Бездна

– Ещё по одной? – спросил он, уже разливая вино.

– Мы же пойдём гулять, а не за новой бутылкой, вам не кажется? – нахмурился я. Мне претила мысль о том, что ночью я буду тащить его тощее тело на себе через несколько районов.

– К чему этот официоз? – Людвиг, казалось, стал чуть более раскрепощённым, нежели при нашей первой встрече. Теперь его глаза были полуприкрыты в сладостной истоме от кратковременного опьянения, а руки перестали дрожать. Хотелось даже сказать вслух, что лучше бы ему рисовать, будучи пьяным вусмерть, но промолчал.

– Давайте на «ты»?

– С удовольствием, – ответил я и осушил с ним ещё один бокал.

Уже через полчаса мы шли по морозному городу, огибая невысокие здания, слушая рёв пролетающих мимо машин. Солнце уже садилось за горизонт, и небо окрасилось в приятный розовый цвет. Облака неспешно плыли над нами, в вышине кричали птицы.

– Вот это здание было построено в начале восемнадцатого века, представляешь? – Людвиг ткнул пальцем в здание с очень странной архитектурой: низкие квадратные окна на первом этаже, высокие на последующих. На фасаде были барельефы колон и античных статуй и золотых элементов декора. Всё это выглядело так цветасто и уродливо, что на фоне остальной части города он выглядел архитектурным инвалидом.

– Какой-то граф, имени уже не помню, – продолжал Людвиг, идя дальше, – захотел себе построить самый необычный дом, который только увидит свет. Сейчас, конечно, есть здания и уродливее этого, но здесь оно просто не имеет конкурентов.

– И в нём кто-то живёт? – спросил я, раскидывая ногами снег, лежащий на мостовой.

– Там музей, больше ничего.

Мы прошли ещё дальше, проплыли мимо какой-то большой площади, где стояла целая толпа людей и с неподдельным интересом рассматривала высокую статую.

– Чего они там стоят? – я пальцем ткнул в сторону людей.

– А, плюнь на них. Собираются там каждую неделю, и никто не знает, почему. Видать, просто привычка, – Людвиг ускорил шаг. – Пойдём, мы почти дошли.

Он немного слукавил, когда сказал «почти дошли». На самом деле мы плелись ещё около двадцати минут, пока не свернули в какой-то тёмный грязный переулок. Я не мог оторвать взгляд от старой женщины, что стояла под одной из арок. Её лицо было разукрашено очень ярко и аляповато, и я мог лишь предполагать, чем она тут занималась. Наверняка торговала телом, как и многие отчаявшиеся люди. Ведь когда душу свою ты уже продал, остаётся только пустая плоть, а она всегда была ходовым товаром.

– Есть искры? – шёпотом спросила она, когда мы поравнялись. Людвиг ушёл немного вперёд.

– Искры? – вопросительно нахмурился я.

– Ну, ты же за этим идёшь, не так ли?

– Я просто иду за приятелем. У вас не все дома.

– Ох, у меня-то как раз все дома, – она рассмеялась и подкурила сигарету, выдохнув дым мне в лицо. – Ты поймёшь, о чём я. Иди, может, ещё увидимся, малыш.

«Кошмар, – подумал я и как можно быстрее догнал Людвига, стоявшего в десяти метрах от меня».

– Что она хотела? – спросил он меня, когда мы уже подходили к какой-то двери.

– Искры какие-то. Хрен его знает.

– О, зря она у тебя их попросила. Глупая старуха. Ну ничего, ты всё сам поймёшь.

– Если ты привёл меня в притон, то я ухожу, – я остановился прямо возле двери. Людвиг, хотевший уже дёрнуть за латунную обшарпанную ручку, остановился и снисходительно посмотрел мне в глаза.

– Это всего лишь сборы подпольных художников. Не кипятись.

– Ладно.

Мы вошли. Внутри было душно, пахло алкоголем и рвотой, сизый дым окутал это место практически полностью.

– Ну точно притон, – вздохнул я.

– Люди здесь расслабляются. Тебе тоже стоило бы этому научиться, – отнекивался Людвиг.

– А картины-то хоть есть?

– Этажом ниже.

Мы спустились по широкой лестнице. Возле стен стояли молодые люди. Все они были одеты очень странно и непривычно. Но в такой атмосфере особого вида веселья они были как рыбы в воде.

Я шёл сквозь потоки дыма, алкоголя, целующихся молодых парней, девушек, запивающих цветные таблетки, опрокидывая бутылку водки. Шёл и думал, о том, что в этом богом забытом месте забыл я: одинокий, слишком тихий и совершенно неприспособленный для этого. Во мне не было ни капли азарта, ни грамма желания такого рода приключений, но почему-то я был здесь, хотел отпустить всё, что меня держало, в том числе Жнецов. Наверное, это говорит во мне жажда перемен. Ветер подул с юга, и я решил броситься буквально с места в карьер. Я уехал из своего города, бросив всех, оказался здесь и теперь шёл непонятно куда с первым встречным парнем из кафе. Я невольно улыбнулся от абсурдности всей ситуации и понял, что этот вечер я либо вообще не запомню, либо он отложится в моей памяти навсегда.

– Пойдём к Шиллеру, мне нужно с ним поговорить, – Людвиг обернулся ко мне и, взяв меня за запястье, протащил через просторный зал, окутанный полутьмой и запахом перегара от молодых людей, выглядевших как школьники, сбежавшие с уроков. Где-то через виниловый проигрыватель играл задорный джаз.

– Что за Шиллер? – спросил я, не успевая за ним.

– Увидишь.

Наконец, мы дошли до другого конца зала с экспонатами (я заметил их не сразу, только после того как глаза привыкли к темноте) и остановились возле молодого парня – моложе Людвига – со светлыми кудрявыми волосами, хаотично лежащими на голове. Он был в хлопковой рубашке, жилетке и штанах в одном цвете. Выглядел как интеллигент, и мне это понравилось.

– Привет, – он помахал Людвигу рукой, мы с ним обменялись рукопожатиями. – Я Шиллер. Людвиг, наверное, уже рассказывал тебе обо мне.

– Адам. Да, упомянул только что, когда мы пришли.

– Славно. Людвиг, зачем на этот раз? – Шиллер скрестил руки на груди.

– А что есть? – он нагнулся чуть ближе к своему товарищу, и в тот момент у меня в голове появились глубокие сомнения, что это обыкновенная выставка.

– Вот, – он сунул ему в руку какой-то пакет с белыми таблетками, и Людвиг тут же спрятал его в карман своего пальто. Мы отошли вглубь танцующей толпы.

– Что за хрень, Людвиг? Ты сказал, что мы на выставке!

– А мы и на выставке. Посмотри, сколько картин на стенах, и многие из них были нарисованы теми, кто сейчас в этом зале, – он обвёл руками комнату. – Это искусство, Адам. Хорошее, не всегда понятное, но оно всё равно имеет право на существование. А уж под чем мы пишем свои картины, это не должно никого волновать.

– Что это за таблетки? – я кивнул в сторону топорщащегося кармана пальто.

– Не знаю, но от них весело. Шиллер называет их Искрами.

– Искрами? – в голове всё тут же встало на свои места. И зачем под аркой стояла та старуха, зачем люди прячутся, зачем устраивают такие дикие танцы и гулянья. Они просто не хотят, чтобы кто-то ограничивал их свободу убивать себя. Иронично слышать это от человека, который сам регулярно убивает себя, втягивая дым в лёгкие, заставляя себя задыхаться.

– Будешь? – он протянул мне одну таблетку.

– Я не знаю, хочу ли… – я нахмурился.

– Тебя никто не заставляет. Можешь просто чего-нибудь выпить. Стол вон там, – он указал куда-то позади себя, и я, хлопнув своего нового приятеля по плечу, прошёл сквозь толпу и, оказавшись возле стола, налил себе водки. Выпил две рюмки. Понял, что скоро мне ударит в голову, и я смогу отпустить себя, а именно этого мне и хотелось в тот момент. Ноги уже начинали подкашиваться спустя двадцать минут, но я не чувствовал удовлетворения. В полутьме мне иногда мерещились те самые ужасные жёлтые глаза, предвещающие чей-то конец прожитых дней. Мне хотелось напиться до беспамятства, до полной потери сознания, чтобы вокруг меня была тьма, хотя бы ненадолго, чтобы я смог отдохнуть. Если уж я не хочу принимать Искры, то почему должен ограничивать себя в чём-то ещё?