Эпилог

Ощущать себя трофеем, за который ведется борьба, неприятно. Приходится успокоить Эмму: заверить, что, конечно, она и только она, благодетельница, поспособствовала принятию исцеляющего решения. Лишь ее любовь, забота и внимание стали базисом для выздоровления, а Анька так, вынырнула из туманного прошлого в белых перчатках и дала последний пинок, выкрикнула финальную реплику и покинула сцену, даже не взглянув, как мягко падает безвольное тело в манящую пропасть забвения… Мысли немного путаются – в одной из комнат обнаружилась баночка психотропных таблеток, она лежала под шкафом, как новогодний презент под елкой, оставленный в секретном месте одной несчастной мамой для другой:

– Мамочка, смотри, там что-то есть!

– Не лезь под шкаф. Еще мышь покусает.

– Нет, мамочка, это не мышь, это флакончик… Достала! Можно я крышку отвинчу? Ой, тут конфетки розовенькие!

– Не трогай!!! Брось сейчас же!

Испуганно бросает находку, и пластиковая банка громко шмякается об пол, пилюли разлетаются по комнате. От незаслуженного материнского крика у дочки глаза на мокром месте. Шмыгает. Сейчас разревется.

Надо объясниться.

– Это не конфеты, солнышко. Это яд, его нельзя есть!

– А что будет?

– Животик заболит.

– Даже от одной штучки?

– Да.

– А что будет от трех? А от пяти? А от семи? – демонстрирует она ранние познания в математике. Интерес к таблеткам уже угас. Любопытный ум скачет с предмета на предмет, как белка по веткам: не уследить.

Несколько таблеток еще осталось в банке. Ба, знакомое название! Дома в недрах письменного стола еще лежит скомканный рецепт. Доктор обещал, что если принимать дважды в день, то вернется сон и аппетит, а дочка, наоборот, исчезнет. Что будет от семи таблеток, врач не говорил. Да и что там может быть. Тишина? Покой? Забвение? Так разве проблема в том, что сложно забыть? Наоборот, забывать не хочется. Страшно забывать. Разве можно отказаться от ее пусть иллюзорного, но вполне ощутимого присутствия? Как представить мир без нее?

Страшно идти на акцию прощания: вдруг сработает? Вдруг сотрется и так еле слышный дочкин след, как жить тогда? От этих мыслей муторно, горько. В пустоте огромного здания внутренние голоса звучат гораздо громче. Если принимать препарат по инструкции, то можно попытаться не сойти с ума.

А теперь язык немного заплетается, реальность будто подрагивает, голова набита ватой. И Эмма, только что обозванная благодетельницей, волнуется:

– Леся, у тебя все в порядке? Хочешь, я приеду? Голос у тебя какой-то странный.

Наверно, странный голос – это один из тех, внутренних. Так громко говорит, что даже в трубке слышно. Ничего. Главное, чтобы остальные не подключились. А то получится хор – не перекричать! А если этот хор затянет колыбельную, то так сладко, наверно, будет спать под нее…

– Леся, я приеду через двадцать минут! – зачем-то кричит Эмма. – Не отключай телефон, слышишь?!

Здорово… Слышишь, малышка?.. Скоро тетя Эмма в гости придет. Только бы вино не принесла… А то нехорошо при детях распивать… Да и без вина спать хочется… Без вины… То есть вина… Какой удобный пол…

***

Сумрачно. В окне видно еще голубое небо, но кроны деревьев уже черным-черны. По комнате гуляют таинственные синие огни. Саднит горло. Плохо пахнет.

– Леся? – выскакивает из темного угла Эмма. – Ну ты меня и напугала!

Она шепчет длинную матерную фразу, но беззлобно, с облегчением.

– Я приезжаю, а ты на полу лежишь. Не просыпаешься. И таблетки вокруг! Кошмарное зрелище!

Эмма закатывает глаза и опускается на край кровати.

– Скорая приехала, – она кивает за окно. Так вот что мигает. – Желудок промыли, думали, ты отравиться хотела. Сейчас врач в соседней комнате бумаги заполняет. Потому что тут свет не работает.

Она приближает свое идеальное лицо и вглядывается огромными от темноты зрачками.

– Это же ошибка была, да? – с надеждой спрашивает она. – Ты же не пыталась ничего плохого с собой сделать?

В комнату бодро входит доктор. Высокий мужчина в белом халате. В густых сумерках больше ничего о нем сказать нельзя.

– Как себя чувствуем? – энергично машет документами. – Олеся Игоревна, сколько таблеток вы приняли? Две? Точно две? Так я и думал.

Он удовлетворенно кивает и пытается что-то записать в плавающем синем свете.

– Ни черта не видно, – бормочет он. И добавляет громче: – Я так понимаю, вы спутали дозировку. Данный препарат имеет две формы выпуска, с разной концентрацией действующего вещества.

Он трясет баночку у себя под ухом. Прислушивается к перекатыванию таблеток и продолжает:

– Эту форму по две таблетки не принимают, максимальная доза – одна штука в день. А вам, с учетом комплекции, и половинки, я думаю, многовато. Еще небось и на голодный желудок пили, да? В общем, если б не ваша прекрасная подруга, все могло окончиться не так радужно, как в итоге окончилось. В больничку поедем?

Эмма вспархивает с кровати, подхватывает доктора под локоть и увлекает в коридор. Пару минут спустя дело улажено, и в больничку можно не ехать.

Машина уезжает, унося свои тревожные огни к следующему бедолаге.

Проводив врача, Эмма возвращается и замирает на пороге. Уже совсем стемнело, и ее силуэт еле угадывается. Слышно, как под плинтусом вздыхает мышь.

– Ночуешь у меня. Точка.

Глава 40

Суббота, девять утра, а Эмма уже на ногах.

– Доброе утро! – будит она и раздвигает шторы. – Сегодня великий день.

От открытого окна в комнате светлее не становится. Пасмурно, с кленовых листьев капает вода. С улицы тянет сыростью и табаком.

Но Эмме на погоду плевать. Видимо, у нее внутри есть личное солнце.

– Вставай скорей, а то опоздаешь на акцию. Тебе уже Анька пишет, – Эмма кивает на телефон. – Волнуется, что ты передумаешь.

Взгляд привычно шарит в поисках светлой макушки. Но ее нигде нет. После случайности с таблетками дочка снова исчезла.

Хороший препарат. Работает.

– Итак, план на день, – фонтанирует Эмма. – Завтрак и водные процедуры, затем запуск шариков, потом ты возвращаешься новым человеком сюда и пакуешь вещи.

Она делает эффектную паузу, но эффекта нет.

– Зачем, спросишь ты? Неужели злая Эмма выгоняет подругу на улицу? И где же теперь жить?