Оценить:
 Рейтинг: 0

Пресветлые дни Иннокентия Санненского и Валентина Учеблова

1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Пресветлые дни Иннокентия Санненского и Валентина Учеблова
Марс Чернышевский – Бускунчак

Сборник из восьми юмористических рассказов о людях, которые когда-то были лучшими друзьями, а стали заклятыми врагами. Но юмор здесь очень условный. Если даже время не способно излечить, то можно не надеяться на реабилитацию отношений никакими хирургическими средствами.

Портрет Иннокентия Санненского

Иннокентий Санненский – начинающий акустический гитарист. А так же: куплетист, поэт, критик.

Правда, у него было совершенно другое имя, что было дано родителями при рождении Иннокентия-ребенка как такового. Истинно же он звался – совсем по-другому.

Но еще более необычным и загадочным является то, что Иннокентием звали его давнего приятеля, который исчез из поля зрения Санненского по непонятным причинам. Кеша его просто не видел давно – примерно тридцать пять лет. Да и тогда (тридцать пять лет назад) он его тоже не особо видел, а только слышал о нем несколько случаев от своих друзей, которых тоже с тех пор пока еще не встречал.

Так вот, у Иннокентия Санненского был друг, которого звали Валентин Учеблов (на самом деле у Валентина значится тоже другое имя при появлении на Божий свет, но он предупредил подобру-поздорову всех своих близких знакомых и родственников не выдавать его). Он прозвал Иннокентия – Жорой.

Кстати, у самого Учеблова было много литературных и поэтических псевдонимов. Вот, почти что окончательный (хотя и не совсем) список фамилий его теневого героя, каковым Валентин являлся сам:

Куиблин, Хербдаев, Стояблов, Муилин, Елбостов, Яйцевский (также фамилия Прохруев), Аяблов, Яблонов, Воблов, Чудилин, Квадратов, Шибздаев, Зопин, Блуищев, Хлебайлов, Челнин, Челнчавчаев, Басранов, Лаптиптапдубаев, Еблыстов, Ебралов, Лабздеев, Пристроев, Яббонов, Наибин, Елбдаев, Блеблюблин, Грёбарев, Шитокрытин, Ебрастов, Блямбдин, Удродов.

(Но об Учеблове речь пойдет несколько позже – в рассказе «Портрет Валентина Учеблова»).

Так почему же, все-таки, Иннокентий Санненский появляется в этом сборнике под псевдонимом, а не под настоящим именем?

Да потому, что он поступил в университет Лобачевского на филологический и, проучившись там пятнадцать лет, с успехом его окончил. Тема его дипломной работы была "Гипотетика функций манустрала и ее влияние на судьбы героев в русской хлитературе второй половины XIX века". За основу взята "Анна Каренина" Л.Н.Толстого. А, кстати, Иннокентий Анненский был его любимым поэтом. Хотя, надо признаться, он об этом никогда никому не говорил.

Почему пятнадцать лет учебы? Да потому, что он работал все это время в рекламном бизнесе, т.е. мастерил рекламу для магазинов и аптек. Пилил, клеил, колотил, измерял, резал, и это то малое, чем ему приходилось заниматься. Основной же функцией его являлось: спорить, полемизировать, ругаться с начальством, иногда материться. Идем далее: кидаться, плеваться, угрожать директору, иногда пинаться и драться креслами. Его бы уже давно уволили, да только вот, уж больно он хороший мастер. Поэтому начальство просто-напросто придумало ему жуткую месть. Оно заваливало его работой с ног до головы в момент сдачи экзаменов, и ему все время надо было брать академический. Вот так четырнадцать лет подряд. Но в пятнадцатый год его обучения все начальство ушло в отпуск в Альпы, и Кеша благополучно завершил свой студенческий эксперимент, слегка поизносившийся и изрядно полысевший.

Когда Жоре исполнилось 35 лет, он, неожиданным для себя и своего ближайшего окружения образом, был призван в Советскую Армию со зрением минус двенадцать. Призывная комиссия (врачи-окулисты военно-морского флота и военно-воздушных сил), осмотрев внимательно глазницы, сделали вывод: – Годен! – да и все остальные были с этим согласны.

Кроме самого Иннокентия. Он не любил войну. Он ненавидел военные фильмы. Он презирал все то, что было связано с бессмысленными человеческими жертвами на мировом поле боя. Кеша даже не мог выносить замечательных военных песен отечественных авторов. Он сжег все свои книги, связанных с милитаристской тематикой, а занимательный роман "Война и мир" использовал в туалетных целях.

В результате этого несогласия, наш герой стоял в очереди к главному врачу психиатрической лечебницы по улице Ульянова на предмет адекватности восприятия внешних свойств дебелого мира. Ему посоветовал поступить именно так Валентин Учеблов, пройдя тот же исторический путь от нормального человека к индивидууму, легко поддающемуся морской болезни и дезинтегративному психозу. Нужно было просто-напросто за пять минут до посещения врача нанести серию ударов головой об стенку. Это самое легкое и безопасное средство получить "белый билет".

И так, вооружившись тремя ударами головного мозга и несколькими малоизученными фразами Канта и Гегеля, Иннокентий Санненский входил в кабинет главного врача. Выходил он уже оттуда под белы рученьки, с помощью двух санитаров, в смирительной рубашке, с гримасой обсессивно-компульсивного недомогания.

Кололи его изрядно, несколько раз за день. В основном это были сульфазин и галоперидол. Но и этих препаратов хватило, чтобы извлечь из пациента все, что было заучено и вызубрено за время подготовки в университет.

Иннокентий выступал с лекциями перед выпускниками мединститута в качестве главного психосоматического экспоната. Он читал наизусть "Анну Каренину", цитировал Ницше, жонглировал Фейхтвангером и анализировал классическую квантитативную метрику "Илиады" Гомера. Он был готов для поступления на филфак процентов на шестьдесят, хотя и этих знаний хватило для того, чтобы его провозгласили главным психически-неустойчивым клиентом за последние пятьдесят лет.

Прошло ровно два года, и Иннокентий был освобожден из лечебницы, благодаря которой он открыл себе дорогу в дзен-буддизм. После дзен-буддизма он стал заниматься на акустической гитаре. Играл медленно Баха, "Собор" Барриоса (еще медленнее) и что-то из «своего». Затем увлекся охотой на дворовых животных. По утрам, ровно в 5.15 он выходил на балкон и сшибал картофелем спящих котов, уснувших на деревьях. Его младший брат Андрюша не мог все это больше терпеть – сел на мотоцикл и уехал жить в Кулебаки.

Медицинское заключение:

Востоковедение и «Анна Каренина» – вот то, что сейчас составляет сущность Иннокентия Санненского. Ему сорок девять лет. У него длинная и узкая борода. Холост. Смотрит по телевизору Лигу Чемпионов – болеет за Депортиво Ла Корунья. Любит индийский красный чай, батон с маслом и позднего Декарта. А так же является главным конструктором рекламных щитов сети магазинов Eurospar, до сих пор не бреется и жалуется на Запад.

Портрет Валентина Учеблова

Как-то раз (а может быть даже и не раз), будущий эквилибрист акустической гитары Валентин Учеблов занимался дома ипсацией. Он был подвержен мощным атакам бесовской конницы из далекой восточной страны Малакии. В этот неподходящий момент в квартиру вошла его мать. Увлеченный важным делом, он не услышал звуки отворяющих дверь ключей и был очень удивлен…

Печаль, обнаруженная Валентином на лице матери, была глубокой, с признаками горького разочарования и тихого отчаяния. Так они простояли минут пять, молча, опустив головы, не смея нарушить тишину момента. После чего, не сумев перебороть в себе шквал интенсивных противоречивых чувств, тетя Клава захлопнула дверь и покинула квартиру. В плену жесточайших угрызений совести, Учеблов бросился по лестнице за ней:

– Мама! Вернись! Я тебе сейчас все объясню…

Осенний синдром

(Знакомство)

Валентин Учеблов лежал на широких гнилых досках, застеленных тремя бушлатами (сильно засаленными соляркой и машинным маслом), что располагались в углу, возле теплой батареи, четвертого моторного цеха горьковского автомобильного завода. Он отдыхал после трудного рабочего дня, который начинался спозаранку в 6.00 и продолжался до 8.30. Затем его настигал легкий сон до 9.30, после чего на заводе начинался долгий обед, вплоть до 11.00, и уже в 11.15, будучи совершенно обескураженным положением вещей и объемом произведенных моральных подвигов, уходил домой, оставляя все тяготы рабочих будней в цехах индустриального колосса.

Прошел год, как Валентин подал документы в отдел кадров и был принят в качестве моториста второго разряда, хотя он мало, что понимал в этом ремесле. Он был прирожденным музыкантом и поэтом, и данный талант от природы не то, что не гармонировал с его нынешней профессией, а вступал с ней в открытую бескомпромиссную схватку.

Зачем он делегировал себя на это предприятие, и почему он был туда зачислен, до сих пор непонятно. Валентин сам при редких наших встречах всегда уклоняется от прямого ответа или просто меняет тему разговора.

Так вот, одним таким серым и до тошноты обыденным утром он тягостно дремал, как вдруг его разбудил звонкий и нервный окрик:

– Валек! Хватит валяться! Айда в теннис постучим!

Это был его заводской товарищ по соседнему цеху инструментальщиков Данила Бухачев. Они иногда, когда было свободное время (а было оно практически всегда), устраивали состязания по пинг понгу. Местных теннисистов, слоняющихся по заводу без определенной цели и места, было очень много, а Учеблов был одним из лучших, и с ним было очень престижно потренироваться.

– Ой, блин, Данила, напугал, – протянул пробудившийся от тяжелого сна Валентин, чуть не сломав себе обе челюсти от долгого и мучительного зевка. И еле-еле волоча ногами, побрел за своим другом, который в свою очередь очень эффектно жонглировал шариком, подкручивая его в момент удара поочередно двумя ракетками.

У Учеблова в этот день не было ни сил, ни желания играть, поэтому он, с удовольствием уступив в первой же игре, отдал ракетку следующему участнику бесконечных, ни на минуту не ослабевающих, соревнований. Ждать нужно было три партии из-за большой очереди, и наш герой примостился на подоконнике, прихватив с собой несколько старых номеров газеты "Горьковский рабочий", валявшихся без дела на подвесных стеллажах холодного помещения, где находился теннисный стол.

Вдруг, читая статью об успехе местного танцевального кружка на Всероссийском конкурсе производственных творческих коллективов, до него стали доноситься еле различимые (где-то в глубине заводских этажей) мотивы на фоне беснующегося шарика и изощренного мата играющих. Это была гитара, вернее гитарный перебор аккордов, и Валентин инстинктивно, словно зомби, пошел на эти звуки. Он спустился вниз на два этажа и далее продлил свой путь по длинному коридору на приближающийся зов струн. Войдя в актовый зал, он увидел плотного круглолицего блондина, сидевшего на сцене и проникновенно перебирающего слегка расстроенные струны. Под аккомпанемент он что-то тихо напевал, и мелодия эта казалась довольно лиричной.

Увидев приближающегося Валентина, парень прекратил играть и отложил инструмент в сторону.

– Что ж, недурственно! Хорошо звучит. Гитарку, правда, надо немного подстроить, – произнес вошедший.

– Да я так, балуюсь, – скромно ответил музыкант. – А вы имеете какое-то отношение к гитаре?

– Да собственно, очень приблизительное, но слышу, что немного не строит. Можно я немного подтяну ля струну? – попросил Учеблов,

– А тогда разрешите мне посмотреть на подушечки Ваших пальцев? – обратился парень к Валентину, и удостоверившись в том, что его собеседник действительно имеет какое-то представление о гитаре, неохотно протянул инструмент Учеблову.

– Ну, вот. Совсем другое дело! – радостно сообщил Валентин, произведя несколько профессиональных манипуляций по отстройке инструмента, передав ее хозяину.

Затем сидящий на сцене исполнил несколько своих песен, которые также были отмечены весьма похвальными отзывами со стороны слушающего. После исполнения последнего произведения автор услышал еще один обобщающий комплимент, чем был очень растроган.

– Ну, вообще, образно говоря, – промолвил Валентин, закуривая сигарету – я уже давно не слышал таких содержательных песен и такого гармоничного аккомпанемента. Очень недурственно!

– Да ладно, я то что! Вот есть у нас в районе гитарист, зовут его Валентин Учеблов, вот он настоящий мастер гитары! Виртуоз в высочайшем смысле этого слова!

Валентин ничего не смог ответить. Он стоял как вкопанный в этот блаженный миг, неожиданно свалившейся на него славы, который поразил его волю к произнесению каких-либо слов.

– У меня есть кассета, где он играет несколько классических произведений, – продолжал музыкант, немного смутившись странным молчанием и потупившимся взором нового товарища, – там он творит что-то невероятное, просто дух забирает, кажется, что это реально невозможно сыграть. Есть же люди в наших селениях. Эх! Познакомиться бы с ним! Но это, наверное, невозможно.

Тяжело вздохнув и видя, что его собеседник проглотил язык, блондин принялся что-то опять наигрывать на гитаре.

Поиграв минуты три, гитарист прервал свои переборы и отложил инструмент в сторону:
1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5