Рохля

Эдит. Я люблю его, тебе этого не понять. (Спохватывается.) Хотя теперь, к несчастью, ты способна понять и это.

Алекса. Откровенно говоря, нет. Я обожаю мистера Икс – назовем его так, – но он будет знать только то, что я сама сочту нужным ему сообщить.

Эдит. Стоит Леону посмотреть мне в глаза, и я больше ни за что не отвечаю.

Алекса. Господи, ну и поколение! (Решительно.) Тогда вот что: скажем ему, что я больна. Любой отец предпочтет волноваться из-за здоровья дочери, а не за ее добродетель.

Эдит. Но он тут же начнет названивать Мерсье!

Алекса. Вот Мерсье-то его и убедит, что я больна. Он считает меня чокнутой.

Эдит. Но он не нашел у тебя ничего другого?

Алекса. Чего «другого»?

Эдит. Ты так странно себя ведешь… Я уж было подумала…

Алекса. Нет-нет, на этот счет можешь быть совершенно спокойна, я не собираюсь сделать нашего Лео дедушкой.

Эдит. Ну слава богу!

Алекса. А я как раз думала, что он спит и видит, как бы понянчиться с внуком.

Эдит. Не от такого отца.

Алекса. Ладно, а теперь верни мне письма.

Эдит. Вот они. (Вынимает письма из выреза платья.)

Алекса. Твой лифчик – не самое надежное место, чтобы там прятать от папы мои письма.

Эдит (возмущенная до глубины души). Ненавижу этого человека! Это он обучил тебя таким сальным штукам!

Алекса (успокаивающе). Ну-ну!

Эдит. А какие вещи он осмеливается тебе писать!

Алекса. Что ж ты хочешь! Он считает меня сексапильной. (Распахивает кимоно, под которым видна белая нижняя юбка, и прохаживается перед зеркалом.) А я и вправду сексапильна!

Эдит. Конечно, как же иначе, когда ты начиталась его писем!

Алекса. Да он не пишет ничего необычного!

Эдит. Ты полагаешь? (Читает первое попавшееся письмо.) «Какое это счастье открывать тебе твое чудесное юное тело!… Теперь, взглянув на свою грудь, ты будешь вспоминать, что я говорил о ней».

В тот момент, когда Эдит начинает читать, в комнату бесшумно входит Ролло.

Ролло. Я вижу, ты читаешь дочери свои любовные письма?

Эдит. Да нет же!

Ролло (к Эдит). Так-так! Значит, нашелся тип, который расхваливает тебе твое тело?

Эдит. Леон!

Ролло. Поскольку мне этого сделать не удалось, так что ли?

Алекса. Совсем не так!

Ролло. А как там было насчет (с трудом)… насчет груди? Он, оказывается, не только разглядел лучше других твои прелести, но уверен, что лучше других способен их расписать! Скажите, какая самонадеянность!

Эдит. Что ты говоришь? «Лучше других»!

Ролл о (почти умоляюще). Я и сам прекрасно знаю, какое у тебя чудесное тело. Я тебе говорил об этом в сорок четвертом году!

Эдит. Ну конечно, Леон!

Ролло. Никогда бы не подумал, что ты способна… (Свирепо.) Дай сюда эти письма!

Эдит протягивает Ролло письма, тот почти вырывает их у нее.

Алекса. Мама, ты сошла с ума! (Пытается выхватить письма у Ролло, но он резко отталкивает ее.)

Ролло. Ты очень добрая девочка, Алекса. Но это дело касается только твоей матери и меня.

Алекса. Ошибаешься!

Ролло (жадно ищет подпись). Максим?! Не знаю никакого Максима!

Эдит (мягко). Не читай эти письма. Тебе будет больно.

Ролло (жестко). Не больней, чем сейчас.

Эдит. Нет, больнее.

Ролло (читает). Что-о? «Люблю, когда ты поднимаешь юбочку, чтобы доказать мне свою правоту». (К Эдит, скрежеща зубами.) Ага, ты, значит, задираешь юбку перед этим типом? А ну-ка, ну-ка, проделай это передо мной! Меня ты за пятнадцать лет не удостоила такого канкана!

Эдит. Бедный мой Леон!

Ролло. Пошла вон! Вон отсюда сию же минуту!

Алекса. Не дури, Леон! Неужели ты так плохо ее знаешь?!

Ролло. Да, оказывается, я знал ее плохо!

Алекса. Ну приди же в себя! Как можно написать такие вещи Диди?! Вот мне – другое дело.

Ролло. Какое другое дело?