Оценить:
 Рейтинг: 0

О дивный старый мир. Эротическая антиутопия

Год написания книги
2017
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
О дивный старый мир. Эротическая антиутопия
Марк Довлатов

Ты открываешь глаза и видишь, что стоишь на перроне. Справа – поезд «Мухосранск – Париж», слева – экспресс «Таинственный остров». Твоя жизнь – это всегда твой выбор. Ты можешь иметь все, что захочешь: пылкую любовь и буйный секс, сокровища пиратов и султанский гарем. Просто скажи: «Я хочу!». Книга содержит нецензурную брань.

О дивный старый мир

Эротическая антиутопия

Марк Довлатов

Сказать, что великое искусство

может быть сколь ему угодно вульгарным

и порнографическим, значит сказать лишь самую малость.

Искусство – это ведь радость, игра и абсурд.

Искусство – это приключенческий рассказ.

Конечно, оно также имеет отношение к правде, оно творит правду.

Но глаза на правду ему может открыть что угодно.

Например, эротическая любовь.

(А. Мердок. «Черный принц»)

Дизайнер обложки Марк Довлатов

© Марк Довлатов, 2019

© Марк Довлатов, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4485-4996-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рыжий сон

Завтра началось в 6:00. Включилось солнце. Ветер зашумел в кронах пальм. Море вздохнуло первыми волнами прибоя.

Майкл сквозь сон услышал первые трели птиц, лучи света, проникнув через легкие жалюзи, добрались до его закрытых век и согрели их. Он потянулся, повернулся на правый бок, не открывая глаз, провел левой рукой по плечу лежащей рядом девушки, подушечки его пальцев проснулись и с удовольствием стали гладить бархатистую кожу; нос его уткнулся меж лопаток и вдохнул теплый знакомый запах. Он закопался лицом в длинные волосы, рассыпанные по спине, приоткрыл глаза, окунулся в пушистое красноватое золото, двинулся вниз, прыгая губами по бугоркам позвонков, миновал талию и приник губами к сочной плоти. Девушка что-то забормотала, совсем перевернулась на живот и вытянула руки вверх. Майкл тихонько раздвинул ее бедра и положил ладонь на внутреннюю их сторону, погладил шелк кожи, поднял руку, приоткрыл губы, тихонько прищемил клитор. Пальцы его скоро слегка увлажнились, девушка зашевелилась, согнула левую ногу в колене. Он рукой отодвинул темно-рыжие волосы и добрался губами до шеи, прижался животом к спине, лег сверху, не опускаясь до конца, раздвинул коленями бедра девушки пошире и медленно вошел в нее. Она задвигала попой, заворочалась и попыталась перевернуться, Майкл остановился, зашептал ей в ухо «спи, спи» и тихонько стал двигать бедрами.

– Нууу!!!

– Чшшш!!!

– Ну я сплю!

– Ну спи, маленькая, спи.

Майкл поднялся на руках, откатился вправо и опустил ноги на пол, доски были еще прохладными, он на цыпочках выбрался из спальни, прикрыл дверь, заскочил на минуту в ванную, вышел в коридор и зашлепал босыми ступнями по лестнице вниз. Ну давай, сдувайся уже, а то будешь килем работать. Первый этаж был устлан бледно-коричневой плиткой в змеиных яшмовых разводах, приятно холодившей ступни. Он распахнул створки дверей, вышел на веранду, втянул носом воздух, услышал шум прибоя, прыгнул в песок и побежал. Пальмы слева и справа двигались назад, море наступало, бросало вызов брызгами и криками чаек. Он остановился на мокром песке, погладил взглядом зеленоватую бирюзу воды, посмотрел на пах, резко зашел в воду, был омыт брызгами, вытянул руки вперед и нырнул. Под водой он открыл глаза, увидел полосатую рыбу-Наполеона в синей треуголке, стайки мальков, разогнал их руками, проплыл метров пять и вынырнул. Прибой остался позади, море спокойно колыхалось водяным матрасом, приглашало понежиться, но он мощным кролем взрезал его поверхность и минут пять плыл, наслаждаясь движением в воде, упругостью мышц, вкусом соли, бархатом воды на своей коже. Он перевернулся на спину, разбросал руки и ноги, впустил в себя голубое небо, подставил грудь золотым стрелам утреннего солнца. Перед ним была вся бухточка, двумя мысами обнимающая море, желтый песчаный берег, переходящий в буйную зелень, посередине виднелся двухэтажный дом с темно-красной черепицей крыши.

Выйдя из воды, Майкл как был, голый и мокрый, вернулся в дом. Первый этаж не был разделен на комнаты, справа была выгорожена кухня с обеденным столом, слева все было уставлено кушетками с разноцветными подушками, креслами, столиками, везде были разбросаны коврики и циновки, стены из дикого серого камня не были оштукатурены, камин в центре стены был накрыт толстым едва обработанным бревном. Он свернул направо, ткнул кнопку кофеварки, забрал у нее через минуту чашку с кофе и вышел на террасу. Ротанговое кресло скрипнуло под ним, он положил ноги на столик, выудил из пачки сигарету, хлебнул кофе и закурил – день начался. Майкл знал, что день будет хорошим – он его таким задумал. Сейчас докурим, поднимемся наверх…

***

Мишель проснулся в своей маленькой квартире на улице Кардинала Лемуана. Он жил на четвертом этаже, лифта не было, отопление работало кое-как, стояла осень. Он поднялся, в крошечной кухоньке зажег газ, поставил на конфорку кастрюльку с водой для кофе и спустился по лестнице к подъезду, где молочник оставлял бутылки с молоком. С улицы пахнуло промозглой сыростью, он запахнул халат и вернулся домой. Вода закипела, он положил в чашку две ложки кофе, залил водой, добавил сахару и молока, достал из пачки голуазину, провел ею под носом, хлебнул кофе и закурил. Через десять минут он собрался в душ, вспомнил, что колонка поломалась, а мастера он так и не вызвал, побрился и слегка помылся холодной водой, надел теплые носки, взял свитер, приложил его к лицу, ну ведь должна же остаться на нем хоть одна ее молекула, надел и уселся за стол в своей единственной комнате.

Он открыл новый вордовский файл, отключил сознание от внешнего мира, вспомнил Беатрис, тело его заныло, затосковало, руки сами достали сигарету из пачки «голуаз» и написали название: «Рыжий сон». В рассказе было тепло, синело море, шумели пальмы, он просыпался в постели с рыжей девушкой, целовал ее спину, раздвигал бедра, находил тайный вход… Рассказ писался легко, грел его, оставлял в душе ощущение соли на губах и солнца в душе. Он плавал в аквамариновой воде, лежал на песке под утренним солнцем, курил, возвращался в дом, готовил завтрак и возвращался в спальню. Он говорил девушке нежные слова, все те, что иногда застревали в горле, задушенные старыми обидами, трогал каждый сантиметр ее тела, и она не возражала, позволяла делать с собой все что угодно и сама отвечала ему тем же; они были свободны, любили друг друга, им ничего не мешало: не нужно было обивать пороги издательств, платить по счетам, ремонтировать колонку, покупать одежду, считать деньги перед входом в ресторан.

Мряка за окном постепенно рассеялась, бело-серые облака бежали по небу, сквозь них проглядывало холодное осеннее солнце. Мишель решил, что на утро достаточно и надо пройтись. Он надел старый макинтош, шарф, забрал со стола сигареты, вышел на улицу и двинулся в сторону Сены, пересек бульвар Сен-Жермен, дошел до набережной Турнель и свернул налево. У реки дул свежий ветер, казалось это он гонит сонные баржи по волнам, остров Сите разрезал серую ленту воды надвое, Нотр-Дам де Пари высился на нем громадным памятником Виктору Гюго или Гару. Мишелю захотелось проведать собор, он свернул направо, перешел мост, площадь и вошел в храм – ветра в нем не было. Он сел на темную от времени скамью, поднял голову, остановил взгляд на разноцветных витражах, согрелся, вспомнил свой остров в рассказе и закрыл глаза.

Ну почему эта рыжая стерва не понимает, что мне нужно работать, писать и писать, а не ехать в бархатный сезон на Лазурный берег. Мишель достал из кармана синий блокнот и стал писать. «Он поднял руки девушки вверх, перевернул ее на живот, лег сверху, вдавил в постель, ступнями раздвинул ее ноги, прислонил член к ее сочной попке и двинул бедра вперед». Ну сколько ей можно объяснять, что это только в сказках можно проснуться богатым и знаменитым, миллиардером на вертолете, а в жизни все несколько иначе, вернее, совсем по-другому. «Девушка сдавленно вскрикнула, заерзала под ним, пытаясь высвободиться, но он не отпускал ее, входил все глубже, впился ей зубами в шею и медленно стал двигать бедрами. Рыжие волосы покрыли все его лицо, набились в рот, нос заполонил их запах, за ним следом шел легкий запах страха пополам с желанием». Господи, прости меня грешного.

Мишель вышел из собора и закурил, ветер бросил ему в лицо охапку желтых листьев, он запахнул поплотнее плащ, вернулся по мосту на Левый берег и побрел по набережной. Консьержери навис над ним своими башнями, ему казалось, что он слышит стоны заключенных в них узников. Когда справа показался сад Тюильри, он вспомнил лето, и как они с Беатрис вертелись на колесе обозрения, он ее трогал под юбкой, она отбивалась, смеялась, вырывалась, потом затихла и на самом верху ахнула и закричала во весь голос. Он уже опять основательно замерз, посмотрел налево и решил зайти в музей д’Орсе, благо очереди за билетами почти не было. В музее он прошел сразу к Ренуару, сел на скамейку перед полотном «Обнажённая в солнечном свете», вспомнил, как ее ругали современники, воспитанные на классицизме Салона, впустил в себя всю светлую палитру великого импрессиониста, перебрал в уме всех его купальщиц, девушек в соломенных шляпках, рыжих теплых женщин, опять согрелся и достал блокнот. «Они вошли в воду, взявшись за руки, брызги морской пены окутали их душистой влагой, девушка ухватила Майкла за шею, подняла ноги и задрыгала ими в воздухе. Он обнял ее за талию, подхватил за попку, поднял к лицу, впился в нее губами, девушка выгнулась назад, и он упали в набежавшую волну, вынырнули и поплыли вперед».

Выйдя из музея, он у моста Сен-Мишель повернул на бульвар, покурил у фонтана, дивясь его ренессансной вычурности, и пошел вверх. Люксембургский сад напел ему «Le Jardin du Luxembourg» Дассена, настроение у него было точно такое, как в песне, да еще напал голод вкупе с холодом. Нужно поесть. Он вышел из парка и решил пообедать в «Клозери де Лила», хоть это было и дорого, вошел, сел за столик с бронзовой табличкой «Ernest Hemingway», погладил ее, как гладят американцы на удачу серебряный доллар в кармане, заказал полграфина белого вина, дюжину устриц, рататуй и сыр. Давно уже тут никто не пишет рассказы карандашом в блокноте. Он потрогал в кармане свой синий блокнот и принялся за еду.

Выйдя на улицу, Мишель запахнул плащ, закурил и побрел по бульвару. Наползали ранние осенние сумерки. Увидев станцию метро, он спустился, прошел через турникет, вышел на платформу и на белой кафельной стене увидел огромный плакат с морем и пальмами, в голове его всплыл клип Флорана Паньи «Chatelet Les Halles», сегодня это точно твоя песня:

Между серостью и граффити,

Где заперта повседневность

И стены столь малы,

Что слышно всех соседей.

Один на один с самим собой.

Среди груды камней,

Где бесцельно бродит скука

И тянутся бесконечно длинные дни.

По субботам после полудня

Спускаешься в подземку

И видишь всё это

С другой стороны…

Он сел в первый подошедший поезд, песня продолжала звучать в голове:

…здесь нет моря,
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3