Кельты. Мифология, сформировавшая наше сознание

Тайна кельтской философии приводила в отчаяние поколения философов и культурологов… Для человека, в крови которого нет магического состава, кельтские глубины остаются навсегда запечатанными. Я думаю, что тот, кто приближается к ним, должен не только принадлежать к древней расе первых носителей культуры на этом острове, но он должен также с детства слышать настойчивый зов голосов рода, которые бы побуждали его к решению задачи исследования тайн своей страны[1 - Пер. Н. М. Забилоцкого.].

Фронтиспис книги Л. Спенса «Тайны древних бриттов» (1905). Published by Rider & Co., London, 1905

К несчастью для Спенса и ему подобных, ни одно из утверждений, высказанных в его книге, не соответствует действительности. Для специалиста по кельтской культуре этот текст выглядит как галлюциногенный бред: одна глава стремительно сменяет другую, и нигде не найти достоверных фактов или обоснованных суждений. Одной из проблем Спенса было доверие к словам Йоло и к его фальшивой бардовской метафизике. Современные исследователи считают, что Йоло Моргануга следует рассматривать как оригинального и яркого автора, который внес серьезный вклад в валлийскую литературу и был в своем роде прозорливым гением, подобным Уильяму Блейку, но тем не менее выдавал собственные сочинения за фрагменты древних текстов и не стеснялся откровенных подделок. Спенс попался на его удочку, что любопытно, ведь ненадежность Йоло была доказана уже в конце XIX века.

Неизвестный художник, портрет Йоло Моргануга (ок. 1800). By permission of Llyfrgell Genedlaethol Cymru / The National Library of Wales

В книге Спенса нет признаков того, что автор разбирается в творчестве настоящих поэтов и писателей Уэльса, давних и современных, или хотя бы искренне интересуется ими. Он практически не обращается к сложной литературной традиции Уэльса, насчитывавшей к тому времени уже тринадцать столетий. Если Спенс и цитирует средневековое стихотворение, то обычно дает настолько неточный перевод и / или толкование, что с трудом можно догадаться, о каком тексте идет речь. Учитывая крайне пренебрежительное отношение Спенса и подобных ему к истинному наследию валлийской литературы, их работы не следует воспринимать всерьез. Сегодня его могли бы обвинить в эксплуатации чужой культуры – культурной апроприации. Но проблема в том, что сфабрикованные фольклорно-мифологические тексты – антропологи используют для их описания термин «фейклор» – иногда становятся частью культуры. Бардовские фантазии Йоло являются одним из классических примеров такого феномена, потому что за полтора столетия на их основе сформировалась традиция празднования Национального эйстедвода, ежегодного фестиваля валлийской музыки и поэзии. Ведущие деятели валлийской культуры надевают синие бардовские одеяния и под руководством архидруида проводят церемонии, придуманные Йоло. Все наблюдатели и участники действа знают, что происходящее не имеет отношения к реальным древним ритуалам, но считают это выражением национальной идентичности валлийцев и приятным развлечением.

Таким образом, на протяжении двух последних столетий романтики видели в валлийской бардовской традиции, словно в пятнах Роршаха, отражение собственных навязчивых идей и представлений и не углублялись в реальную историю поэзии. Я так подробно останавливаюсь на этом, потому что восприятие кельтского наследия через призму романтического друидизма, духовного роста и поэтического вдохновения по сей день сохраняется в определенных кругах, что возвращает нас к главному персонажу главы – Талиесину.

Процессия бардов и друидов, Национальный эйстедвод (1951). Photo ANL / Shutterstock

Со времен Йоло Моргануга ключевой фигурой романтического движения был бард Талиесин, «величайший из поэтов». (Йоло даже назвал его именем своего сына.) Некоторые средневековые источники, имеющие отношение к Талиесину, рассказывают о его способности изменять облик, присутствовать повсюду и видеть все, так что, возможно, его считали кем-то вроде друида. В наши дни в моду вошел шаманизм, а потому популярная книга 1991 года, написанная Джоном и Кэтлин Мэтьюз, двумя исключительно плодовитыми авторами, специализирующимися на кельтской духовности, названа соответственно: «Талиесин: последний кельтский шаман». Так или иначе, я начал книгу с истории легендарного валлийского поэта, который, скорее всего, известен многим как шаман или друид, чтобы продемонстрировать на ярком примере одно распространенное явление. Речь о том, что современные изложения кельтских мифов воспроизводят сами себя: вторичная литература порождает еще более вторичную, особенно в интернете, и до читателей доходят крайне сомнительные тексты. Идеи любого энтузиаста или чудака могут легко превратиться в очередные расхожие теории, так что путаница и ошибки подстерегают повсюду. На мой взгляд, из-за этого не стоит слишком сильно переживать, ведь нет ничего плохого в том, чтобы черпать вдохновение из средневековой литературы. Кроме того, это помогает сохранять интерес к кельтской мифологии. Однако важно различать настоящие средневековые источники и творческие интерпретации, созданные в гораздо более поздние времена.

Архидруид из Билт-Уэллза, историческое празднование на территории Лланелвед-Холла, 11 августа 1909 года. By permission of Llyfrgell Genedlaethol Cymru / The National Library of Wales

В оставшейся части главы мы познакомимся с достоверной информацией о Талиесине из надежных источников и уточним их хронологию. Всего таких источников пять, и в трех из них поэту посвящено лишь несколько строк.

Первое упоминание имени «Талиесин» встречается в тексте, известном как «История бриттов» (Historia Brittonum), примерно в 830 году н. э. К этому труду мы еще неоднократно вернемся в следующих главах. «История бриттов» была написана на латыни неизвестным валлийским священником. В одном из ее разделов перечислены имена пятерых знаменитых поэтов древности, включая Талиесина, живших на два с половиной столетия раньше, чем автор. Все они «преуспели в британской поэзии» во времена правления Иды, короля Нортумбрии, в конце VI века н. э.

Здесь следует пояснить, что в данном контексте «британский» означает «написанный на кельтском языке, происходившем напрямую от языка древних бриттов». Важно отличать историческое значение слова «британский» (а также «Британия», «британцы» и т. д.) от современного, имеющего отношение ко всему острову, в том числе и к Англии.

Если время жизни Талиесина, указанное в «Истории бриттов», верно, значит, речь и вправду идет о довольно древней поэзии. Язык, на котором он писал, был формой британского, происходящего от языка древних бриттов, но уже с сильным влиянием латинского, принятого официально в Римской Британии. Специалисты используют для него определение «общий необриттский»[2 - Согласно классификации, предложенной валлийским лингвистом Дж. Т. Куком (J. T. Koch), «общий» или «архаический» необриттский (Common neo-brittonic) – это язык бриттов VI–VIII веков. Только начиная с IX века можно говорить об отдельных древневаллийском (Old Welsh), древнекорнском (Old Cornish) и древнебретонском (Old Breton) языках. Раньше считалось, что уже в VI–VIII веках существовали «архаический валлийский», «архаический бретонский» и «архаический корнский» (Primitive Welsh, Primitive Breton, Primitive Cornish), но, согласно последним исследованиям, региональные отличия в этот период минимальны, и язык у бриттов, скорее всего, был общий. Прим. науч. ред.], так как термин «древневаллийский» считается устаревшим и менее точным: на том этапе язык еще не разделился на валлийский и родственные ему корнский и бретонский языки. Валлийский, корнский и бретонский языки произошли от общего необриттского, так же как испанский, итальянский и французский – от латинского.

Позднее слава Талиесина возросла, но в «Истории бриттов» его имя упоминается вскользь и стоит не на первом месте в списке поэтов. Не удостоился он и красивого прозвания, в то время как, например, Киана называют «пшеницей песни», а Талхайарна – «отцом музы». (Какими бы звучными ни были их прозвища, ни строки из сочинений этих поэтов не сохранилось.) В целом можно предположить, что автор «Истории бриттов» не считал Талиесина выдающимся поэтом конца VI века.

Два следующих упоминания о Талиесине относятся к середине и концу XI века, оба они очень краткие. В легенде из артуровского цикла «Килхух и Олвен», впервые записанной около 1050 года, – речь о ней пойдет в следующей главе (#litres_trial_promo) – Талиесин назван «величайшим поэтом» и придворным короля Артура. Примерно в 1100 году он появляется в трагической повести «Бранвен, дочь Ллира» как один из семи выживших после неудачного похода бриттов в Ирландию под командованием короля-великана. (К истории Бранвен мы вернемся в пятой главе (#litres_trial_promo).) Очевидно, что восприятие Талиесина сильно изменилось после IX века: он стал персонажем валлийских сказаний наряду со множеством откровенно вымышленных героев, обладающих нечеловеческими силами.

Следующий источник, в отличие от предыдущих, солиден и даже монументален. Это валлийская рукопись, созданная около 1325 года, вероятно, в Гламоргане. В ней собрано большое количество поэтических текстов, пророчеств и религиозных стихотворений, связанных с личностью Талиесина. С XVII века она известна как «Книга Талиесина» (валл. Llyfr Taliesin). Всего в ней содержится около шестидесяти двух стихотворений. Текст записан уверенной рукой: он понятен и легко читается после небольшой тренировки, это далеко не ветхий том с плохо различимыми загадочными знаками. Важно подчеркнуть, что сама рукопись создана в первой четверти XIV века, но некоторые материалы в ней намного старше, что типично для большинства валлийских и ирландских манускриптов. Сырой островной климат не лучшие условия для хранения книг из пергамента, поэтому у нас так мало ранних произведений на кельтских языках. К счастью, значительная часть материалов была воспроизведена в позднем Средневековье и в таком виде дошла до наших дней.

Страница из «Книги Талиесина» (XIV век). By permission of Llyfrgell Genedlaethol Cymru / The National Library of Wales

Последний источник, скорее всего, знаком поклонникам кельтской мифологии. Это «Легенда о Талиесине», самая ранняя версия которой датируется примерно 1550 годом. Она входит в состав обширных хроник – истории мира, начиная от Адама и Евы, – собранных Элисом Грифидом (1490–1552), военным, чиновником и литератором из Кале. Я подчеркиваю это, поскольку существует вполне понятное заблуждение, что кельтские мифы неподвластны времени и дошли до нас прямиком из туманного прошлого. Именно поэтому важно указать, что в каждом случае имеется самая ранняя сохранившаяся версия, созданная в определенном историческом и литературном контексте, который тоже нужно учитывать.

«Легенда о Талиесине» – это скорее народная сказка, чем миф, и вот о чем она повествует. У колдуньи Керидвен (Керридвен) был безобразный сын по имени Морвран (валл. «баклан») или Авагдду (валл. «беспросветная тьма»). Чтобы компенсировать его уродство, она решает сварить в котле магическое зелье, которое даровало бы ему мудрость. Но для этого следует выпить только первые три капли напитка, остальное – смертельный яд. Рецепт зелья она находит в «книгах Верилта», то есть в неких алхимических трактатах, хотя на самом деле название представляет собой искаженное имя римского поэта Вергилия, который, согласно средневековым легендам, был волшебником. Зелье нужно варить на медленном огне в течение целого года.

Керидвен поручает слепому слуге по имени Морда мешать варево, в то время как мальчик Гвион Бах (валл. «маленький Гвион») должен поддерживать под котлом огонь. Керидвен отправляется собирать травы, наказав Гвиону ни в коем случае не пробовать зелье. После всех трудов она садится отдохнуть и засыпает. В этот момент из котла вытекают три заветные капли, и Гвион, оттолкнув Морврана, ловит и глотает их. И сразу перед ним открывается вся мудрость мира. Благодаря обретенным знаниям Гвион понимает, что Керидвен разгневается, когда обо всем узнает, и сбегает.

Однако вскоре он слышит громовые раскаты ее ярости и понимает, что она уже пустилась в погоню. Он принимает обличье зайца, но колдунья превращается в гончую собаку. Тогда он оборачивается рыбой и прыгает в реку, но она становится выдрой и преследует его в воде. Он оборачивается птицей и взлетает, но она превращается в ястреба.

Кристофер Уильямс, «Керидвен» (1910). Glynn Vivian Art Gallery, Swansea. Photo Bridgeman Images

В конце концов Керидвен загоняет его в амбар, где он превращается в пшеничное зерно, а она становится рыжей курицей и проглатывает его. Девять месяцев спустя уже в человеческом обличье она рожает сына, новое воплощение Гвиона. Ребенок этот так прекрасен, что Керидвен не может убить его и пускает в лодке по морским волнам. Вскоре человек по имени Элфин находит его у рыбной запруды. Лицо младенца столь прекрасно, что Элфин усыновляет его и нарекает Талиесином – «сияющим (или прекрасным) челом».

Как же разобраться в столь разных источниках и в столь разных образах Талиесина, которые в них представлены? Для начала важно отметить одну особенность: самый мифологически богатый материал – тот, что постоянно упоминается в книгах по кельтской мифологии и в котором романтики-энтузиасты с XIX века до наших дней ищут доказательства друидической или шаманской мудрости, – хронологически самый поздний. Если мы рассматриваем «Легенду о Талиесине» не как кельтский миф, а как народную сказку эпохи Тюдоров, приходится признать, что интерпретировать материал следует совершенно иначе.

Важнейшее исследование сложных и противоречивых источников о Талиесине провел выдающийся кельтолог сэр Айвор Уильямс (1881–1965). Анализ и толкование древнейшей валлийской поэзии стало делом всей его жизни. Уильямс утверждал, что следует разделять образ Талиесина на исторический и легендарный. Он предполагал, что прототипом героя был реальный исторический персонаж, а именно поэт Талиесин, живший в конце VI века и упомянутый в IX веке в «Истории бриттов». Уильямс считал, что некоторые стихотворения из «Книги Талиесина» начала XIV века в действительности принадлежали перу этого раннесредневекового барда. С момента зарождения валлийской поэтической традиции на протяжении семи веков они передавались от поколения к поколению.

На основании этих стихотворений, которые он считал подлинными, Уильямс выяснил, что Талиесин был придворным бардом и писал хвалебные песни королю Уриену Регедскому. Регед – ныне исчезнувшее королевство бриттов, которое располагалось на юге современной Шотландии и северо-западе Англии; несколько столетий его народ противостоял натиску англосаксов. Точные границы Регеда определить сложно, тем более они наверняка менялись с течением времени, но сегодня считается, что королевство занимало территорию современного шотландского округа Дамфрис и Галлоуэй и простиралось до Ланкашира и Камбрии.

Сэр Айвор попытался выделить из примерно шестидесяти поэтических произведений «Книги Талиесина» двенадцать подлинных стихотворений VI века. В 1960 году он издал их с комментариями, и этой публикацией по сей день пользуются специалисты по ранней кельтской литературе. Однако тот факт, что между временем их появления и датой создания единственной известной нам рукописи XIV века прошло семь столетий, вызывает серьезные опасения исследователей. Уильямс считал, что стихотворения, написанные в VI веке, дошли до нас не в устной форме – судя по особенностям языка, переписчик «Книги Талиесина» копировал тексты из более старого источника. Но за столь долгий срок текст может исказиться по очень многим причинам. С каждым переписыванием становится больше ошибок, пропадают страницы, очередные писцы стирают и правят слова и фразы. Более поздние исследователи, обращавшиеся к работам сэра Айвора, сократили число аутентичных стихотворений VI века с двенадцати до примерно десяти. Тем не менее идеи Уильямса в целом признаны в научной среде, и именно эта поэтическая подборка считается самым ранним сохранившимся литературным произведением на валлийском языке.

Это ни в коем случае не мистические или друидические сочинения, а панегирики, хвалебные стихотворения в честь правителя. Они появились в культуре, пронизанной духом героизма, в которой воины соревнуются за боевую славу и признание, а господин вознаграждает их за доблесть.

В такой культуре хвалебная речь из уст того, кто сам достоин похвалы, обеспечивает человеку репутацию. Воспевания живых и мертвых занимают центральное место во всей валлийской поэзии. Несколько стихотворений, которые сэр Айвор приписывал «историческому» Талиесину, завершаются возвышенной хвалебной кодой (в оригинале строки рифмуются):

И пока не сокрушит меня в старости
суровая верная смерть,
не будет мне большего счастья,
чем восхвалять Уриена.

Ранее я упоминал, что Айвор Уильямс предложил отделять реально существовавшего Талиесина от Талиесина – персонажа легенд. Второго Уильямс назвал «легендарным» или «мистическим», именно его следует отождествлять с героем поздней «Легенды о Талиесине». Многие поэмы в «Книге Талиесина» повествуют с пафосом о том, как он принимал облик различных предметов и существ, встречался с историческими, мифологическими и библейскими персонажами. Короткие вопросы и хвастливое перечисление того, где побывал и что повидал бард, создают прерывистый ритм. В качестве иллюстрации приведу отрывок из особенно сложного для понимания стихотворения «Враждебный союз» (Angar Kyfundawt) из «Книги Талиесина»:

Мира устройство знаю
Между Землей и Раем,
Что эхом пещера звенит,
Что всем погибель грозит,
Зачем серебру блистать,
А в речке дна не видать,
То, что черно дыханье[3 - Согласно комментарию М. Хейкок к этой строке Талиесина, «черным» считалось дыхание внутри тела, которое еще не вышло изо рта. Она приводит ирландскую загадку, ответ на которую – «дыхание»: «Здесь оно со мной, там его я вижу – / Черного ягненка с синей-синей шерстью». Прим. науч. ред.],
Что печень кровава в ране,
То, что олени рогаты,
А жены любовью богаты,
А молоко белеет,
А остролист зеленеет.

Очевидно, что эти рассуждения принадлежат персонажу народных сказок – Талиесину-оборотню, всеведущему и уверенному в себе знаменитому поэту. Из этого можно сделать вывод, что основная идея этих сказаний была хорошо известна в средневековом Уэльсе задолго до появления в середине XVI века самой ранней из дошедших до нас версий «Повести о Талиесине»; однако это не означает, что легенда пришла к нам из древности, и еще менее вероятно, что она связана с друидами или язычниками.

Итак, у нас, как уже говорилось ранее, есть очень удобное разделение на двух Талиесинов. Первый – реальный поэт, автор хвалебных стихотворений, живший в конце VI века, наследник древней традиции панегириков, которая восходит к ранней кельтской культуре и продолжает развиваться в период позднего ирландского и валлийского Средневековья. Этот реальный, «исторический» Талиесин был одним из типичных придворных певцов, которые, по словам античных авторов, сопровождали галльских вождей. Краткое описание британской хвалебной поэзии – пусть и весьма неприязненное – оставил латинский писатель VI века Гильда Премудрый, автор мрачной, яростной проповеди под названием «О погибели Британии» (De excidio Britanniae). В своем знаменитом риторическом обращении к королю Майлгуну, повелителю Гвинеда, Гильда презрительно описывает придворных поэтов-воспевателей:

И [ты], напрягая слух, навострив уши, слышишь не сладкозвучные хвалы Богу гласом сладко поющих новобранцев Христовых, и распевы церковной мелодии, – но хвалы самому себе, которые суть ничто, наполненными ложью устами колодников, обрызгивающих при этом тех, кто стоит рядом, пенящейся жидкостью, и «зычных глашатаев», визжащих вакхантским обычаем…[4 - Пер. Н. Ю. Чехонадской (Живловой).]

Это самое раннее из известных нам описаний светской хвалебной поэзии в Британии, и очевидно, что Гильда не интересовался ее социальной функцией или героическим духом, он видел в панегириках лишь мирскую гордость и тщеславие. Роль «исторического» Талиесина, вероятно, заключалась в том, чтобы восхвалять Уриена Регедского, подобно бардам из послания Гильды. И здесь следует сказать несколько слов о характере такой поэзии.

Стихи эти шаблонны, полны возвышенных описаний безграничной щедрости и боевого мастерства Уриена, большое внимание уделяется чувствам самого поэта. Аутентичные стихотворения обычно состоят из свободных восьми- или девятисложных строк, украшенных рифмами и аллитерациями. Это воспевания, элегии, мольбы о примирении – в них нет сюжета. В средневековой кельтской литературе поэзия используется для выражения сильных чувств, повествование же ведется в прозе. Любая история в стихотворной форме сводится к аллюзии, что делает кельтскую поэзию довольно трудной для понимания. Язык ее удивительно сложен. Можно предположить, что многое в древних текстах было исправлено и переписано, ведь речь идет о произведениях, дошедших до нас сквозь столетия.

Однако порой в этих стихотворениях присутствуют прямота и ясность. Одно из лучших сочинений Талиесина – трогательная элегия на смерть Овейна, сына короля Уриена. Здесь поэт также прославляет великодушие и воинскую доблесть как высшие добродетели. Звучит это следующим образом:

Душу, Оуэн ап Ириен,
Господу в беде призреть!
Рхегеда зеленый дерн
Властителю в славу впредь.
В земле герой песнословий,
в лучах зари копий твердь.
Властителю Ллуивенид
Ровню где найти суметь?
В жатве брани и ловитв –
в отца род, и рода ветвь.