Только и разговоров, что о море

– Я хочу распущенные волосы, Макс. Завей пару локонов и уложи.

– Ого, в воздухе запахло романтикой!

– Ой, извини, если я пукнула, Макс!

Они смеялись, пока парикмахер распускал её привычную косу, собранную в пучок, мыл, завивал пряди. Визажистка, оценив ситуацию, предложила подкрасить Фэй, пока волосы сушатся, и та согласилась. Она не признавала ничего, кроме тонального крема, пудры и светлой помады, но тут рискнула. Предупредила только, что платье наденет зелёное, а губы не должна быть слишком яркими. Лак на ногтях ей тоже сменили.

Когда над ней закончили колдовать, Макс повернул кресло к зеркалу, и Фэй глубоко вздохнула. Она была красива. Даже несмотря на грузное тело, в ней читалась сильная эффектная женщина.

Макс похлопал её по плечу:

– Я всегда это знал, малышка. Ты чертовски горячая. Удачи тебе сегодня.

Фэй оставила им космические чаевые.

Она приехала на пять минут раньше, надеясь, что Том задержится, и тогда она ловко усядется заранее так, что он прежде всего увидит её лицо. Но он уже ждал за столиком у окна, и ей пришлось пройти через весь зал ему навстречу. Том поднялся, вручил ей букет нежнейших пахучих лилий («слава богу у меня нет аллергии, запах с ног сбивает»), отодвинул стул, который, к счастью, выглядел надёжным, проделал прочие ритуалы вежливости, и она наконец перестала нервничать. Спустя десять минут они легкомысленно болтали, попивая сухое белое вино. Том достал из кармана коробочку.

– Фэй, это вам.

– Эй, Том, я ещё не готова к браку! Мы едва знакомы, вы слишком торопитесь. – Фэй смеялась, но ей было очень приятно. Она даже начала называть его по имени вместо ехидного «Учитель».

Открыла коробочку и увидела небольшую серебристую брошку, сделанную в виде парочки тангерос. Такие продавались на «eBay» за пять баксов, но сам факт!..

– Спасибо, милый друг, – искренне сказала она.

Когда наступило время десерта, официант принёс пирожное со свечкой. Том и прочие посетители ресторана зааплодировали, а Фэй страшно смутилась.

– Мне хочется уколоть себя вилкой, вот что.

– Вы склонны к мазохизму, Фэй? Завтра я усилю нагрузки.

– Нет, но я, похоже, сплю или попала в голливудское кино третьей руки.

– Ну, так уж и третьей – я очень старался. Что ж, колите, если так необходимо, но это ваша новая жизнь, и она только начинается.

Фэй нравилось, что Том не делает вид, будто не видит в ней ничего особенного. Она охрененно особенная, у неё уродливое тело, изломанный характер и печальная судьба. Но он не шарахается в испуге, готов с ней работать и вроде как согласен дружить. Том, в сущности, сказал те самые слова, которых она всю жизнь ждала от мужчин: «Вы умная и весёлая, мне хорошо с вами». Он разглядел Фэй под слоем жира, как ей всегда мечталось.

«Неужели эта чёртова дверь в стене всё-таки открылась?»

Том проводил её к машине, подал букет:

– До завтра, Фэй.

– До завтра, Том.

Это было самое восхитительное празднование дня рождения в её взрослой жизни. «Пожалуй, я снова смогу полюбить этот день».

Вечером Фэй снова танцевала и вспоминала. Нет, не Тома, а ту свою первую любовь, с которой началось всё самое страшное в жизни.

Потому что она, конечно, не придумала ничего умнее, чем влюбиться в Хейла. В маленького засранца, который выставил её посмешищем перед всем классом. Но эти невозможные голубые глаза, которые то резали ей сердце на куски, как джедайский меч, то обволакивали тёплой волной, если Хейл смотрел чуть ласковее…

Дело в том, что он не был подонком – в десять лет люди не так часто оказываются безнадёжными мерзавцами, и жестокость их обычно происходит от глупости, помноженной на неспособность представить себя в чужой шкуре, но это и взрослым непросто. Хейл не ожидал, что его наглая грубость произведёт такой сильный и долгосрочный эффект. Ну, сказал и сказал, мало ли кто как обзывается. Но дурочка Фэй жутко расстроилась, а у остальных как пелена с глаз спала – типа раньше не замечали, что она толстушка? Хейл не мог выбросить этот случай из головы и чувствовал себя виноватым. Она хорошенькая девчонка, и сиськи такие нормальные, а теперь ходит как побитая собака. Хуже того, она смотрела на него коровьим взглядом и вздыхала. Все это видели и ещё больше подсмеивались. Если бы не это, Хейл бы поболтал с ней разок-другой, но теперь ну его к чёрту.

Фэй, конечно, не понимала, что происходило у него в голове, но чувствовала, что виновник её несчастий зла не держит, это всё какая-то глупая ошибка, которую непонятно как исправить. Она открыто сохла по нему лет до тринадцати, пока класс не вернулся с летних каникул и Хейл не закрутил роман с Саммер, которая вместо Фэй стала самой популярной девочкой в классе. Тогда Фэй собрала волю в кулак и перестала надеяться. На свете есть и другие парни. Некоторые начали проявлять к ней осторожный интерес, не обращая внимания на репутацию неудачницы, и Фэй была благодарна за внимание, пусть даже никто из них не нравится ей, как Хейл. Так в её жизнь вошёл Адам.

Тут Фэй остановилась. Это была горькая часть личной истории, и она не хотела к ней возвращаться, не сегодня. Сегодня пусть будут только музыка и нежный танец с невидимым мужчиной. Лилии наполняли комнату бешеным запахом и кружили голову не хуже марихуаны.

Перед сном она развернула синее платье, одела его в прозрачный чехол и повесила на стену в спальне. Чтобы видеть каждое утро, когда открывает глаза.

Она почти не заметила рабочий день в понедельник. Уговаривала себя, что вечером её ждёт просто очередной урок, последний в этом месяце, но впереди ещё много таких – трудных и вдохновляющих. А глупое сердце подпрыгивало, как щенок, и рвалось наружу. «Не знаю, что хуже – чтобы это была ишемия или влюблённость в молокососа. Или мне кранты, или я в маразме». Фэй включила броню искрящейся самоиронии, но в глубине души не хотела защищаться. Было бы здорово вернуться в уязвимое состояние юной девочки и только молиться, чтобы в этот раз дело не закончилось катастрофой. «Ладно, даже если мальчик полюбезничал со старушкой из жалости или ради дела, у меня будет симпатичный приятель, флирт на танцульках и любовь на три минуты, как выразилась Амалия, дважды в неделю по столовой ложке. Возможно, это всего лишь начало прекрасной дружбы, почему бы и нет».

Фэй подошла к дверям клуба и замерла от восхищения. За эти выходные кусты шиповника, растущие у крыльца, расцвели и теперь пахли тонко и сладко, как девчачьи поцелуи. Том ждал в зале, и когда она вошла, сразу нажал на пульт музыкального центра и вместо приветствия молча протянул ей цветок. Фэй вставила белый шиповник в волосы над левым ухом и улыбнулась. Нехитрый деревенский ритуал приглашения был милым и многозначительным. Они начали танцевать.

Урок промелькнул мгновенно, они вышли из зала, поздоровались с Линном, явившимся на свои занятия, и расстались: парни отправились в комнату для преподавателей, которая располагалась рядом с холлом, а Фэй в свою раздевалку. По дороге передумала, решила сразу зайти к Рамоне и продлить абонемент. Но у стойки никого не было, Фэй стала ждать, рассматривая рекламные проспекты на столе и нетерпеливо постукивая туфелькой по мягкому напольному покрытию. Вишнёвый ковёр приятно пружинил под ногой, на улице угасал золотистый закат, из открытого окна доносился запах шиповника, который не мог разогнать даже вентилятор, еле слышно жужжащий под потолком. В нём была какая-то старомодная прелесть – скоро придёт жара и холл наполнится безжизненным кондиционированным воздухом, а пока большие белые лопасти размешивают настой из цветов и заходящего солнца. «Красиво – обосраться».

Ветерок принёс Фэй голоса из «учительской» – Том и Линн что-то с хохотом обсуждали. Наверное, анекдоты травят, балбесы. Она не хотела, да прислушалась.

– …чисто розовый носорог. – Смех Линна был полон искрящегося молодого веселья. – Не боишься, что наступит?

– Я ловкий, – фыркнул Том.

– Она так смотрит, будто съесть тебя хочет. Брат, успокой меня, ты ведь не думаешь с ней замутить?

– Ох, я не справлюсь. Если только вприглядку с малышкой Гулар, я кончаю от кубиков у неё на животе каждый раз, когда открываю Инстаграм.

– Тогда будь осторожен, я сегодня аж вспотел от её взгляда.

– Брось, Линн, она хоть и потешная, но я её уважаю. Каждый раз еле живая уползает, но не сдаётся. А представь, какого таскать на себе столько жира. Это как если бы я тебе на загривок влез и ножки свесил…

Фэй начала тихо пятиться в коридор. Беспомощно подняла руки к голове, пальцы наткнулись на цветок, запутавшийся в волосах. Машинально высвободила его и уронила на пол. Вернулась в раздевалку, приняла душ и тщательно оделась. На выходе кивнула Рамоне, села в машину и уехала домой. Первым делом зашла на сайт клуба и удалила свой аккаунт. Она надеялась, что её не будут беспокоить, но на всякий случай заблокировала их номера в телефоне, адрес в почте и страничку в Фейсбуке. Все контакты Тома тоже занесла в чёрный список. Пару недель немного нервничала, но он с ней не связывался – не смог или не стал, потому что всё понял, когда вышел в холл, чтобы встретить следующую клиентку, и увидел увядший белый шиповник на вишнёвом ковре.

А в тот вечер Фэй легла в постель пораньше, но пришлось встать, снять со стены синее платье и перевесить в глубь гардеробной. «Чек выбросила, дура, дура», – подумала она и наконец-то расплакалась. Но сон не шёл, а воспоминания, которые удалось прогнать в прошлый раз, теперь вернулись и стояли перед ней, будто кадры из кинохроники на огромном экране. Она не могла закрыть глаза и досмотрела до конца.

В День святого Валентина она входит в класс и сразу видит на своей парте конверт. Один, а не как в младшей школе – горку открыток и маленьких свёртков со смешными подарками. Но Фэй рада и этому и как всегда волнуется ровно до момента, когда распечатает послание. Она всё время ждёт, не может не ждать, что Хейл однажды пришлёт валентинку, несмотря на то, что они с Саммер не отлипают друг от дружки. Но надежда живёт до тех пор, пока взгляд не выхватывает подпись – большую букву «А» под аккуратными строками. И что-то в ней ломается, она смотрит на Адама, который обернулся к ней с первой парты и улыбается.

Он, в сущности, отличный парень, и вся его вина в том, что он не Хейл. И ещё маленький. Ниже всех мальчишек в классе и, главное, ниже самой Фэй. И такой худой, что кажется, будто он вполовину меньше. Шуточки про гору и мышь приходят в голову даже самым добродушным одноклассникам, поэтому Фэй пресекает все его попытки приблизиться, хотя Адам единственный из класса, кто всерьёз ею интересуется. Преданный рыцарь, пятый год присылающий красные сердечки.

«Какого чёрта, – думает Фэй, – надо дать ему шанс».

В течение следующих месяцев Адам постепенно входил в её жизнь и занимал всё больше места. Сначала только провожал из школы и звонил по вечерам, потом зашёл в гости и церемонно представился родителям. Миссис Гейз обрадовалась – мальчик из хорошей семьи, тихий, а что маленький, так это временно, подрастёт и возмужает.

Фэй поначалу смущалась, ведь она-то отнюдь не малышка. С тех пор, как отец помог с одеждой, она добилась ещё кое-каких успехов – например, сама стала решать, чем питаться. Всю жизнь мама ставила перед ней тарелку и говорила «Чтобы всё съела!» – и Фэй съедала, тем более мамины каши, запеканки, макароны, жареный картофель, тушёное мясо, яблочные пироги и булочки были чудесными. Идеи всяких там диет, подсчёта калорий, раздельного питания миссис Гейз считала ересью, непригодной для её дочери. Понадобилось устроить небольшой бунт, который поддержал папа, чтобы отвоевать себе право на салаты, рыбу (без кляра!) и зерновой хлеб.

Мама отказалась готовить по чужим рецептам, и Фэй сама освоила лёгкие диетические блюда. Благодаря этому за пару лет она из толстой девочки превратилась в крупную сильную девушку, и Адам смотрелся рядом с ней, как младший братик. Когда он впервые полез целоваться, у неё было чувство, будто к ней пристаёт ребёнок. Но едва она отстранилась, Адам посмотрел с таким отчаянием, что пришлось закрыть глаза и подставить губы. Она стерпела влажное дрожащее прикосновение, пахнущее мятными карамельками, а потом убежала.

Адам был сложнее, чем просто маленький влюблённый мальчишка, слабость мешалась в нём с упорством, а иногда Фэй замечала настоящие вспышки ярости – однажды Адам запустил в стену стакан из-под колы, к счастью, пустой. Они тогда сидели у него дома – с недавних пор Фэй стала заходить к нему днём, пока его родители были на работе. Адам жил в мансарде, под скошенным потолком оставалось не так много места – только для кровати, небольшого шкафа, письменного стола и кресла.