Давайте петь вместе

Давайте петь вместе
Марта Оболенская

Кому верить: другу или возлюбленной? Что важнее: любовь или предназначение? Молодой музыкант дает неправильный ответ на эти вопросы и навсегда теряет женщину, которую любит. После её смерти ему ничего не остается, как посвятить себя творчеству, но музыка, которую он создает, разрушает и его, и других. Отказ от сцены и публичной жизни приносит облегчение. Но вдруг судьба даёт второй шанс, и через 20 лет на пути уже состоявшегося музыканта появляется та, которая когда-то его оставила.Содержит нецензурную брань.

Часть первая

Глава первая

– Ты посмотри, какое солнце! – умышленно громко воскликнул Стас, закидывая сырое после душа полотенце на плечо. – Вставай, Влад. Сколько можно дрыхнуть!

Шестнадцатилетний парнишка с голым торсом подбежал к постели брата и принялся усердно тормошить его. Влад промычал что-то нечленораздельное и неопределённо махнул рукой, зарывшись носом глубже в подушку.

– Просыпайся, соня, – не отставал Стас. – Уже одиннадцатый час.

Влад наконец открыл свои заспанные смоляные глаза и приподнял взъерошенную голову. У него были вьющиеся необычайно тёмные волосы и парадоксально светлая, словно мраморная, кожа. Слипшиеся ресницы и мешки под глазами, распухшие ото сна губы и полоска на левой щеке – отпечатавшаяся складка наволочки – обезображивали его благородное лицо. Но даже в таком неприглядном внешнем (да и внутреннем) беспорядке, который посетил Влада нынешним утром вместе с похмельем, он выглядел не менее привлекательно, чем обычно, когда находился в бодром расположении духа, свежий и выбритый, словно полковой офицер.

– Вот бесёныш, – с нескрываемой досадой протянул Влад, высунув ноги из-под одеяла, и обиженно посмотрел на брата. – У меня башка – по швам, а ты тут со своим солнышком.

– Пить надо меньше, – ехидно улыбнулся довольный Стас и запустил в брата полотенцем.

– Умоюсь – уши надеру, – пригрозил Влад, неловко поймав скомканный снаряд.

– Мне не пять лет, Влад, могу и сдачи дать.

Влад не ответил. Он зашёл в ванную и, включив воду, сунул пылающее лицо под холодную струю. Стас застыл в дверном проёме, сложив руки на груди. Он был здорово похож на брата. Такой же высокий, темноволосый и черноглазый. Только, в отличие от Влада, у него не было столь неистово соблазнительной и пробуждающей нездоровый интерес у женщин ямочки на подбородке. И в силу своего юного возраста лицо Стаса ещё сохраняло женственно-нежные очертания: чуть заострённый нос и немного выдающаяся вперёд, словно у капризной барышни, нижняя губа. Однако же ещё не совсем лебедь, но уже и не гадкий утёнок Стас готовился стать опасно привлекательным мужчиной, способным потеснить брата на его королевском престоле, воздвигнутом фанатичными особами.

– Тебе звонил Сашок, – Стас оперся на дверной косяк и с усмешкой посмотрел на измученного радостями зелёного змия брата.

– Уже? – удивился Влад.

– Наверное, он пришёл домой в лучшем состоянии. Хотя, – Стас насмешливо хмыкнул. – Может, и нет. Он просил посмотреть его перчатки в твоих шмотках. Наверное, забыл их у какой-нибудь девицы.

– Какой девицы? – переспросил Влад, засовывая в рот зубную щётку и морщась от внезапной боли в голове.

– Да шут вас знает, – пожал плечами язвительный мальчишка. – Вы вчера каких-то девах подцепили. Полночи где-то провели, а потом перчатки ищете. Спасибо мать не слышала, когда ты пришёл, а то точно бы тебе досталось. А утром ей было жаль устраивать тебе головомойку. Ты спал крепким сном здорового сытого младенца. Вот она и сжалилась над тобой. Хотя, будь на твоём месте я, она бы не постеснялась и, не задумываясь, подняла бы меня с постели, чтобы накормить порцией своих нравоучений. Но ты – это, разумеется, другое дело, тебе простительно, у тебя, в отличие от меня, есть голова на плечах, – не без издёвки заметил Стас, внутренне радуясь каждому непроизвольному стону, вырывающемуся из недр мучимого жестоким похмельем Влада. – А ведь это не я шляюсь по ночам неизвестно где и напиваюсь как свинья. И это не я затянул январскую сессию до середины весны, вскользь заметил Стас и, театрально вздохнув, добавил: – Но ничего не поделаешь. Наша мамочка тебя любит больше. А мне остаётся только смириться и принять удар судьбы на себя.

Он, разумеется, иронизировал и паясничал. Он не ревновал мать к брату, хотя она действительно относилась к Владу с большим трепетом. Несмотря на то что он был старшим сыном, она обращалась с ним, как с ребёнком, потакала всем его капризам и старалась оправдать его далеко не всегда образцовое поведение.

Да, Маргарита Аркадьевна Воинова, мать двух практически взрослых мужчин, безмерно обожала своего первенца, и самое главное никогда этого не скрывала. Но это обстоятельство никоим образом не нарушало семейной гармонии. Младший Воинов умудрялся сохранять любовь к матери и брату, избегая ревности и обид. Он не завидовал Владу и уж тем более не мечтал оказаться на его месте. Это была слишком приторная, навязчивая и оттого тягостная любовь, которую сам Влад не без удовольствия мечтал с себя скинуть, но не смел из-за безграничного уважения к любящей его матери и в целом женщины чудесной и удивительной.

Эмоциональный монолог брата был благополучно пропущен Владом мимо ушей. Весь он сконцентрировался на своей неуёмной головной боли, неизменно усиливавшейся при каждом движении.

Однако же не все слова брата ушли в пустоту. Кое-что отсеялось и задержалось в воспалённом и изуродованном за ночь сознании Влада. Кое-как обмозговав пафосную реплику Стаса о неизбежных ударах судьбы и сделав по этому поводу собственные и совершенно не относящиеся к теме разговора выводы, Влад горестно изрёк:

– Господи, мне уже двадцать лет, – он в очередной раз сморщился, застонал и с отвращением выплюнул в раковину горьковатую на вкус и нестерпимо пахнущую мятой пасту. – Я сдал все зачёты и закрыл-таки, наконец, эту долбанную сессию. Неужели я не могу устроить себе маленький праздник!

Стас тяжело вздохнул, мечтательно подумав о предстоящих выпускных экзаменах в поднадоевшей за десять долгих лет школе. Статус студента представлялся младшему Воинову чем-то загадочным и многообещающим в отличие от унизительного для шестнадцатилетнего юноши звания школьника.

Раздался звонок в дверь. Стас бросился открывать, в то время как Влад отправился на кухню с явным намерением позавтракать. В коридоре послышался голос Сашки, того самого, что уже успел переговорить с утра пораньше со Стасом и пожаловаться ему на пропажу перчаток.

У Сашки были белокурые волосы и озорные голубые глаза. Нос у него был от природы прямой, но в связи с бурным отрочеством Александра приобрёл едва заметную горбинку чуть ниже переносицы. Горбинка его не портила, скорее наоборот – придавала Сашкиному лицу оттенок благородной греческой знати. Ростом эллинский паяц немного превосходил Влада, безалаберностью тоже.

Сашка скинул кожаную в заклёпках и слегка потёртую (как у всякого уважающего себя рокера) куртку, нацепив её на крючок в коридоре, и завалился на кухню.

– Ты посмотри, что я нашёл у себя в кармане, – Сашка выложил на стол кучу бумажек и с превосходством посмотрел на друга. Календарики, салфетки, аккуратно вырванные из миниатюрных блокнотиков листочки, очаровательно пахнущие духами, – все они были исписаны номерами телефонов и пестрели многообразием женских имён.

– Офигеть, усмехнулся Стас, заявившийся на кухню.

– Интересно, какой из них телефон той цыпочки, у которой я забыл перчатки, – озадаченно пробормотал Аполлон-Сашка, почесав свою взъерошенную макушку.

– Плюнь ты на это, – Влад налил себе чашку кофе и отрезал солидный кусок колбасы. Но не успел он поднести его ко рту, как тошнотворный ком подкатил к горлу. Влад отдёрнул руку с колбасой, на мгновение прикрыл глаза и поспешно сглотнул.

– Ладно, теперь всё равно, – согласился Сашка. Он придвинул стул и сел на него, вытащив из кармана пачку сигарет.

Влад услужливо подставил ему пепельницу.

– У меня созрела новая песенка про эту белгородскую шлюшку, – улыбнулся Сашка озорной улыбкой, заговорщически посмотрев на Влада.

– Ты думаешь, я помню, о ком ты говоришь? – недовольно пробурчал Влад, потому что залпом осушил чашку кофе, и ему пришлось вставать, чтобы снова её наполнить.

– Ну, та, – неопределённо махнул рукой Сашка, щёлкнув дорогой импортной зажигалкой, тайно позаимствованной у отца. – Она ещё хвасталась, что способна на любое извращение, – Сашка наклонился вперёд и тоном, каким говорят самые важные тайны, сообщил: – Кстати, она не соврала.

Стас идиотски заулыбался. Краска залила его молодое, но при этом тщательно выбритое лицо, и бурный поток фантазий ласково защекотал его юношеское воображение. Влад бросил на него сердитый взгляд, и Стас быстро проглотил свою кошачью улыбку.

– Ты знаешь, продолжил Сашка, задумчиво крутя тлеющую сигарету в красивых длинных пальцах. – Я никак не могу подобрать музыку. У меня уже руки устали на клавиши давить. Всё утро промаялся, – пожаловался голубоглазый бог, нахмурив свой безупречный лоб.

– Ты занимался этим всё утро?! – Влад чуть не поперхнулся от удивления.

– Просто у меня было такое состояние, – как-то виновато ответил Сашка. – Мне хотелось написать что-то гениальное. Просто родить хотелось эту песню, – он даже в сердцах хлопнул кулаком по столу, чтобы доказать серьёзность своих намерений. – Когда мы станем знаменитыми, я буду вспоминать этот день, то есть ночь, и смеяться над ней. Такого глупого состояния у меня никогда в жизни не было.

– Ещё бы, – Влад кое-как справился с бутербродом. Его состояние, а соответственно и настроение, порядком улучшилось, и теперь, будучи практически в своём обычном расположении духа, Влад схватил сигарету и незамедлительно закурил. – Прокувыркаться полночи с какой-то курвой, а оставшуюся половину писать ей песню.

– Чёрт, – мечтательно произнёс Сашка, пропустив мимо ушей замечание друга. Он сладко улыбнулся, и глаза его похотливо заблестели. – Скоро окончательно потеплеет. Ты представляешь, что начнётся! Девчонки просто будут предлагать себя на каждом углу, просто стелиться будут, как скатерти-самобранки.

Говоря это, он многозначительно жестикулировал. Он даже слова не мог сказать, не приправив его каким-нибудь жестом. Его красноречивые руки говорили ярче и выразительнее слов. Сашка был очень эмоциональным, вульгарным, романтичным, музыкальным. Влад иногда задавался вопросом: а что было бы, если бы он послушал мать и поступил в медицинский институт? Тогда бы он точно не встретил этого неугомонного Сашка. Тогда бы уж точно не было этой красочной, непредсказуемой, неординарной жизни. Тогда бы уж точно он не взялся за гитару…

Разумеется, это не Сашка научил играть Влада на этом дивном инструменте балконных серенад. Более того, Сашка понятия не имел, как нужно играть на гитаре, и мог изобразить лишь парочку примитивных аккордов – минимальный запас для дворовых посиделок. У Сашки была другая слабость – белоснежные клавиши с чёрными прожилками других более узких и коротких. Семь лет в музыкальной школе, гаммы, хор, сольфеджио и старые пластинки с концертами выдающихся классиков.

Для Влада знакомство с музыкой прошло в раннем, можно даже сказать сопливом детстве и длилось на два года меньше, чем для белокурого повелителя клавишных. Да ещё и хоровых песнопений ему удалось избежать. Зелёный аттестат хорошиста он получил в одиннадцать лет, с облегчением вздохнул и без зазрения совести закинул его куда-то на антресоли вместе с миниатюрной гитарой, гриф которой к тому времени порядком обветшал и занемог. На том жизненном этапе Влад был очень далёк от музыкальной канители. Гитара, по его мнению, представляла собой лишь полую деревяшку и пучок рыболовных лесок с разным натяжением. Тем не менее черноглазый мальчишка с ямочкой на подбородке не мог не поглощать разнообразное творчество: он любовался картинами, читал серьёзные книги и предавался музыкальному опьянению. Он был созерцателем и дегустатором плодов чужого воображения и вполне довольствовался этой ролью.

Но знакомство с Аполлоном-Сашкой, а затем несколько совместных вылазок и походов с песнями у костра разбудили в нём прежде дремавший дух поэта и заставили задуматься о своём истинном предназначении. Влад до последнего дня был уверен, что только профессия инженера позволит ему в полной мере реализовать себя. Его сущность демиурга требовала немедленных и желательно самостоятельных действий. Но быстрого применения своей созидательной энергии Влад к глубочайшему сожалению не нашёл. Тут-то и появился неугомонный голубоглазый бес, в перспективе такой же инженер, как и Влад, но при этом тайный поклонник Эвтерпы[1 - Эвтерпа (гр.) – одна из девяти муз, покровительница музыки.]. Он убедил старшего Воинова не прятать в себе дух созидателя, а выпустить его наружу. Ведь творить можно не только материальное, но и метафизическое.

Будучи по своей природе романтиком, Влад поддался. Уговорил родителей купить новую гитару и с тех самых пор ушел из мира вещественного в обворожительный мир музыки. Трудно сказать, обрадовался ли этот мир пришествию нового творца, однако же своего новоявленного пасынка он отпускать не стал, пожелал придержать подле себя, наградив раболепного, как выяснилось впоследствии, трагическим бессмертием.

Дело было сделано. Греческий бог и кареглазый паладин из свиты чарующей Эвтерпы заключили союз, закрепив его безрадостным гимном, самолично сочиненным. Этот безобразно вульгарный, скабрезный, преисполненный юношеским максимализмом и склонностью к софизму гимн лейтмотивом пронесся через всю их совместную жизнь. И хотя в дальнейшем они никогда не играли это корявое и далеко не совершенное сочинение, оно предопределило их дальнейшую судьбу, стало зловещим фундаментом их творческого образа.

– Тебя не хватит на всех, – сказал Стас, возвращаясь к разговору о женщинах, так мучительно терзавших его воспалённое похотливыми мыслями сознание.

– Я поделюсь с тобой, – благосклонно ответил Сашок, преисполненный чувством собственного превосходства. – Тренируйся пацан.