Фатальная ошибка опера Федотова

– Оперуполномоченный Федотов слушает, – говорю я в трубку и даже сам со стороны слышу, насколько заебанно звучит мой голос. Оно и понятно, второе дежурство нон-стопом, да еще и дикое такое. За все время удалось поспать только три часа на продавленном диване в дежурке. Так что я сейчас больше отзовусь на хрип зомбака, чем на свое имя.

– Федот, приезжай давай, тут по твою душу дело, – басит в трубку дежурный третьего отделения, того самого, где я работу начинал, еще участковым.

– Что опять? – никуда ехать я не хочу. Я хочу сейчас лечь и прямо тут сдохнуть. И чтоб мое счастливо разлагающееся тело не шевелили минимум трое суток. А потом можно закопать… Ох, отдохну, мать его!

– Тут опять твоя Захарова…

Бля-а-ать…

– Пошли ее нахуй…

– Не, она не посылается, ты же в курсе…

– Ну скажи, что я потом приеду…

– Говорил. Не верит.

Сучка.

Надо же, какая сучка!

Лучше б я ее не спасал в свое время от малолетки, дрянь такую! Только нервы мне портит! Постоянно. Крест мой, блять, железобетонный. Придавил, дышать не дает…

– Слушай, Вадимыч… – голос мой становится просительным, – ну разберись с нею сам, а? Ну на кой хер там я?

– Да я бы разобрался… Но тут реально нужен кто-то из центра. А ты дежурный. Давай, Федот, приезжай, а то тут смена вернулась, сейчас ее увидят, начнут хороводы водить… Оно мне надо?

Какие еще, блять, хороводы???

Бросаю трубку, плетусь в туалет, сую голову под напор холодной воды, пытаясь прогнать остатки сомнамбулического состояния из организма.

Смотрю на себя в зеркало, чуть не шарахаюсь, затем ухмыляюсь, и серо-зеленый зомбак из зазеркалья скалится ответой усмешкой.

Хорош… Красавец!

Может, это и правильно. Есть маленький процент, что напугаю сейчас Захарову до усрачки, и она отстанет от меня.

Хотя, это вряд ли.

Прилипчивая дрянь такая, как конский клещ.

Хер скинешь… И кровь пьет так же.

В третьем появляюсь через полчаса и по гоготу в дежурке понимаю, что смена пришла и Захарову увидела.

Кривлюсь, отчего рожа моя, наверняка, еще жутче становится, толкаю дверь в дежурку.

И, по мгновенно наступившей тишине понимаю, что цель достигнута.

Кто не обосрался сразу от появления зомби-опера, те прям уже на подходе, судя по пугливому бульканью.

Перевожу взгляд налитых кровью глаз, а они у меня реально налиты кровью, сам видел, сам пугался, по очереди на каждого из веселящихся смертничков, пока не достигаю, наконец, цели своего путешествия, Захаровой.

Она, в отличие от своих коллег-слабосилок, нервами покрепче, детдомовское детство и наше прежнее плотное общение сказываются, а потому просто чуть кривится, отчего ее пухлые губы противоестественным образом становятся еще пухлее.

С досадой осматриваю ее, полусидящую верхом на крышке стола, в строгом форменном костюме, на ней смотрящемся вообще не строго, а очень даже вызывающе: грудь немалого размера обтянута рубашкой, скромно застегнутой до самого ворота. И сразу же, вот буквально в этот же момент, представляется, как пуговки эти по одной расстегиваю… Или, наоборот, рывком полы рубашки в стороны, чтоб сразу увидеть, чего она там такое за этой голубой тканью скрывает… Юбка, строго ниже колен, как положено по уставу, сейчас чуть задралась и бедро вызывающе облепила, очень красивый, крутой такой изгиб. И волосы, убранные по тому же уставу в строгий пучок, чуть разлохматились, словно она только что с кровати, где не спала, совсем не спала!

Захарова смотрит на меня вызывающе, выразительно очерченная бровь чуть приподнята, в глазах – насмешка.

Дрянь такая, прекрасно знает, как действует на мужиков. Вон они, слюнями ее уже залили и мысленно поимели во всех позах и ракурсах!

Она на всех одинаково действует.

Кроме меня.

Потому что я ее помню мелкой сопливой замарашкой, с вечно наивно распахнутыми голубыми глазенками. Очень ей это все помогало на улице, сколько раз добрые люди отпускали восвояси воровку, просто посмотрев в эти невинные прозрачные озера. Такой ангелочек не может врать…

Ага, конечно…

– Чего ржем? – вместо приветствия уточняю я, и, не получив ни одного внятного ответа, киваю Захаровой, – Захарова, на выход.

– Это еще зачем? – спрашивает она и еще шире распахивает ресницы. А они у нее, как у куклы, черные-черные. И длинные, тени на щеки отбрасывают… Сучка. Если б не знал на сто процентов, что это свое такое богатство, заставил бы снять. Потому что не по уставу тут с такими опахалами лазить.

– Сама же требовала, чтоб я приехал… – рычу я, уже из последних сил сдерживаясь. Вот заводит она меня с полоборота! Все время! Даже уже и зомбаком себя не ощущаю! Ожил, блять!

Хоть патентуй Захарову, как средство борьбы с живыми мертвецами!

– Аа-а-а… – она опять хлопает ресчичками, поворачивается к своим обожателям, уже опознавшим меня и теперь усиленно хмурящим брови. Словно я на их сокровище претендую! Да нахер мне такое чудо сдалось! – Так я уже без вас обошлась… Мне вот Янин помог… – и, глядя с удовольствием и вызовом в мою, наверняка, краснеющую от ярости морду, договаривает медленно и четко, – долго ехали, товарищ капитан. Я-то ладно, нашла выход… А вот на вызов с таким таймингом нельзя…

Как только замолкает эхо ее язвительного голоска, грохают здоровым мужским ржачем ее преданные вассалы, а меня прямо на месте подбрасывает от ярости.

Сучка! Ну сучка же, а?

– Захарова! – жутко скалюсь я в ответ, – выйди, парой слов перекинемся.

– О чем, товарищ капитан? – округляет она глаза, – у меня больше нет к вам дел…

– У меня есть! Пошла, я сказал!

Все, больше у меня нет сил с ней танцевать. Сейчас эта маленькая дрянь получит по жопе! Надо было раньше не сдерживать свои порывы, а пороть ее, засранку вредную, форменным ремнем! Может, теперь и хлопот бы поубавилось…

– Эй, товарищ капитан, – тут же вступается за свою Дэйенерис один из дотракийцев, – что-то вы слишком много…

Я перевожу на него взгляд, и защитник тут же трусливо умолкает.

Н-да, королева драконов пока еще не торт, пугливые у нее всадники… Но прямо верной дорогой идет… Если так дальше пойдет, то скоро трупами преданных вассалов будут устланы коридоры родного мвд.

– Ничего, Вась, я разберусь… Спасибо… – Захарова очаровательно улыбается своему рыцарю, и я прямо вижу, как парня растаскивает от ее улыбки.