Друг сына

– Мир, от себя не убежишь…

– Посмотрим!

Я решительно вбиваю даты, просматриваю предложения. И старательно не думаю, что подруга права.

Она всегда права.

Вот про Матвея ошиблась только.

Но тут и на старуху бывает проруха…

Глава 3

– Ну и где он лазит? – Вера нетерпеливо осматривает встречающих, скользя взглядом поверх голов прибывших вместе с нами из Анталии пассажиров, вертя головой, словно башенный кран.

Она и внешне слегка похожа на него, если честно.

Монументально возвышается над всеми, притягивает взоры. Я рядом с ней смотрюсь… Да никак я не смотрюсь.

Меня не видно рядом с Верой. Мои сто шестьдесят и жесткая нелюбовь к каблукам делают свое позорное дело.

А Вера, наоборот, обожает шпильку, и даже кроссовки на танкетке таскает. Сейчас к ее ста восьмидесяти добавляется еще двенадцать, плюс высокий пучок, в который она закрутила шикарную копну темных волос, плюс красивый турецкий загар, кроп-топ, обтягивающий офигенную четверочку… Тут не только у меня никаких шансов остаться замеченной, тут вообще ни у кого никаких шансов…

– Вэрочка, давайте я вас довэзу, – Гарик, наш сосед по ряду, невысокий, кругленький армянин, крутится неподалеку, не сводя масляных темных глаз с Вериного внушительного бюста, – у мэня мерседес! На стоянкэ! Домчим с вэтерком!

– Нет, спасибо, – отвечает чуть рассеянно Вера, продолжая рассматривать толпу встречающих, – нас встречают…

– Кто? Жэних? – огорчается Гарик, – Вэрочка… Можно тэбя на два слова?

Он приподнимается на цыпочки, прихватывает подругу за локоть и принимается что-то возбужденно и жарко шептать ей в ухо.

Я лишь вздыхаю, испытывая огромное искушение закатить глаза.

Вера умеет сокрушать с первого взгляда.

Мы не в первый раз с ней летаем вдвоем на отдых, и постоянно отбиваемся от ухажоров всех мастей и возрастов. Особенно перед Верой млеют южные мужчины. Клянусь, у них слюноотделение начинается мгновенно!

И нет, мне не завидно, просто… Ну сколько можно?

Хотя, за Веру беспокоиться не стоит, она умеет качественно отшивать всех, кто ей не нужен и не интересен. И ловко манипулировать теми, в ком пока что видит пользу. Меркантильная моя зараза.

Однако, где де Димасик?

Обещал встретить и пропал…

Поглядываю на часы и начинаю волноваться. Вдруг, что-то произошло? Он водит, как безумный же…

Это понятно, как еще выделываться мальчишке в двадцать лет, как не на машине, которую сам купил, сам на нее заработал?

Да и, несмотря на агрессивный стиль, Дима умеет не перебарщивать, чувствует момент… На курсах экстремального вождения был одним из лучших. И все же, все же…

У меня, как, наверно, у любой мамы в таких ситуациях, когда непонятно, где лазит твое чадо, начинается бурое развитие фантазии. И все в негативном плане.

Нервно притоптываю ногой, посматриваю на экран телефона. Я позвонила сыну сразу, как мы приземлились, он ответил, что уже в дороге… И вот что случилось? Давно должен быть здесь… А если…

Черт!

– Ну что, не видно крестничка? – Вера, так и не сумев отделаться от настойчивого ухажера, поворачивается ко мне, хмурится, – набери ему. Скажи, мама Вера по жопе даст, как приедет.

Гарик внимательно слушает нас, затем удивленно поднимает густые брови, сросшиеся на переносице и открывает рот, явно желая задать вопрос.

И в этот момент Вера радостно кричит:

– А вот он, засранец! – и тут же тянет с досадой, – вот че-е-ерт… Мира, ты только спокойней, поняла?

Но ее предупреждение запаздывает, потому что я смотрю в ту же сторону, что и она… И ощущаю, как сердце к горлу подлетает.

И, конечно, я рада, что с моим Димкой все в порядке, вон, прорезает толпу, словно ледокол, прорубающий путь для более серьезного корабля, улыбается, довольный мой мальчик, красивый такой.

А вот корабль, который следует за ним, не улыбается. Топает, возвышаясь на полголовы над Димкой, и взгляд тяжелый-тяжелый. И злой.

– Вот ведь… – шипит Вера, не обращая никакого внимания на удивленные вопросы все-таки вернувшего челюсть на место Гарика, – крестничек… Ох, и получит по жопе… Ремнем…

– Замолчи, а? – сквозь зубы цежу я, – только попробуй ляпнуть.

– Да вся терапия насмарку же! – горестно взревывает Вера.

– Вэрочка… – не вовремя вмешивается Гарик, и подруга поворачивается к нему, чтоб окончательно скинуть уже этот балласт, но не успевает.

Димка подходит к нам, улыбается, обнимает меня.

– Мамкин! – я с облегчением и радостью утопаю в его объятиях, вдыхаю родной аромат, все грани, все изменения которого я помню, кажется, до самого последнего оттенка. От сладко пахнущей молоком младенческой макушки до смеси запахов чистой кожи, свежего парфюма, чуть-чуть табака… Опять курил, засранец такой!

На глаза слезы наворачиваются. – Ну, мамкин… – растерянно басит Димка, слыша мои всхлипы, – ты чего? Три дня не виделись же… Мам Вер, привет! А это кто еще?

Он смотрит на замершего с растерянной улыбкой Гарика, сурово хмурится. Ревность, как она есть. Димасик не только меня ко всем ревнует, но и на ухажеров своей крестной смотрит крайне неодобрительно, постоянно проверяет их на прочность, показывает, что нашей с Верой жизни может быть только один мужчина – он. Обычно это умиляет. Иногда бесит.

Сейчас Вера лишь поднимает бровь, давая понять Димке, что тут кое-кто зарвался и сейчас схлопочет.

– Привет, крестничек, – скалится Вера, – а чего задержался? Или без посторонней помощи теперь маму с крестной не встретить? Силенок маловато?

Она выразительно переводит взгляд на стоящего чуть позади Матвея. Я тоже смотрю на него и тут же гневно сжимаю губы, торопливо отворачиваясь. Гад какой, так пялится на меня, вообще же не скрываясь! Палит перед Димкой! Скотина!

– Да ты че, мам Вер, – возмущенно отвечает Димка, – просто так получилось… Это Матвей, ты помнишь его? Мамкин, помнишь?

– Помню, – скрипит Вера, испепеляя Матвея взглядом.

Правда, тот в пепел превращаться не спешит, усмехается нахально, и эта ленивая наглая усмешка одновременно заводит и бесит.