Полеты Средствами Водоплавающих

Секунд через двадцать, поравнявшись с Лару, Меркурий вновь испытал знакомые постукивания по внутреннему замку. Почему учитель молчал? Они продолжали путь, пока у Меркурия не закончилось топливо – быть уверенным в правильности поступков учителя, Меркурий помнил правило. Возвращаешься только дойдя до конца. Для Меркурия не было другого выбора, он играл отведенную роль и потратить топливо до самого конца – было его испытанием.

После окончательной остановки где-то вдалеке остановился и до того продолжавший следование Лару. Меркурий вскрыл экстренную коробку и достал одноразовый мини-баллон с воздухом, трубку и маску, стандартный набор. Позади висел потертый, но рабочий скафандр среднего размера, выкупленный Меркурием у одного из сожителей, отдавшего за бесценок многие старые вещи.

Когда Меркурий вновь приблизился, вокруг во всей красе стояла тихая жуткая марсианская ночь. Если брать во внимание информацию из стандартного путеводного журнала по Марсу, что в изобилии присутствовал на каждом межпланетном пароме, то становился очевидным и в полной мере ясным факт: возвращаться уже как ни крути совсем некуда.

Потому сомнения следовало убить, иначе они сами избавились бы от владельца.

В какой-то момент Меркурий понял – воздух подходит к концу, а чуть позже упал на лицо и еле заметно приподнял глаза – удаляющаяся в изумительном сиянии фигура Лару. Меньшей картинки он и не ждал. В самом конце показалось будто в лицо ударил жуткий напор воды, кто-то знакомый спасался от чудища, летящего позади с невиданной скоростью. Воспоминание промелькнуло, сменившись напоследок осознанием того, что кто-то знакомый – никто иной как он сам. Но куда направлялся Лару? Удаляющаяся точка, пока довольно большая, все еще хорошо различимая. Меркурий в последний раз моргнул и прищурил глаза, чтобы лучше различать горизонт. Затем он куда-то провалился в чарующем безразличии к тому кто он и где, но точка никак не выходила из головы. Странное желание – увидеть еще раз, напоследок, слегка, прикоснуться к сиянию. И, кажется, посмотри кто с высоты полёта птицы, внимание его несомненно привлекла бы яркая точка, почему-то ужасно назойливая и не выпадающая из виду, хотя и вполне вписывающаяся в общую изначальную картинку. Так или иначе всё это могла лицезреть только одинокая чайка.

Точка странным образом влияла на поведение птицы. Скоро та уже неслась не свойственно самой себе вниз к сладостно мерцавшему шарику.

Вдохнув в полной мере нового воздуха, Меркурий, выйдя на берег, окунулся в полноту своего существования. Бывшие отклики будто посыпались из внутренностей вон, при чём сразу из всех. Ощущение состояло главным образом в быстрой и эффективной фильтрации.

Выделить основное теперь, казалось, совсем нетрудно. Ориентир, что был примечен с самого начала, уже вполне откровенно тянул вглубь, выкорчёвывая дорогу подобно мачете в руках опытного проводника.

Джунгли не совсем являлись джунглями, в общем случае это был совсем всё тот же лес. Неодинаковый, полный просветов и копошащейся живности. Отяжелевшие листья больно спадали с деревьев, увлекая Меркурия в собственные пламенные подпространства. И так далее, и тому подобные незаметные мгновения проносили его сквозь отвлечённую другими проблемами зелень, дышащую антагонистом нового воздуха нового Меркурия.

Слух впервые уловил аритмичное постукивание по чему-то несомненно железному. Звук гармонично переливался, визуализируясь в голове слушающего плавно перемещающейся прыжками из угла в угол несимметрично окрашенной идеи.

Меркурий остановился. Внутренний навигатор всё также тянул вперед. Окружающее тюбикоподобное пространство напомнило о встречах с ничего не подозревавшим Никандром. Эта мысль развилась и превратилась в поток. В попытках исключиться из диалога с самим собой, он ощутил нервозную головную боль, разразившуюся сотней мелких колебаний.

Боль постепенно усиливалась, что подвигло его опуститься ниже и прислониться к ближайшему дереву. Видимо вокруг никогда ничего не менялось, ощутить что-то лишнее он был не в силах. Постепенно потеряло смысл спрашивать себя: сидит он здесь постоянно или только что пришел?

Искаженность вокруг не изумляла, скорее придавала ситуации равновесие. Подобно погружающемуся под воду пловцу Меркурий наблюдал, затаив дыхание. Беспрецедентное безразличие появилось хлопушкой и подобно наркозу взяло верх над примирившимся со всем пациентом. Отдаваясь окружающему, Меркурий как никогда ощущал себя в чьих-то громадных руках.

Яркий свет постепенно сдавал позиции уравновешенному состоянию. Картинка прояснилась, выплескивая наружу фон и непосредственно близкие реалии.

Меркурий всё также сидел, прижимаясь к дереву головой, делясь собой нараспашку со всем миром. Прекрасное кристальное озеро щекотало глаза заразительным ветром, тянущим глубокое ввысь и наоборот. От прежнего Меркурия уже мало что осталось.

Через некоторое время родилась тут же приведенная в действие попытка встать или хотя бы слегка приподняться. Сделать это удалось с поразительной легкостью, тут же вывернувшейся наизнанку от вышагивающего из-за куста парня. Меркурий был связан по рукам и ногам. Парень благополучно нанёс два ножевых ранения, тщеславно буркнул какую-то несуразицу и ушёл. В теплом безразличном покое он будто наблюдал происходящее совсем со стороны.

После благополучного расставания с непонятным существом, Меркурий вернулся в обычное состояние, подразумевавшее под собой продолжение жизни от первого лица. Отсутствие вечно влекущего ориентира въедалось постепенно, ближе концу ускоряясь и частично отрезвляя в лучшую сторону.

Отсутствие постоянного спутника – вот характер подобного чувства. Невозможность защиты, Меркурий впервые ощутил полную бесповоротную непривязанность. Руки сковывала лишь одинокая паутина, видимо давно уже здесь кем-то оставленная. Ноги и подавно оказались полностью свободны.

Тряхнув головой, он восстановил горизонт до конца. Теперь, стоило лишь приподнять голову, впереди виднелась воодушевляющая стена громоздкого непроходимого леса, совсем не походившего на окружавший его ранее.

Тяжесть первого шага сдавила плечи каменными тисками. В какую сторону исчез непонятный гость – припоминалось с каждой секундой все тяжелее. По своему негласному детскому правилу ничего не оставалось, как только повернуть направо, цепляя ветки свисавшими обрывками рубашки. Остекленевшая невозмутимость пламенем подпитывала уже совсем нормализовавшийся взгляд. Холодный привкус стремительно падающих с деревьев капель и очаровательный берег, от которого Меркурий держался чуть в стороне, правда ориентируясь здесь как и прежде, выдержанно напоминали ему о цели. Куда именно идти он помнил. Оно являлось его самым цепким воспоминанием.

Спустя приблизительно полчаса Меркурий приблизился к одиноко вопиющему двухэтажному старинному домику, лелеющему себя в утреннем свете. Вокруг давно никого не было, если можно было судить по отсутствию вмешательства в утренний пыльный узор на подступах к крыльцу. Дверь едва скрипнула, когда он вошел внутрь. Несколько шагов вглубь.

Сильная вспышка воспоминанием проскользнула сквозь разум Меркурия. Казалось, такая же постоянная, освобождая правую ножку, она чуть сдвинула одеяло вниз. Исходившее во все стороны сияние поражало силой. Не то, чтобы это было тот самый детский свет, оставшийся у Меркурия тоже сильной вспышкой, нет. Играть подобно ей никто не мог, изобразить настолько дивный цветок лишь мягким движением рук на полупрозрачном белье, окутывая при том всё окружавшее пеленой себя. И каждый предмет, думать о которых просто было невозможно в подобном контексте, отражал свечение всем существом. А именно существом казалась ожившая вдруг комната, искрящаяся под тяжестью отведенного ей божества.

И постепенно все перерастало в безвыходный плен, играющий в лицемерные сказки. Меркурий приблизился к постели, но не смог повторить движений из воспоминания. Перед ним появилось нечто восхитительное, терять, раскаиваться или совершать он совсем не собирался.

Роли явным образом поменялись, выключиться из перипетии мелькавших секунд не представлялось возможным. Меркурий ощутил себя убранством. Не более, если не менее. Ведь он не мог отразить ее красоты. Падавшая на него пелена отходила вглубь, пряталась в тень, исчезала в ничто. Каждой мыслью он пытался ухватить и притянуть к себе любой шанс. Но его собственный свет, хотя он сам уже давно так его не называл, настойчиво не взаимодействовал с её свечением.

Словно ожесточенный воин, он сопротивлялся накалу. Отчего она так упряма? Его остановила собственная рука, скрутившая волосы головы. Очнись!

Тепло пронзило тело и прокатилось вглубь, сквозь каждый промежуток между атомами тела. Меркурию стало казаться, будто он видит копии себя повсюду. Куда ни посмотри, везде он. И его чернота, серость и глупость настолько сильно перевешивают общие весы, что интерференция их волн абсолютно пуста, как бы сильно его желание раз за разом не превосходило само себя.

Но то лишь желание. Меркурий ощутил эффект конструктора. Кто-то аккуратной рукой сводил кубики вместе и аккуратно, еле заметно касаясь, прятал их вглубь себя. Определяя места без инструкции, уверенной рукой и по своему усмотрению. В промежутки, коих оказалось безмерное количество, попадали совсем разные буквы. Меркурий понять происходящее не пытался и во всей полноте своих знаний был в невозможной степени не в силах. И он отпустил себя, оставаясь внутри, и даже мысль, что создал в последний момент ощутила себя раздробленной. Тогда каждый кусочек нашёл своё место и выглядел с первого взглядам вековым деревом, пустившим корни в совершенно незапамятные времена.

Меркурий, едва заметно, легонько провёл рукой по плечу спящей девушки и медленно уверенно обнял ладонью.

Далеко за окном завыли приближающиеся сирены. Следовало ожидать, но он совсем позабыл. Кто-то громко и настойчиво барабанил в дверь кулаком. Она открыла глаза и улыбнулась. Меркурий взглядом неловко попросил оставаться в тишине.

Казалось, дверь сейчас лопнет под напором столь активных толчков, пинков и просто тяжелых ударов. Но приближающиеся сирены спугнули незваного гостя. И тот, угостив на прощание дверь сильнейшим ударом ноги, судя по затихающим шагам, сбежал с крыльца, завёл что-то громоздкое и поспешил в сторону леса, производя чрезвычайно громкие потрескивания.

Сирена совсем приблизилась к дому. Послышались шаги, дверь, разбитое окно. Меркурий пошел навстречу, чтобы пустить их внутрь комнаты.

Снаружи никого не оказалось, на фоне темно-серого горизонта раскачивалась наполовину оторванная оконная рама. Мягко оторвался и звонко упал кусочек стекла. Меркурий аккуратно и кропотливо осмотрелся. Но больше не услышал ни звука.

Окружающая комната изменила себе. Меркурий понял, что всё-таки упустил. Его кулак влетел в стекло сквозь занавеску и вышиб оставшееся окно.

Он проник в чей-то дом, странно, вором назвать себя он вряд ли бы смог. Даже при всей самоненависти руки пока до такого не доходили. Серое утро трепетало, окончательно расчищая путь от остатков такой же серой мыслительной деятельности. Внутри дома кто-то был, присутствие человека он ощущал за версту. Молодое, но сдержанное дыхание, цветное свечение. Когда-то он пытался отыскать похожий фасон для собственного удовольствия. Оказаться посреди проломленного тобою окна, на пути в дом с явным намерением совершить что-нибудь тяжёлое. Подобное придавало немного свежести.

Жутким взглядом он окинул территорию: заросшие пылью старые кровати, тяжелые древние шкафчики, битком набитые никому не нужным барахлом. Невнятно оказавшийся посреди комнаты стол с огромными зарубками по краям. Гниль, какая же все это гниль. А! Он аж посинел от глупости хозяев. Он пробежал по дому с дикими мыленными криками «Безвкусица! Безвкусица!». Все сбивая на своем пути, выколачивая двери, задевая ногами табуретки, с грохотом скатывавшиеся по лестнице вниз.

Внизу кто-то вышел из комнаты, почти незаметно скрипнув дверью. Он остановился и аккуратно воровато-бесшумно выбрался из окна второго этажа. Постучал в дверь. Ему открыли.

С дикими, не своей тяжестью, а своим безразличием словами он что-то сказал, упомянул пару слов про какие-то уровни, был приглашен за стол. В определённый момент достал револьвер и приставив к голове хозяина, нажал на курок.

Меркурий ощутил небольшое помутнение и звёздочки в глазах. Он стоял с огромным, подобно тем, что в старых фильмах держали при себе самые безбашенные мафиози, револьвером в руках и стремительно спускал курок в собственный лоб. Осечка, он крутанул револьвер. Приставил ещё раз. Снова осечка. Двух раз хватило, чтобы совладать с собой и перестать воспринимать должным образом огнестрельное оружие.

Поднявшись с табурета, Меркурий вернулся в комнату, замыкая круг достаточно длительной проверки усталым взглядом на прекрасную постель. Кажется, она вновь уснула, а подвергать этот сон какой бы то ни было опасности совсем не хотелось.

Подобно лепестку, он чувствовал себя раскачанным столбом, не в силах быть мягким и аккуратным. Лишь громоздкий, тяжелый, нескладный по сравнению с её лучезарностью.

Глава XV

Ной очнулся резким толчком. Если его действительно посетила одна из Ки, а это несомненно произошло, то какой же конфузный он ей оказал приём. Ной не допускал распространения одной небольшой ячейки собственной памяти дальше второго подуровня. При чем помехи сказывались уже на первом, второй же почти не улавливал сути, почитая информацию за некое недоступное божество. Подобные издевательства были просто необходимы. А как же иначе? Тогда Ки совсем была бы не Ки, а очередным всплывшим откуда-то снизу подуровнем, едкое ответвление, созданное с целью потянуть время.

Составлять картинку можно были лишь начиная с четвертого и ниже. Ною ячейка была доступна целиком, потому искушать себя слепыми надеждами он не стал, перейдя сразу к ясному изложению.

Была большая вероятность, что столь экстравагантное обращение Ки не отпугнёт, а скорее наоборот, сделает ей честь, лишая возможности применить стандартные знания, полученные при обучении. Но все же Ной был совершенно сконфужен от такого нерационального и даже опасного толчка системы.

Ки точно навещают оставшихся после гибели родных цивилизаций, Ной чуть было не сплюнул, но удержался – теперь он скорее всего не один, хотя в общем-то какая разница, всем и так ясно что в голове у стандартизированных хранителей – ха-ха, вряд ли там его кто-либо назовет хранителем. Что за глупое слово. Единственное, что ему удается пока хранить в полной мере, так это машинку своих дурных фантазий, подчас блещущих террористическими сбоями. Ной дрогнул затёкшими губами. Слабость от времени – вот и всё, что он ощущал в такие минуты. Следовало вернуться.

Холодный ветер разбрасывал предметы обихода в крутящийся поток, частично вымывая в окно и там уже прибивая в грязь истошным хлопком, проносившимся по прибрежным домикам, представляя себя брутальным ударом.

Комната, по-прежнему укутанная теплом, казалось расцвела до неузнаваемости. Воодушевленный взгляд Меркурия не мог отпустить мягко спящую фигурку, без боязни всем своим видом открытую в холодные руки. Ощущение дремоты и совершенно необоримая глухота, настойчиво-постепенно заполнявшая уши противоречивым мёдом усталых мыслей. Сложенные вместе ладони легонько качнулись в полудрёме и чуть на мгновение привели Меркурия в себя. Но тут же, поддавшись вере в уже свершившийся удачный исход, он на мгновение упустил краешек и провалился в еще более холодную, нежели он сам, бездну. Взгляд застыл, мастерски предавая слугу.

Что-то рассыпалось в руках маленькими камешками.

Меркурий вздрогнул и в ошеломляющем беспамятстве раскрыл глаза, ожидая чего-то громадного. Наперекор тому всё вокруг составляло вполне сносный общий рисунок. Но кое-что изменилось. То была не комната деревенского домика. Меркурий чуть было не взвыл, когда догадался где он. Ной стоял в собственной гостиной, пустующей как обычно, наполненной мраком, серебряными ложками в застеклённом буфете и сказочно льющимся в окно лунным светом.

Продолжая любоваться сквозь пыльные фиолетовые занавески, он попятился назад. Ощутив стену в коридоре, ведущем далее в две остальные комнаты, Ной развернулся и вошел в кабинет. Подобные авантюры не приводят к положительному эффекту, он знал. Терпкий привкус во рту оживлял рецепторы. На всякий случай он закрыл дверь на замок.