В Плену Красной Розы

Таделии Царство не грозило. Уж об этом Лисы позаботились. С каждым разом, когда очередная жертва переставала дышать у её ног, Сойка ощущала, насколько тускнела её душа. Потом она просто решила не думать о Звезде и со временем забыла материнские наставления.

Быть может, из-за этого она так легко согласилась на свой последний заказ, что воплощал один из самых тяжких грехов. Предательство. Убийство брата по оружию. Члена собственной семьи.

С того дня, как Кранц Родейн привёз раненую Таделию из Баланоша и велел Альхиору залечить рану в её животе, Сойка постоянно сомневалась в самой реальности происходящего. Не мог Химера простить её. Чёртов повеса был слишком заносчив, чтобы закрыть глаза на то, что кто-то позарился на его драгоценную жизнь.

С первой встречи в Приюте Таделия была уверена, что для Вариона не было ничего столь же важного, как он сам. Случись что, он бы без раздумий кинул на ножи и своего ненаглядного Крысолова, лишь бы спастись.

А потом он простил её и забрал в новую жизнь.

Каждый день после падения Лисьего Приюта Сойка проводила во власти лишь одного желания. Доказать, что не зря получила второй шанс. Едва Бассель остался позади, она ощутила небывалое влечение к тому, кого так бесцеремонно толкала в грязь предыдущие тринадцать лет.

И ведь не ради простой близости. Нет, то было неутолимое чувство благодарности. Раз уж Химера смог перемениться настолько, что пошёл против всего герцогства ради тех, кого и друзьями-то не называл, поменяться могла и она. Вот только желания эти пришли извне.

Но теперь, сидя в пустой гостиной женского крыла дома паломников, Сойка уже не могла понять, где лежала тёмная грань между её собственными мыслями и наваждением Альхиора. Маг проник в самое сокровенное, что имелось у любого человека. Он вошёл в её душу без приглашения и заставил служить своей грязной воле.

Говорили, что Альхиор умер. Дескать, Химера не зря ринулся в самое сердце тёмной магической бури.

Вот только его голос ещё звучал в разуме Таделии. Не так громко, как раньше, но звучал. Порой она понимала, что ей просто мерещились его отголоски в окружающем шуме. В шёпоте служек, в гуле колоколов, в блеянии коз, что паслись под стеной обители.

Лишь ночью, когда мир застывал в ожидании Далёкой Звезды, Сойка находила покой. Она садилась на приятный диван с обивкой кирпичного цвета, зажигала лампаду и брала одну из книг с единственной полки. Правда, понимала она не всё. «Низвержение Первого Упира» оказалось написано на редкость витиевато. Разумеется, такие книги предназначались не Лисам, а благородным вельможам, которых учили лучшие умы Западных Королевств.

Благо, саму историю о первом упире Таделия знала и так. Пусть безымянный автор и постеснялся указать это в названии своего тома, звали того козлоголового Чёртом. Низверг его доблестный воитель из войска первого короля Вальдары, Силизанд. Но перед смертью Чёрт утащил Силизанда в подземное царство, где воитель и по сей день ждёт. Ждёт, пока родится тот, чьё сияние души сравнится с его собственным, и спустится за ним для последней битвы с Чёртом.

А вдруг, то окажется Химера? Сойка рассмеялась.

– Не отвлекаю тебя, дорогая? – спросила Вдова, появившись из тени коридора.

Иштава редко распускала волосы, но этот вечер было именно таким. Тёмные космы, свободно лежащие на плечах дамы, сразу делали её моложе. Вдове было уже немногим меньше пятидесяти, но годы тренировок в Приюте помогли ей остаться достаточно стройной и стоять на ногах увереннее многих девушек помоложе.

– Я всё равно знаю, чем всё закончится, – Сойка подвинулась, чтобы Иштаве хватило места на диване.

– Ох, мне бы твою уверенность, – Вдова грустно улыбнулась. – Кажется, сама я не знаю уже ничего.

– С чего такие мысли?

– Скажи мне кто на Большое Новолуние, что через полсотни дней я буду сидеть в главной обители Хемелена… Даже представить такое трудно. И всё же я здесь.

– Могло быть и хуже, – Сойка захлопнула книгу и положила её на подлокотник.

– Нет, я ведь не жалуюсь. Когда я бежала из Приюта, мне даже стало как-то радостно. Я ведь так хотела просто пожить для себя. Без приказов и заданий. Свободно.

– Твоё желание как никогда близко к правде.

– Только оказалось, что свобода – это страшно. Мир большой, но раньше я всегда имела в нём свой уголок. Приют был не лучшим местом, но он был нашим местом. Теперь мы не знаем, что случится завтра, где мы будем…

– Мы найдём новое место, – заверила Сойка. – Как только выберемся отсюда. Ты что-нибудь слышала про Химеру? Ребята что-то говорили?

– Я бегло пересеклась с Хлыстом после вечерней трапезы, – Вдова вдруг пригнулась и начала озираться. – Он хотел сказать что-то важное, но нам не дали обменяться и парой слов. То служки подбегут, то госпожа Маритель что-то спросит.

– Странно это.

– Здесь всё странно. Мы в таком святом месте, а им будто всё равно, кто мы такие. Явно же не паломники? У нас и тивалиец есть, я сама – бреккчанка. Ты хоть раз видела, чтобы иноземцы в бассельском соборе свободно ходили? Вот и я – нет.

– Главное, что нас никто не пытается убить, – Сойка прикоснулась к запястью, с которого лишь пару дней как пропали следы от верёвки.

– Дорогая, ты уже позабыла Приютские дни? – Вдова позволила себе рассмеяться. – Наши жертвы тоже до последнего не знали, что их собираются убить.

Таделия поднялась и вернула «Низвержение Первого Упира» на полку. Иштава говорила мягко, как и всегда. С заботой. Но ей удалось посеять тёмные мысли в разуме Сойки в довесок к тем, что остались после Альхиора.

Уроки Лисьего Приюта останутся с ней до конца. Никто не улыбается так широко, как человек, желающий тебя обмануть. В их случае, прикончить.

– Эй, я вас потеряла, – в гостиной появилась Нималия.

Дочь Бертольда морщилась и куталась в серое покрывало, хотя в доме паломников едва ли было холодно. Таделии она досталась в соседки по комнате, но за всё время они перекинулись лишь парой дежурных слов. Ещё один повод провести вечер в тихой гостиной, вдруг ставшей слишком людной для ночи.

– Я думала, ты спать уже легла, – бросила ей в ответ Сойка.

Судя по растрёпанным рыжим волосам, она была права.

– Нас там зовут, – Нималия указала большим пальцем себе за спину.

– И кому же мы понадобились в такое время? – подивилась Вдова и поспешила выяснить.

У выхода на лестницу стояла госпожа Маритель. Сойка ещё ни разу не видела её за пределами трапезной, отчего в груди зародилось недоброе предчувствие. Госпожа не просто пришла в их крыло, но ещё и сделала это уже ночью.

– Накиньте что-нибудь и идите за мной, девочки. Сами всё поймёте, – Маритель сощурилась. – Только не будем шуметь, а то скотину разбудим.

Таделия осталась в той же тунике. Холод её волновал не так сильно, как странное поведение служительницы.

Госпожа Маритель повела женщин через спящий садик прямиком к часовне. Сойка решила, что им предстоит ночная молитва. Крупных праздников Далёкой Звезды в это время не было, но в Хемелене могли зародиться и свои обычаи.

Внутри уже собралась мужская часть Лис, и часовня едва вместила их полный состав. У самых дверей их встретил Бертольд. Он тут же обнял дочь и растерянно пожал плечами в ответ на немой вопрос Сойки. Вийм с Арбо сделали вид, что не заметили Таделию, и как бы невзначай отошли подальше.

Тогда Лиса обогнула шепчущихся на проходе Полоза с Котелком и подобралась поближе к пылающему очагу, над которым статуями замерли Крысолов и Хлыст.

Сама Маритель не стала входить, оставив Лис на попечении двух мужчин, что выжидали у дальней стены. Один был размером с настоящего борова и размеренно постукивал толстым пальцем по подбородку с глубокой ложбинкой посередине. Второй, с вытянутым худым лицом, заложил руки за спину и задумчиво жевал нижнюю губу.

– Все в сборе, я полагаю, – заговорил громила довольным голосом.

– В чём дело, лорд Бримм? – тут же, как по сигналу, выпалил Хлыст. – Зачем мы здесь?

Краем глаза Сойка заметила, как Крысолов ткнул Инелая коленом в бедро, и усмехнулась. Вот, кого они ждали так долго. Лорд Бримм оказался мужчиной на загляденье для тех, кто ценил рост и развитую мускулатуру. Или же уверенность, которая исходила от каждого его движения, слова или вздоха.

Но Таделия всегда обращала внимание и на глаза мужчин. Их рты могли изливать медовые речи, но глаза всегда отражали то, что пряталось в душе. И у лорда Бримма они были недобрыми.

– Во время нашей сегодняшней встречи мне показалось, что вам уже не сидится на месте, – пояснил великан. – Не могу вас за это осуждать. Кому-то по душе оставаться в тепле и хорошо питаться. Но бывают и другие – те, кто любит приключения. Врать не буду, я и сам такой. Стал бы я иначе рыцарем?

Таделия по привычке кивала в такт его словам. Это всегда нравилось таким любителям изрекать долгие и расплывчатые высказывания. Так им казалось, что их слушают с неподдельным вниманием. Они же делали это, в первую очередь, для себя.