Игры скорпионов

Решив, что отец наконец-то простит и примет сына-героя, Лаврентий поспешил домой, но, приехав в имение, застал Валерьяна при смерти. Оказывается, неделю назад Островский-старший проиграл последнее, что у него оставалось, – поместье, с горя напился и, забыв шубу, пошёл в мороз пешком, поскольку коня он тоже проиграл. Войдя утром в гостиную, Валерьян без чувств рухнул к ногам жены. С тех пор он в себя уже не приходил. На следующий день после приезда сына Островский-старший умер, а его кредиторы прислали письмо с соболезнованиями и предложением освободить имение.

– Что же нам теперь делать? – спросил Лаврентий у одетой в чёрное мачехи.

Илария подняла на него безмятежные глаза и, пожав плечами, улыбнулась. Она, как всегда, витала в облаках. Женщина обезумела от счастья, вернув своего дорогого мальчика. Казалось, её не волнует ни то, что она только что похоронила мужа, ни то, что они всё потеряли и не имели теперь даже крыши над головой. Илария так жаждала любви своего «малыша» и не могла понять, почему тот чем-то озабочен.

– Поступай как знаешь, мой дорогой, – обронила она.

Пришлось Лаврентию отдуваться в одиночку. Наверное, ему следовало бросить Иларию, а самому вернуться в полк. Кто знает, может, его судьба сложилась бы тогда иначе, но Лаврентий не смог разрубить тягостные узы. Впрочем, у Иларии ещё кое-что оставалось – она вместе с Анфисой переселилась на маленький хутор в десяти верстах от прежнего имения, отец перед смертью записал его на имя младшей дочери, о чём Валерьян так и не узнал.

Уладив дела с кредиторами, Лаврентий получил оставшиеся крохи наследства и переехал к мачехе. Офицерской пенсии по ранению еле хватало на жизнь, но он даже и не пробовал искать службу. Мысль поступить так, как сделал отец, дважды женившийся на богатых, прочно засела в голове Лаврентия. Только вот никого подходящего на роль невесты в округе не просматривалось, да и папашины выкрутасы сильно подпортили репутацию семьи Островских.

Вот тогда-то Лаврентию хоть немного, но повезло: он получил письмо от поверенного своего почившего троюродного дяди с сообщением о наследстве. Маленькое имение показалось тогда спасением, да и теперь, прожив здесь два месяца, Островский не изменил своего мнения, но срочно требовались деньги. Лаврентий окончательно дозрел до выгодной женитьбы. Встреченная им сегодня девушка, судя по всему, была из богатых. Хорошо бы продолжить знакомство, а там, глядишь, и зацепиться за престижное семейство. Но как сказать о своих планах Иларии?

«Главное, чтобы новая знакомая сдержала обещание, – рассуждал Лаврентий. – Если она приедет, значит, дело может выгореть. Вот тогда и нужно подумать, что делать с Иларией. В конце концов, можно снять ей квартиру в уездном городе или ещё дальше – в губернской столице. Отправить обеих рыжих с глаз долой. Дать Анфисе пару монет, чтобы поусерднее ублажала Иларию…»

План Островскому нравился, теперь осталось добиться главного, чтобы «богатая невеста» не подвела и, как обещала, приехала в рощу.

Долли знала, что в рощу ей ехать не стоит, но гордость не позволяла изменить данному слову. Обещала – значит, сделай. Так всегда говорила бабушка, так учил дочерей отец. И Долли решилась… Водопад встретил её привычным глухим рокотом и застывшей над струями маленькой радугой. На мгновение княжне показалось, что художника здесь нет, и она вздохнула свободно, но тут же поняла, что Островский ждёт, устроившись на корнях дуба. Он шагнул навстречу, зажав в руке небольшой альбом в сером картонном переплете.

– Доброе утро, Дарья Николаевна!

Долли постаралась ответить как можно любезнее и направила Лиса к поваленному дереву, где, спрыгнув на корень, спустилась на землю. Художник пошёл за ней.

– Спасибо, что приехали, мне так хотелось, чтобы вы посмотрели мои работы, я думаю, что они гораздо лучше вчерашней, – сказал он и протянул альбом.

Долли открыла затёртую обложку. Ей показалось, что часть листов аккуратно вырезана, а на тех, что остались, были виртуозно, с точнейшей передачей оттенков написаны акварелью цветы. В основном они оказались садовыми: лилии, гортензии и тюльпаны, нарциссы и гиацинты. На фоне их пышной красоты особенно нежно смотрелись полевые лютики и фиалки. На последнем листе красовалась роскошная тёмно-алая роза, бархатистая, только что распустившаяся, с капельками росы на лепестках.

– Как хорошо! Вы очень талантливы, – восхитилась княжна. – А где остальные листы, вы вставили их в рамки?

– Я подарил их тем, кого считал вторыми половинками этих цветов, – ответил Островский. В его глазах мелькнула робость, и он признался: – Я не знаю, как объяснить, чтобы стало понятнее.

– Наверное, вы хотите сказать, что девушки напоминают вам цветы, – помогла ему Долли. – Когда хотят сделать комплимент даме, то говорят, что она похожа на розу, а у вас – более тонкое восприятие.

– Да, вы правы! Обычно я не страдаю таким косноязычием, как видно, ваша красота смутила меня, – откровенно польстил Лаврентий. Взглянув в посуровевшее лицо княжны, он понял, что переборщил, и поспешил исправить оплошность: – Простите меня за вольность, но я – простой офицер и не очень умею говорить с дамами.

– Мне пора ехать, – строго сказала Долли, подхватила длинный шлейф амазонки и подошла к поваленному дереву, где её терпеливо ждал Лис.

Княжна легко вскочила в седло и обернулась к художнику:

– Всего хорошего!

Но не тут-то было: Островский шагнул вперёд и придержал Лиса за узду.

– Пожалуйста, разрешите мне видеть вас! Я надеялся сопровождать вас на прогулках, – признался Лаврентий.

Долли задумалась. Она опасалась слухов, но обижать человека, не сделавшего ей ничего дурного, тоже не хотелось. Нужно было выкрутиться, но уж это княжна Черкасская умела делать лучше всех на свете. Она улыбнулась и сказала:

– В конце месяца вернётся моя тётя, и тогда мы начнём принимать наших друзей в Ратманове. Представьтесь, и, если она вас пригласит, вы сможете бывать у нас. – Не дав Островскому возможности продолжить разговор, Долли ударила коня пяткой в бок. Лис тряхнул головой, освободил узду из чужих рук и стрелой взлетел на мост.

Какая удачная отговорка! И волки сыты – и овцы целы. Пусть тётя сама решит, подходящее это знакомство или нет. Сбросив наконец груз сомнений, Долли с лёгкой душой отдалась скачке. Рыжий красавец Лис не обманул ожиданий: минуты за три проскочив рощу, он понёс свою хозяйку через поля со скоростью ветра.

Глава пятая. Умение делать выводы

Рыжим лисьим хвостом взметнулось пламя над догорающей свечой, фитиль напоследок зашипел и утонул в лужице растаявшего воска. Впрочем, нужды в огне больше не было – в окно глядел серый рассвет. Агата Андреевна потёрла виски и устало прикрыла глаза. Стопы исписанных листов занимали весь маленький письменный стол, втиснутый между платяным шкафом и подоконником – это курляндские дворяне описали для Орловой своих друзей и соседей, а также всех встречных и поперечных, каких только смогли вспомнить. Но толку от всей этой писанины оказалось мало, а если честно сказать, так и вовсе никакого.

Что же теперь сказать кузине? Полина и так потеряла терпение, засыпая Агату Андреевну записочками с прозрачными намеками. Кузину можно понять – она ещё две недели назад привезла во дворец последние записи.

«Может, я неправильно им всё объяснила? – в очередной раз спросила себя Орлова. – Получилась-то каша».

Другое слово для обозначения имевшегося результата подобрать было трудно: никто из выполнявших задание не попытался привести свои мысли хоть в какой-то порядок. Мужчины писали что-то вроде: «Астаховы, мать – старая ведьма, трое сыновей – все пьяницы и картёжники»; дамы излагали свои мысли более цивильно, однако недалеко ушли от своих мужей. Единственное, что все они сделали, так это разделили фамилии по сословиям, начав, естественно, с дворянского.

«Ну и на том спасибо, – смирилась наконец Агата Андреевна, сложив все записи в три приблизительно одинаковых стопы. – Ни одного исключения, значит, придётся выкручиваться самой».

Еще неделю назад Орлова расчертила таблицу, куда внесла перечисленные в листах фамилии. Сначала всё выглядело логичным, но потом фрейлина стала подбирать к написанным именам характеристики, и результаты оказались плачевными. Единственным, что роднило все описания, была критичность, но зато одна и та же дама, по мнению разных людей, могла быть и до смерти злопамятной, и ничего не помнящей «курицей», а почтенный отец семейства кому-то виделся хитрым проходимцем, а другим – полным идиотом, не умеющим сложить два и два.

Пришлось искать другой путь. Агата Андреевна попыталась выбрать семьи без отца – в надежде, что мать может оказаться властной и жестокой особой. Потом из отобранной группы фрейлина оставила лишь семьи с сыновьями. В итоге у неё набралось два десятка фамилий, да и типажи в некоторых семействах выглядели вполне подходящими. Только вот беда – эти неблагополучные сыновья как буянили по кабакам задолго до мая нынешнего года, так и продолжали этим заниматься, а их жестокосердные мамаши по-прежнему охаживали своих отпрысков по щекам. Не проглядывалось у этих сомнительных семейств никаких мотивов для похищения молоденьких девиц. Уездное колесо мерно катилось по закаменевшей от времени колее как до нынешнего мая, так и после. Так в чём же дело? Может, в зависти?

«Полине и её соседям повезло, – размышляла Орлова. – Наполеон мимо прошёл. Соседний уезд разорили вчистую, а им – как с гуся вода».

Вдруг это обозлённые жители разорённых уездов перебрались в уцелевший оазис и принялись там безобразничать. Может, из зависти или мести, а может, из подлости… Но что-то никто из опрашиваемых помещиков не припомнил в уезде посторонних людей. Единственной новой фигурой мог считаться раненый офицер Островский, но тот прибыл домой по уважительной причине – на похороны отца. К тому же он – герой, да и здоровьем после ранения слаб. Какой из него похититель девиц?

Ничего не скажешь, не дело, а настоящий тупик. Придется, видно, лично беседовать с жителями злополучного уезда. Вдруг повезёт и в разговоре мелькнёт что-то интересное, какая-то зацепка?

«Завтра вызову Полину», – решила Орлова.

Она быстро набросала записку кузине и встала из-за стола, но тут же покачнулась: ноги не разгибались – совсем затекли от долгого сидения. Орлова еле доковыляла до постели. Все. Хватит на сегодня Полининых загадок.

Полину фрейлина ждала к вечеру. Она предупредила лакеев у входа, и ей пообещали привести графиню Брюс, как только та прибудет. Кузина появилась в начале девятого, чмокнула Орлову в щеку и сразу же перешла к делу:

– Ну что скажешь?

– Пока рано говорить, я позвала тебя, чтобы кое-что уточнить.

Полина с готовностью кивнула.

– Конечно, спрашивай! – предложила она и тут же пожаловалась: – Ты не представляешь, как я хочу вернуться домой. Без меня урожай убрали, не дай бог, с зерном напортачат! Этак я по миру пойду.

Подобные опасения выглядели откровенным кокетством. Кроме Григорьева Полина получила в наследство от погибшего мужа еще два поместья поменьше и солидную сумму в ассигнациях, бедность ей не грозила, поэтому Орлова пропустила жалобы мимо ушей и вернулась к главному:

– Понимаешь, я не хочу рассматривать тот случай, когда к вам в уезд приезжают чужаки, ловят на улице девиц, убивают, а потом возвращаются к себе домой. Потому что при подобном раскладе найти преступников можно лишь случайно. Я исхожу из того, что похититель живёт где-то рядом. В этом есть своя логика: злодею не нужно торопиться, он может тщательно обдумать очередное похищение. К тому же надо куда-то увезти девушку. Уезд у вас небольшой, лесов мало, если бы злоумышленник убивал и прятал трупы где-нибудь в роще, это обязательно вскрылось бы. Однако никто ничего не видел, тела не найдены, так что я делаю вывод: у преступника есть место, где он может держать похищенных.

– Ты хочешь сказать, что он – помещик? – ужаснулась Полина.

– Возможно и так, а может, хозяин хутора, мельник или пасечник – любой человек, имеющий дом и участок земли в безлюдном месте.

Графиня Брюс явно опешила. Скорее всего, она подозревала, что в уезде бесчинствуют пьяные мастеровые или лобазники, но Орлову сейчас переживания кузины не тронули.

– Поля, вспоминай хорошенько! – приказала Агата Андреевна. – У меня после разбора ваших записей осталось такое впечатление, что никто из помещиков, кроме молодого Островского, в уезд в этом году не приезжал. Я говорю о том, что человек приехал, поселился в уезде и прожил там по крайней мере до времени исчезновения последней из девушек.