор машины глохнет. Осматривается. –  Мы за городом, что ли?

– Какая догадливая.

Ульяна морщит нос и вылезает на улицу. Крепче стискивает полы джинсовки, ветер с залива продувает до костей, а все еще открытые ворота впускают его все больше. Пробежав глазами по двухэтажному дому в стиле хай-тек, Ульяна отшатывается от машины. Много стекла, простора. Красивый дом. Неподалеку бассейн, пока Громов копошится в салоне авто, Ульяна идет туда. Улыбается. Ей здесь нравится, даже дышится здесь как-то иначе. Заводит руки за голову, делает еще шаг, оступается и с воплем летит в бассейн. Вода кажется ледяной. В конце августа ночи уже походят на осенние. Зубы стучат, девушка барахтается в воде, пытаясь подплыть к бортику, цепляется руками, но скользкий кафель не поддается.

Все больше ее охватывает этот пронизывающий до костей озноб.

Громов появляется быстро, даже внезапно, вытягивает ее из воды, тихо матерится. Ульяна стоит перед ним в промокшей одежде, сотрясаясь от наглых потоков ветра.

– Ты зачем сюда поперлась?

Ульяна пожимает плечами, стискивая постукивающие зубы. Степан накидывает на нее свою куртку.

– Все хорошо? – растерянно бегает глазами по мокрому лицу.