Чвак

У курсанта все поплыло перед глазами. Он зашатался и, задевая стены локтями и руками, бросился наружу. Зефирка с удивлением посветил ему вслед фонариком, затем повернулся к столу.

– Зефирка, прекрати уже хохотать, меня аж холодный пот прошиб .

– Серег, ой я не могу, директор …ГГГГГГАААААХААХА ДИРЕКТОР! Физрук! Они все физруки! А помнишь, Ильич, когда Линчукова забыла формулу нитроглицерина, она стоит, вверх смотрит, думает, а он подходит такой и говорит – «Вам помочь, барышня?» а она ему кивает, и он ее взял и за талию посадил вверх типа она не достает до доски? все тогда ржали, думали, классно пошутил.

Воплин и Зефирка серьезно переглянулись.

– А он не шутил! Он просто физрук!

Оба курсанта захохотали.

– Ой, я щас сдохну. Серег, как мне это забыть?

– А Гамзатыч нас предупреждал, не смотрите.

– А ты название на обложке читал?

– Ага, мы, оказывается,по бумагам не военная академия,а детский садик «Солнышко»!

– Коррекционный! Для имбециллов!

Новый взрыв хохота сотряс предотбойную ночь.

– А чо ты там в конце то опять заорал? Я прям действительно испугался, думал что-то страшное. А там не было ничего.

Воплин резко прекратил смеяться. Дрожащими пальцами он выдрал из блокнота второй листок и сорвал еще три листика с тополя.

– Ничего . Обычный бланк.

Воплин нервно затянулся. У Зефирки смех тоже внезапно прошел.

– Так, Серега, чо за бланк?

– Пойдем наверное, спать. Уже отбой сейчас.

– СЕРЕГА. ЧО БЛИН ЗА БЛАНК?!

– Зефирка, поверь мне, тебе лучше не знать.

– ВОПЛИН! ЧО БЛИН ЗА БЛАНК Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ!

Курсант вздохнул, вынул из блокнота сложенный вдвое листок и протянул товарищу.

Тот схватил его, быстро развернул и пробежал глазами.

Курсант Громов на первой проходной , лежа на столе, вздрогнул от очередного крика ужаса, раскатившегося из ночи по окрестностям и посильнее надвинул подушку на голову. «Чо эти идиоты разорались на ночь глядя! Тут же люди спят!».

– Серега, дай затянуться – дрожащим грустным голосом попросил Зефирка. В свете чиркнувшей спички его лицо теперь только шириной выражения отличалось от воплинского. Тот молча сунул ему тополиную самокрутку. Зефирка вдохнул дыма и закашлялся.

– Чо бум делать?

– Завтра с утра я иду к директору.

Воплин увесисто воткнул в землю учебную гранату Ф1.

Директор чертил старинным стальным пером солнечный свет на приказе о субботнике. Чернила просачивались через свет и падали на бумагу, неумолимо отнимая у курсантов Академии последние крохи личного времени.

В дверь постучали. В комнату заглянула аккуратная черноволосая головка секретаря Наденьки.

– Расстрелять. – Ответил директор, не отрываясь от процесса светописания.

– Виссарион Давидыч, тут к вам Воплин с Каасом с гранатой, говорят – по срочному делу.

Директор на секунду задумался.

– Расстрелять.

Перо снова чуть слышно заскрипело по солнечному свету.

– Виссарион Давыдыч, ну чем я их расстреляю, когда вы сами бюджет хозчасти урезали. У нас даже лопат всего две осталось.

Усы директора вдруг согрелись ласковой отеческой улыбкой.

– Тогда пусть проходят. И принесите нам чаю.

– Итак – Директор деловито двинул локти по столу вперед.– Какие новости от боевой молодежи?

– Мы все знаем. – Мрачно сказал Воплин.

– Да! – подтвердил Зефирка.

– Хм. Это очень приятно. И, что самое ценное – уже на втором курсе.

Директор пыхнул трубкой.

– Есть предложение отправить вас на всероссийскую олимпиаду.

– На какую олимпиаду? – ошалело спросил Воплин.

– Поскольку вы все знаете, то без разницы на какую.

– Мы не это все знаем. Мы все про физруков знаем. Что вы все – физруки!

Директор задумался.

Курсанты молча ждали.

– Все? – наконец переспросил директор.