Сперва оно не шевелилось, но спустя всего четыре секунды после второй просьбы пробудиться, внутри зарослей появилось стремительное движение. В разных точках чёрной, сперва однородной, массы происходили глобальные перемены. Сперва поредела верхняя часть чудища, очевидно там, где находилась голова. Затем всё дальше и дальше вниз постепенно опадали волосы. Секунд сорок спустя перед вошедшими в иглу в гамаке лежал обросший подобно второму человеку мужчина непонятного из-за обильной растительности на лице возраста.
– Каждый в своем темпе, – усмехнулся шёпотом человек и с мёртвым видом повалился на гамак.
Пришедшие быстро прибрали комнату от клочков волос, обмотали тело мужчины тряпками, отнесли в угол иглу, облили средством для розжига, красовавшимся до этого с характерной табличкой на полке с медикаментами.
– Важный? – также еле слышным голосом спросил первый человек.
– Судишь по волосатости? Вряд ли она играет роль. Никто не важен в том понимании, которым пользуешься ты.
– Невозможно быть во всем неправым? Иначе с чего начинать?
– Тишина должна наполнить разум, только тогда начнёшь.
– Если тишина заполняет разум, то это всё равно, что до начала вселенной: отсутствие мыслительного процесса не приводит к зарождению идеи.
– Существование вопроса уже опровергает твои слова.
– Невозможно знать, что предшествовало рождению частиц. Но законы частиц знать вполне по силам. Звук не родится в тишине в отсутствие внешних воздействий. В нашем мире вполне понятные законы.
– Сознание – не физический мир макро или микрообъектов. Внутри виртуальности возможно выпадение случайных величин, если такова программа.
– Так он программист или математик?
– Бесполезная мысль. Наша история не взаимосвязана с тем, что было до её возникновения. Потому и финишем всех суждений является лишь молчание. Молчание физическое и молчание умственное – вот сингулярности разума. От чего всё началось и к чему всё придёт.
– Все подобные выдумки я знаю и сам. Зачем в таком случае ты отвечаешь на мои вопросы?
– Доступно тебе пока только такое общение. И если для тебя молчать – способ тренировки и непомерная мука, то для меня разговор – тренировка и мука, потому как в молчании стал за собой замечать немую самовлюбленность.
Тело уже почти догорело, дождик из установки пожарной безопасности приятным теплым душем капал на головы двух молчавших, глядящих себе под ноги людей. Эмоции их ничуть не выдавали. Ритуал глупых разговоров над сжигаемым телом был завершён. Повторение этого диалога из раза в раз считалось пошлой шуткой позапрошлого десятилетия, но что-то новое – всегда хорошо забытое старое. Потому и бесшумный смех, наполнявший комнату, был вполне уместен в ситуации до того глупой и безнадёжно смешной.
Подземные катакомбы находились неглубоко, всего в трех-четырёх метрах вглубь от поверхности. Человек номер два спустился в подвал иглу, чтобы оттуда уже направиться дальше вниз по лестнице в красный подземный ход, или ветку номер восемь, как подписывалось на табличках, встречавшихся через каждые десять шагов. Встреча с Никандром предполагалась на Azimov st по второй линии.
Передвигаться приходилось пешком из-за недостроенных на восьмой рельс. Со дня на день строительство должно было завершиться, о чём наглядно свидетельствовали редкие роботы колонии, проплывавшие мимо путников.
Улица Айзека Азимова была полна отсылками к произведениям. От небольшой статуи техника Харлана до огромной по размерам катакомб застеклённой инсталляции планеты Первого Основания с движущимися внутри человечками, своим подобием микроклимата. Казалось, но доносились еле слышные голоса. Рядом на огромном постаменте лежала подарочная Энциклопедия Основания. Внутри будки, напоминавшей миниатюрный космический корабль, изображённый в представлении фантастов тех лет, любой прохожий мог примерить пару костюмов героев серии.
Дверь отворил мужчина с ещё более распущенной бородой, чем все предыдущие, встречавшиеся на пути номера один.
– Никандр, – Сухо представил второй человек первому хозяина помещения.
Первый с серьёзным видом поклонился и ещё больше нахмурил брови. Никандр же простодушно, лицом не обделённого интеллектом человека смотрел в глаза второму страннику.
– Здравствуй, Лару. Твой ученик?
– Так, встретились неподалеку, – казалось, слова заменяют улыбку на лице.
– Твоё имя часто уносило мои мысли в джунгли к огромным питонам, скользящим по старым деревьям. Ты мудр, но страшных методов не боишься.
– Не выдержи он, не стоило бы и пытаться. Разум остался бы в прекрасном неведении, я отпустил бы его улететь вдаль в поисках веточки. Почему-то каждый раз с пути их сбивает именно она, необходимо исправить эту неточность… Однако сигнал, сейчас ты улыбнешься, я знаю, твоя область бесконечной любви – Меркурий – на удивление заметил и даже спустился вниз, причём гнездо свил прямо на голове, – Никандр и Лару переглянулись со всё ещё нахмуренными бровями Меркурия.
– «В своем темпе», но я попрошу зайти, – была ли улыбка никто понять не мог из-за обильной растительности везде, где только можно, – Катакомбы портят настолько потерянных для греха как ты, Лару.
Молчание наполняло иглу Никандра от подвала и до куполообразного потолка, напоминавшего старые церковные своды из энциклопедии мировых цивилизаций. Меркурий, или как его часто звали дома – Меркьюри, не мог воспринимать окружающую реальность до конца спокойным взором. Воображение чертило карандашные картинки дней, недель, лет проведённых в подвижничестве новым знакомым. Казалось, он хорошо понимает старца, он влюблён своей молодой душой в подобного рода мудрецов. Меркурий наполнил всего себя переживаниями и чуть было не поддался эмоциям, чуть было не улыбнулся, сдержавшись в самый последний момент. Он прекрасно понимал, положить начало такому позору хочется далеко не каждому идиоту.
Никандр же был совсем не стар, оттого и старцем его назвать можно было только если с натяжкой и крайней тоской по давно забытым остальными произведениям. Меркурий же рисовал в своем воображении будущие свершения, длинную бороду.
Лару одернул его резким взглядом, – Уймись. От тебя слишком сильно пахнет.
Прямиком за мысленными извинениями последовала резкая сосредоточенность. Что через пару минут помогло отказаться от бесчисленных рассуждений.
Никандр мягко сдвинул кончиком пальца в центре под крышкой стола, который тут же загорелся огромным рисованным замочком. Пароль состоял из интересного типа головоломок. Решение гуманно предлагалось представить не более чем в шестьдесят секунд. Стол показал огромную картинку, спроецировав её на белую стену иглу, наделив при том изображения некоторой иллюзией объема.
– Ситуация, – тихо начал Никандр, – Точно такая же. Вы встречали, и не раз, истории про некоторых безумцев прошлых лет. Сталкиваясь с новыми видами насекомых или гибридов, дикие морды которых требовали новых уздечек с нашей стороны, они пускались в поиски обходных путей, стремясь приручить именно себе то или иное существо. Кое-где подобный обычай тысячелетия назад являлся показателем смелости и вкуса, изобретательности, половой зрелости, эрудированности, остроумия, в общем всего того, что тем или иным образом сможет возвысить тебя, унизив остальное племя.
Но тут предприятие, в котором вам предстоит принять участие, коренным образом отличается от предыдущих в одном не маловажном параметре. Скоро по моей просьбе к нам в колонию прибудет совершенно обыденная находка, найденная на спутнике старой экзопланеты ВАСП-ДЕВЯТЬ-БЭ. Вымершая в плане жизни, возможно, никогда на ней толком не существовавшей.
Весь гранд мои друзья–политехники потратили на доставку груза в свою «космическую колыбель среди старинных, устрашающих, восхищающих, но безжизненных» пустот космического пространства, как они именуют нашу малышку.
Лару молча пожал плечами. Меркурий попытался создать вокруг себя атмосферу полной отрешённости. Лучшее, что он мог придумать на данный момент – отсутствующий взгляд и руки в карманах пиджака.
Никандр многое уловил, но не стал заходить дальше, утруждая себя лишь редким подобием мини-улыбки.
Стол замигал. От прикосновения открылось окошко в костюме механика из научно-фантастических сериалов. Никандр поприветствовал незнакомца, высказал пару дружественно-унижающих слов старшего и всеми пальцами руки перевел в режим ожидания.
Вскоре три бородача быстрым шагом поступательно приближались к зданию, казавшемуся с первого взгляда государственной больницей. На деле же трансформировавшемуся в частную лабораторию, разумеется, под управлением Никандра.
Внутри коридор изгибаясь вел в огромный читальный зал. В противоположном от вошедших конце стояли два человека в почти фиолетовых костюмах.
Лица собравшихся выразили заинтересованность.
– Не утруждайте себя попытками осмыслить моё многословие, ибо который раз, Лару, ты забываешь, что я давно отказался от концепций твоего братства и не вернусь идее молчаливого недопонимания. Когда-нибудь бородатое лицо Исильдора или могучий взгляд Алькаруда позволят твоему принципу пошатнуться и отвыкнуть от неимоверных блужданий из тела в тело в поисках чего-то первозданного, твоим воздыханиям и вопросам придет конец. Моим придет конец. Твоим, Меркурий, придет конец. А вот тепловая смерть Вселенной наступит очень нескоро, потому и переживать не нужно. Ради чего же ты, мой дорогой друг, так возбужденно смотришь назад?
– Совсем страх потерял. Поиграй с Меркьюри, я чувствую, он вслушивается, и даже сопротивляется, – отрезал Лару.
– Каждый ваш монолог заставляет меня вслушиваться и сопротивляться.
Лару прикрыл глаза.
Он знал Меркурия пару лет, с тех пор как отбыл в Марсианскую колонию отец мальчика, поручив друзьям наставлять парня. Тот уже был совершеннолетним и характерно возрасту не очень печалился отъезду отца.
Как и каждый ребенок, в детстве много мечтал об открытии собственного питомца – только он один будет знать разгадку, код управления. Смущаясь перед взрослыми, он редко кому открывал свои надежды, схемы, рисунки.
Волшебный друг – учёный, родом из Индии. Самый любимый, эпизодически появлявшийся на экране, – рассказывал ему в младенчестве сказки на ночь, множество великолепных историй о переплетении пространства и времени, о будущей колонизации всего Млечного Пути, о победах разума над недоверием. Предпочтение, конечно, всегда отдавалось индусу. Бесконечная чреда аудио и видео информации, определённой его отцом необходимыми к ознакомлению от младенчества и до совершеннолетия, непрерывно сменялась следующей по списку волной после каждого дня рождения. В комнате Меркурия всегда висели диаграммы настоящих ситуаций, прогнозы, потенциальные возможности и план предстоящего «поглощения».
В первый год он смог выделить восемьдесят из реальных восьмидесяти пяти абсолютно бесполезных фактов и передач. Отец наполнял список примерно в таком соотношении: пятнадцать процентов полезного и восемьдесят пять воды, болтовни и никаких выкладок, расчетов или хотя бы немного интересных концепций и теорий. И так далее, и тому подобное всё его детство. Окончив курс подготовки, Меркурий полностью отгородил себя от любых идей. Исключил всё, сколько бы ни было походившее на пережитое и узнанное в период обучения.
Придерживаясь своей новой «философии», он выбрал наставником Лару, однако не вступил даже близко в то, что упомянул Никандр, определив братством.