– Ну, тетя, это ничего, – вступилась Мэри, – это ведь только ветреность виновата. Том всегда так суетится, что никогда ни о чем не подумает.
– Тем хуже! Сид бы наверно подумал. И если бы Сид подумал, то и сделал бы. Том, ты вспомнишь когда-нибудь, когда будет уже поздно, что мог бы пожалеть меня, когда это было так легко, и тебе самому горько станет.
– Да я жалею вас, тетя, вы сами знаете, – сказал Том.
– Я бы лучше знала это, если бы оно выражалось в твоих поступках.
– Мне жаль теперь, что я не подумал, – сказал Том с раскаянием, – но зато я видел вас во сне. А ведь это что-нибудь да значит, разве нет?
– Маловато. И кошка видит сны. Но все же это лучше, чем ничего. Что же тебе снилось?
– Ну, вот, в среду ночью мне снилось, будто вы сидите за кроватью, а Сид подле дровяного ящика и Мэри рядом с ним.
– Да, так мы и сидели. Мы всегда так сидим. Я рада, что хоть сны твои помогают вспоминать о нас.
– И еще мне снилось, что тут была мать Джо Гарпера.
– Да, она была здесь. А еще что-нибудь снилось?
– О, много. Только уж смутно помнится теперь.
– Ну, постарайся припомнить. Можешь?
– Помнится мне, что ветер… что ветер… задувал… задувал…
– Постарайся хорошенько, Том! Ветер задувал… ну…
Том прижал пальцы ко лбу, стараясь вспомнить, и сказал:
– Вспомнил, вспомнил! Он задувал свечку!
– Господи помилуй! Дальше, Том, дальше!
– И мне кажется, будто вы что-то сказали: «Никак дверь…»
– Дальше, Том!
– Дайте подумать минуточку, только минуточку. Ну да, – вы сказали: «Никак дверь открыта».
– Ведь и вправду сказала! Помнишь, Мэри? Дальше!
– Тогда… тогда… не помню наверно, но кажется, вы сказали: «Сид, поди-ка…»
– Ну? ну? Что я велела ему, Том? Что я велела ему?
– Вы велели ему… вы… О, вы велели ему затворить дверь.
– Каково! В жизнь свою не слыхивала ничего подобного! Говорите теперь, что сны ничего не значат. Сейчас же пойду, расскажу Сирине Гарпер. Посмотрим, как она понесет свой вздор насчет суеверий. Продолжай, Том!
– О, теперь я вспомнил ясно. Затем вы сказали, что я не дурной мальчик, а только шалун и ветреник, и что спрашивать с меня все равно что… что… с жеребенка, кажется, или что-то в этом роде.
– Так и было. Ну! Боже милостивый! Дальше, Том!
– А потом вы заплакали.
– Правда! Правда! И не в первый раз заплакала. А потом?..
– А потом мистрис Гарпер тоже заплакала и сказала, что Джо такой же, и жалела, что высекла его за сливки, которые сама же выплеснула.
– Том! Дух снизошел на тебя! Ты пророчествовал – вот что ты делал! Хвала Всевышнему… Дальше, Том!
– Тогда Сид сказал… сказал:
– Я, кажется, ничего не говорил, – заметил Сид.
– Нет, Сид, ты говорил, – возразила Мэри.
– Замолчите оба и не мешайте Тому! Что же он сказал, Том?
– Он сказал, – кажется, он сказал, что надеется, что мне лучше там, куда я ушел; но если бы я вел себя как следует…
– Ну, слышите вы это! Его подлинные слова!
– А вы его остановили очень строго.
– Именно так я и сделала! Тут был ангел, который сообщил тебе. Тут был ангел!
– А мистрис Гарпер рассказала, как Джо напугал ее хлопушкой, а вы рассказали о Питере и «Болеистребителе»…
– Верно, как то, что я жива!
– А потом было много разговоров о том, как нас искали в реке, и что в воскресенье будет заупокойная служба, а потом вы и мистрис Гарпер обнялись и плакали, и она ушла.
– Так точно и было! Так точно и было, это верно, как то, что я сижу здесь! Том, ты бы не мог рассказать вернее, если бы сам видел все это. А потом, что же было? Продолжай, Том.
– Потом вы молились за меня, и я мог видеть вас и слышать каждое слово. И вы легли спать, а мне стало так жаль вас, что я написал на куске коры: «Мы не умерли, мы только сделались пиратами», и положил его на столе, возле вашей свечки; и вы выглядели такой добренькой, когда лежали и спали, что я нагнулся и поцеловал вас в губы.
– В самом деле, Том, в самом деле? Я прощаю тебе все за это!
Она стиснула мальчика в объятиях, причем он чувствовал себя самым отъявленным негодяем.
– Это было очень похвально, хотя только… во сне, – проговорил чуть слышно Сид, рассуждая сам с собою.
– Молчи, Сид! Человек делает во сне то самое, что он сделал бы наяву. Вот большое сладкое яблоко, которое я приберегла для тебя, Том, на случай, если ты найдешься, – а теперь ступай в школу. Благодарю Отца нашего Небесного за то, что ты возвращен мне! Он долготерпелив и многомилостив к тем, кто верует в Него и поступает по слову Его, хотя я и не достойна его милосердия; но если бы только достойные находили в нем милость и поддержку в трудные минуты, то мало бы кто мог радоваться здесь и обрести покой там, на лоне Его, когда уснет вечным сном. Ступайте, Сид, Мэри, Том, убирайтесь, вы мне надоели!
Дети пошли в школу, а старушка побежала к мистрис Гарпер сокрушить ее скептицизм вещим сном Тома. Сид счел за лучшее не высказывать вслух мысли, которые шевелились в его душе, когда он выходил из дома. Вот что он подумал: «Ловко – такой длинный сон и ни единой ошибки!»
Каким героем чувствовал себя Том! Он теперь не прыгал и не вертелся, а шествовал с величавой спесью, приличествующей пирату, на которого обращены взоры общества. Так оно и было. Он делал вид, что не замечает взглядов, не слышит разговоров, вызываемых его появлением. Но они были для него слаще меда и сахара. Мальчики поменьше бежали за ним, гордые тем, что их видят в его обществе и что он терпит их присутствие. Они вряд ли бы гордились больше, если бы он был барабанщиком впереди процессии или слоном во главе зверинца, въезжающего в город. Мальчики одного с ним возраста притворялись, будто и не знают о его похождениях, но это им не мешало изнывать от зависти. Чего бы они не дали за его темную, загоревшую кожу и лучезарную славу, но Том не променял бы их даже на цирк.