Её жизнь

Её жизнь
Марк Новак

В небольшом одиноком доме вдали от городских ворот повисло почти осязаемое напряжение. Мальчишка-посыльный только что принёс почту и вместе с ней ужасное известие – гости на подходе. Посетителей здесь не было с год, и гостеприимной хозяйке нужно подготовиться. Первым делом следует набрать воды и растопить печь, а затем сходить за топором. Ах да, ещё бинты… много бинтов.

Марк Новак

Её жизнь

Из небольшого одиноко расположенного на холме дома выбежал мальчишка-посыльный. Он уже доставил почту и теперь спешил обратно к городу. На рыночной площади сейчас как раз должно быть людно, и ему не составит труда стащить немного еды с прилавков или пошариться в чьей-нибудь повозке. Пока проказник со всех ног мчался по пустой размытой дороге, женщина в отчуждённом от города доме напряженно расхаживала по комнате. Она резко сорвала со своих плеч платок, который мягко окутывал её руки, закрывая даже кисти. Ткань небрежно приземлилась на пол у двери, и теперь единоличная хозяйка этой скромной, но вполне ухоженной обители подошла к столу, на котором поверх внушительной стопки рукописей, перетянутой веревкой, лежал небольшой клочок бумаги.

– Чёрт, чёрт, чёрт, – она в очередной раз взяла записку и несколько раз перечитала текст.

«Доченька, мы с папой понимаем, как тебе сейчас тяжело. После похорон ты нам практически не писала, и мы стали переживать. Твой отец сам предложил проведать тебя, и я с радостью поддержала его. В следующем месяце Мари с семьей поедут в город, и мы напросились с ними. За лавкой присмотрит Грегор, так что на неделю мы вырваться сможем».

Дальше следовали детали предстоящей поездки и несколько новостей о жизни деревни. Текст был написан аккуратным подчерком, который вряд ли принадлежал простой работящей крестьянке. Скорее всего, ей помог священник, через которого и было передано письмо. Взволнованная девушка снова стала ходить вперед-назад. Спустя несколько минут этого бессмысленного передвижения она остановилась и посмотрела в сторону кухни. Подойдя к захламленному утварью столу, она устремила свой взгляд на нож с покрытым маслянистыми разводами лезвием, но так и не взяв его в руки, зашагала к выходу из дома.

Резко дёрнув дверь на себя, хозяйка выбежала во двор и направилась к поленнице. В колоду был воткнут топор, который и привлек девушку. Взявшись за потертую рукоять, она потянула его на себе, но сил её не хватило. Вторую попытку вытащить инструмент прервал настойчивый лай. Повернув голову, она заметила пса, копошащегося в свежеперерытой земле. Передними лапами животное разбрасывало податливый грунт и громко гавкало. Раздраженно цокнув языком, девушка отпустила неподдающийся ей топор и подняла с земли небольшой камень. С размаху она швырнула свой снаряд в сторону собаки, но он пролетел мимо и врезался в деревянный забор. Питомец отвлекся на звук и перестал копать, уставившись на доски, и чтобы окончательно его прогнать, молодая особа громко топнула ботинком, одновременно с этим размашисто махнув рукой. Испугавшись, собака убежала прочь, а девушка вновь схватила топор, резко дернула и в этот раз с успехом достала его, после чего пошла обратно в дом.

Спустя несколько часов в печке уже был разведен огонь, а обеденный стол теперь пустовал – весь хлам оказался или на полочках, или абы как валялся на полу. Хозяйка сидела у огня и вглядывалась в пламя. Из печного проёма выглядывал край кочерги, которая уже полчаса там прогревалась. Девушка резко поднялась и зашагала к столу.

– Я же понимала, что когда-нибудь это сделать придётся.

На кухонную доску легла рука с оттопыренным мизинцем. Другая рука тянется за тщательно вымытым и наточенным топором. Минут десять проходят в попытках прицелиться, но каждый раз замах прерывается нервными вздохами и потоком брани. Наконец-то лезвие резко опускается на доску, отрубая крайнюю фалангу мизинца. Звучит протяжный крик, и девушка прижимает к себе травмированную руку, пачкаясь в собственной крови. Следующие полчаса проходят не менее напряженно в попытках обработать рану. Кое-как она сумела прижечь её кочергой и замотать обрубок бинтами.

Обессилившая девушка сидела на стуле, прижимая к себе покалеченную руку. Её взгляд был направлен в затухающее пламя печи. Она попыталась выпить вина, чтобы облегчить свою боль, но с первого же глотка ей захотелось выплюнуть всё обратно. Сделав глубокий вдох, пострадавшая встала и направилась к причине всех её проблем. В очередной раз она перечитала записку, скомкала её и направилась в спальню. Вялая фигура подошла к комоду и стала открывать все шкафчики подряд. В нижнем отделении обнаружилась стопка дневников в разнотипных переплётах. Девушка схватилась за верхнюю книгу, открыла её на закладке, пробежалась глазами по странице и отложила её в сторону. Перекладывая поочерёдно дневники, она дошла до самого нижнего. Он выглядел явно хуже остальных, по сути, это были обычные листы, прошитые тонкой верёвкой.

– Хм, вроде этот первый.

Бумага уже пожелтела от времени, но на ней можно было различить корявый несуразный почерк.

«Сегодня особый день – святой отец сказал, что мне неплохо даётся письмо, и посоветовал больше практиковаться. Он оказался настолько щедр, что подарил мне кучу бумаги и письменные принадлежности, сказал, что это подарок на двенадцатилетние. Я постараюсь записывать всё, что со мной происходит».

Буквы были настолько крупными, что несколько предложений заняли практически пол страницы, а из-за неровности строк в тексте можно было легко потеряться.

«Утром был дождь. Мы с братьями весь день просидели дома, пока родители возились со скотиной. К обеду посветлело, и нам разрешили погулять…»

Следовавшее далее описание деревенского быта не баловало интересными событиями. Читающая девушка быстро пробежалась глазами по строкам и перевернула страницу.

«Мы с Эриком весь день бегали у главной дороги. Этот болван швырнул в меня грязью, и моё платье испачкалось. Больше никогда не буду с ним общаться… Сегодня я видела белку. Она сидела на дереве возле бабушкиного сарая. Эрик попытался её приманить, но этот идиот решил накормить белку капустой. Конечно, она не спустилась к нам, нужно было брать хлеб… Отцу становится всё тяжелее справляться с лавкой. В этом году у нас гораздо больше свиней, и он уже не успевает и с живностью управляться, и туши разделывать, и торговать. Сказал, что мне придётся ему помогать. А я не хочу с мясом возиться, тем более настоятель сказал, что я умная, и смогу работать писарем. Женщин в писари берут нечасто, но если святой отец меня порекомендует, то шанс есть…»

Первый дневник подошёл к концу, и руки потянулись к следующему хранилищу воспоминаний. У него уже была какая-никакая обложка. Здесь почерк был более складный, буквы стали чуть меньше, но строки всё также вело в разные стороны.

«Зима нынче выдалась суровая, отец говорит, что последний раз такие метели он видел ещё в детстве… Наконец-то потеплело! Двор начал зеленеть, и мне хочется почаще выходить гулять… Сегодня нас с братьями отправили собирать сливы. В этом году их уродилось меньше, так что справимся за полдня… Эрик притащил мне цветы. Я сначала обрадовалась, но когда мы гуляли, нас увидела Анка и обругала за то, что мы разграбили её клумбы… Вчера отец опять попросил меня помочь с лавкой. Мы договорились с Эриком погулять вечером, и мне хотелось побыстрее закончить с разделкой туш. В результате я так спешила, что откромсала себе часть мизинца. Было так больно, что я всю ночь заснуть не могла. Надеюсь, сегодня получится поспать хоть немного…»

Увлечённая чтением девушка полностью погрузилась в поток воспоминаний. Она неосознанно дотронулась до покалеченной конечности здоровой рукой: огладила запястье, мягко спустилась по кисти вниз и провела пальцами по повязке. Острая боль вернула из размышлений и заставила вновь выискивать среди строк нужную информацию, но остатки дневника оказались такими же бесполезными. Следующая книженция была чуть толще предыдущей.

«Опять поссорилась с Эриком. Он уедет через неделю, и я понимаю, что обратно он уже не вернётся. Эрик говорит, что как только начнёт зарабатывать, то перевезёт меня к себе. Сказал, что мы поженимся, и будем вместе жить в городе. Вот только когда это будет? Ему повезло напроситься в ученики к переплётчику, но на обучение уйдёт несколько лет. К тому времени, как Эрик обоснуется в городе, он успеет меня позабыть… Я поговорила со святым отцом. Он поможет нам с Эриком поддерживать связь. Церковь постоянно обменивается почтой, и священник может передавать мои письма в городской храм, а тамошний настоятель будет отправлять мне ответы… Я написала ему. Не знала с чего начать, поэтому спросила, как он там устроился. Наверное, письмо было мало похоже на послание возлюбленному, но непонятно, захочет ли он вообще поддерживать со мной связь… Сегодня пришёл ответ от Эрика. Пишет, что у него всё хорошо, только сильно скучает по мне…»

Дальнейшие записи по большей части состояли из пересказов писем и влюбленных мечтаний. Монотонно перелистывая страницы, девушка прочитала ещё два дневника. Она взяла следующую книгу и на мгновение подумала, как же сильно изменился почерк. Её рука открыла первый дневник на середине и всмотрелась в крупные буквы, из которых складывались кривые слова, постоянно уходящие к концу строки вниз. Вернувшись к новому чтиву, она изучила текст, написанный изящными ровными штрихами, между словами был одинаковый отступ, границы строк составляли идеально выверенные поля, и даже толщина линий сохранялась неизменной.

«Кажется, отец ещё не смирился с моим надвигающимся переездом. Постоянно спрашивает, уверена ли я в Эрике, не изменится ли его отношение ко мне после свадьбы, смогу ли я жить в городе, как я вообще справлюсь без родителей. Не думала, что для него это будет так болезненно, но мама сказала, что поговорит с ним и постарается убедить отпустить меня… Венчание прошло настолько сумбурно, что мне нечего и писать. Помню, как рыдала мама, как злобно отец смотрел на Эрика, и как жених от этого пристального взгляда растерялся и уронил кольцо. К счастью, оно закатилось под ближайшую лавку, и мой суженый, немного поползав по земле, таки отыскал его… Свадьбу мы справляли три дня. Первые сутки я искренне веселилась, но последующие застолья меня только утомляли. Я развлекала себя изучением своего нового дома, он ещё недостроен, но Эрик пообещал к зиме закончить его. Причём обещать пришлось не только мне, но и отцу с матерью, и только после этого они уехали к себе домой…»

На строчках о доме девушка вспомнила наспех сколоченную крышу на кухне и не смога сдержать смех. Остаток дневника прошёл без подобных эмоций, но взяв следующую книгу, молодая особа потратила не меньше пяти минут на рассматривание обложки: сложный кожаный переплёт, недрагоценные, но красиво обработанные камни, гладкие металлические вставки. Работа была неидеальна, где-то видны швы, некоторые камни расшатались и рискуют выпасть из своих креплений, местами грубоватое плетение, но видно, что в неё были вложены не только материалы, она наполнена старанием, заботой и любовью. Налюбовавшись внешним видом дневника, девушка стала изучать его содержание.

«Из-за того, что мы живём на отшибе, до рынка приходится топать целый час, а обратно, когда я нагружусь котомками, и того дольше. Я потихоньку засаживаю огород, но пока у нас что-нибудь вырастет, у меня отвалятся ноги или руки… В последнее время у Эрика прибавилось работы – церковники стали приносить больше рукописей. Требования тоже стали серьёзнее, святоши считают, что их писания должны представлять на только духовную, но и материальную ценность, так что денег на переплёт они не жалеют. Я даже начала помогать Эрику, хотя получается у меня не ахти, поэтому пока что я в основном обрабатываю кожу…»

Внезапно тишину нарушил громкий лай. Читающая недовольно положила дневник на стол и подошла к окну. Пёс опять принялся рыть свежую насыпь во дворе – он уже смахнул набросанные сверху мелкие камни и теперь пытался подрыть под большой булыжник. Здоровой рукой девушка открыла окно и выглянула наружу, но псина никак не отреагировала на шум и продолжала упорно копаться в земле. Хозяйка животного переключила своё внимание обратно на комнату, глянула на стол и тут же схватила с него кувшин. Она вернулась к окну и плеснула на улицу водой, окатив землю в шаге от собаки. Испугавшись, пёс отскочил в сторону, и девушка могла вернуться к своему занятию.

«Эрик уже второй день неважно себя чувствует. Если вчера он просто покашливал, то сегодня я отчётливо слышу хрипы, а к вечеру он ещё и начал лихорадить. Если завтра не полегчает, придётся звать лекаря… Врач посоветовал купить трав и поить Эрика отваром хотя бы два раза в день. Сказал, что простуда пройдёт через одну-две недели. Пока придётся работать вместо мужа, хорошо, что за этот год он научил меня основам… С каждым днём ему становится всё хуже и хуже. Он уже не встаёт с постели, большую часть дня бредит…»

Следующая запись была сделана лишь через неделю.

«Похороны прошли спокойно, только Терри нервно крутился у ног и скулил… Сегодня приходил настоятель. Он предложил мне делать переплёты вместо Эрика. Неизвестно, сколько придётся искать нового мастера, а мне хоть и не хватает опыта, но получается вполне сносно… С этой работой я совсем забросила дом, времени нехватает даже полы замести. Нужно будет хоть на выходных заняться огородом… Впервые за месяц я выбралась в город – купила побольше круп и решила побаловать себя булочками. Как же давно я не ела свежей выпечки! Правда часть я отдала нищенке у рыночных ворот, она обрадовалась – схватила меня за руку и начала лепетать, какая я великодушная. У неё оказались на удивление красивые голубые глаза…»

На последней записи девушка задержалась – она увлечённо изучала каждое слово. Руки сильнее сжали дневник, и сквозь повязку начала просачиваться кровь, пачкая страницы.

«Мне уже лучше даются переплёты, но свободного времени всё так же не остаётся… Я ходила на рынок и снова встретила ту попрошайку. Дала ей еды, и она так растрогалась, что помогла мне донести котомки до дома. Так странно, в первую встречу мне показалось, что у неё голубые глаза, но сегодня я её поближе рассмотрела, и оказалось, что они тёмно-зелёные… Сходила сегодня за покупками и снова встретила бездомную. Она и в этот раз донесла мои покупки, и я предложила нам вместе пообедать. Мы разговорились, хотя она не особо-то и хотела о себе рассказывать, но мне удалось выведать её имя – Лира… Как обычно мы с Лирой возвращались с рынка, и я предложила ей пожить у меня. Я уже давно думаю о том, что одна я с хозяйством не справляюсь, и лишние руки придутся кстати. Вот и решила – пусть помогает мне по дому в обмен на жильё. Честно говоря, я не думала, что Лира так быстро согласится, всё-таки я – малознакомый человек, к тому же я замкнутая, из дома выхожу редко, ни с кем не общаюсь. Но, учитывая её положение, терять ей, наверное, нечего. Как и мне…»

Девушка хотела закрыть дневник – вряд ли дальше найдётся что-то полезное, но рука остановилась на полпути. Чтение её слишком увлекло. Человеческая жизнь – невероятно увлекательный сюжет, местами занудный, местами нелогичный, но затягивающий без остатка. Нет ничего хуже недочитанной истории, поэтому всё внимание снова было сосредоточено на дневнике.

«Лира оказалась очень трудолюбивой, взяла на себя все домашние хлопоты. Правда мне пришлось многому её учить, но она только рада – расспрашивает обо всех мелочах, интересуется моей жизнью, моими привычками… У Лиры очень чувствительная к солнцу кожа – за эту неделю она так загорела, что мы теперь немного похожи… Её волосы темнеют с каждым днём. Если раньше они были светло-пшеничного цвета, то теперь она стала русой. Наверное, с мылом что-то не так, нужно купить новое… Раньше Лира всегда доставала мне сито с верхней полки, потому что я не доставала, но теперь мы одного роста. Кажется, я начинаю сходить с ума… Она убрала все зеркала – сказала, что из-за них у меня помешательство… Я точно помню, что у неё были не карие глаза, какие угодно, только не карие… С каждым днём она становится всё больше и больше похожей на меня. У неё даже на шее появилась такая же родинка… Она словно моё отражение. Я могу рассмотреть себя в поверхности ножа и водной глади, но уже не всегда получается различать, я это или Лира подошла сзади. Она часто стала подкрадываться ко мне… Я попыталась выйти на улицу, но она не пустила меня, потому что сегодня слишком холодно. А вчера был сильный ветер. До этого собирался дождь. Скорее всего, завтра будет ураган, снегопад или потоп, а может, и всё сразу… Я слабею с каждым днём. Со мной раньше такого не случалось. Больше не буду есть её стряпню… Меня настораживает её поведение. Она постоянно наблюдает за мной, ошивается возле моей кровати и могу поклясться, я видела у неё за поясом нож…»

Больше записей не было. Дневники вернулись на своё место – в нижний ящик комода, а девушка задумчиво уставилась в окно. На дворе уже давным-давно стемнело, и от этого становилось тоскливо. Но пугала не ночь, а приближающаяся встреча, до которой осталось уже на день меньше. Печальной походкой единственная жительница дома добралась до коридора, где на столике всё также лежала злополучная записка. Внизу красовалась подпись: «С любовью, твоя мама».

– Я же не обязана знать их имена, для общения достаточно просто «папа» и «мама». А в крайнем случае… – девушка посмотрела на так и оставшийся на обеденном столе окровавленный топор.

Отрубленный палец ещё болел, но тело понемногу привыкало к этому ощущению. К приезду «родителей» рана заживёт, хотя вряд ли рубец сойдёт за давнюю детскую травму. Во дворе собака снова пыталась раскопать свежую насыпь. Настойчивость помогла животному прорыть верхний слой и вцепиться зубами в показавшуюся из почвы ткань. Несколько сильных рывков помогли вытащить отсыревший от влажной земли рукав платья.