Облачные дороги

Илейн была кроткой и милой, но недостаточно сообразительной, что иногда выводило Луна из себя. Несколько дней назад она сказала, что хочет ребенка, и Луну пришлось ответить ей, что это, скорее всего, невозможно. Разговор получился трудным. Она лишь трагически смотрела на него, широко распахнув глаза, словно он нарочно утаивал от нее эту правду.

– Мы слишком разные, – говорил он ей, чувствуя себя беспомощно. – Я не корданец.

Он подумал, что если бы она и могла от него забеременеть, то это уже бы произошло.

Илейн моргнула и нахмурила серебристые брови:

– Ты хочешь Селис, а не меня.

Селис, сидевшая по другую сторону от огня и зашивавшая порванный рукав рубахи, устало покачала головой.

– Брось ты это дело, – сказала она Луну.

Лун мрачно зыркнул на нее и продолжил объяснять Илейн:

– Нет, нет, я просто не думаю… Я не могу дать тебе ребенка. У нас просто не получится. – Потом он с надеждой прибавил: – Может быть, у тебя получится завести детей с кем-то другим и ты приведешь их жить с нами.

Теперь, когда он об этом подумал, идея показалась ему неплохой. Он знал, что мог добывать достаточно еды и для большей семьи, даже если старейшины будут продолжать забирать часть себе.

Илейн лишь продолжала молча смотреть на него. Селис буркнула Луну:

– Какой же ты тупица.

Он вышел наружу. По сравнению с шатром воздух здесь был прохладнее, а слабого ветерка оказалось достаточно, чтобы разогнать духоту. Полная луна сияла ярко, настолько ярко, что через нее почти просвечивала земная обитательница, которая, по преданиям, жила внутри. Небо было усыпано звездами, и Лун с трудом сдержался, чтобы не взмыть прямиком в воздух.

Он несколько секунд постоял у шатра, притворно потягиваясь. По ту сторону лагеря, у ворот, стояли двое часовых с факелами, но костры, на которых готовили пищу, были потушены или едва тлели в очагах. На его коже остался запах Илейн, и весь лагерь пропах корданцами, так что понять, есть ли кто-нибудь поблизости, было трудно. Но другой возможности уйти он все равно не получит.

Его босые ноги бесшумно ступали по притоптанной земле между шатрами. Он никого не видел, но, проходя мимо, слышал мерное дыхание и редкое сонное бормотание. Он остановился у выгребных ям, отлил в одну из них, а затем, завязывая шнурок на штанах, пошел прочь.

Лун направился к дальней границе лагеря, где изгородь спускалась вниз, к обрывистому краю русла реки. Изгородь, сделанная из связанных между собой веревками пучков тростника, и в других-то местах была не очень надежной, но здесь, где она шла поперек крутого берега, под ней и вовсе зияли огромные дыры. Лун лег на землю и прополз в одну из них.

Оказавшись по ту сторону изгороди, он быстрым шагом пересек поле и достиг опушки джунглей. Там, скрывшись в кромешной тьме, он изменил свой облик.

Лун не знал, кто он такой. Он знал лишь то, что мог меняться. Его туловище вытянулось в высоту, а плечи стали шире. Он стал сильнее, но при этом намного легче, словно его кости вдруг оказались сделаны из чего-то другого. Его кожа погрубела, потемнела, на ней вырос панцирь из небольших чешуек, наложенных друг на друга подобно сросшимся перьям. Его чешуя была почти черной, из-за чего в такой тьме он стал почти невидим, а при ярком свете солнца у нее появлялся бронзовый отлив. На руках и ногах у него отросли когти, втягивавшиеся внутрь, а сзади – длинный гибкий хвост, на котором было удобно свисать вниз головой с ветвей деревьев. Еще его голову обрамляла грива из гибких кожистых гребешков и длинных шипов, которые спускались ему до самой поясницы. В бою они поднимались и становились жесткими, защищая его голову и спину.

Теперь он расправил крылья и взмыл в воздух, могучими взмахами поднимаясь все выше и выше, пока наконец не поймал воздушный поток.

Здесь, наверху, было прохладнее, а порывы ветра сильнее. Сначала Лун пролетел над всей долиной, на всякий случай – вдруг Такрас был прав, – но он не увидел и не почуял ничего необычного. За джунглями обширное, поросшее травой плато, где текла река, пустовало, если не считать гигантских грузных силуэтов больших травоедов с панцирями, которых корданцы называли красами. Лун направился к холмам, пролетел над узкими ущельями и дюжиной небольших водопадов. Ветер здесь был крепче, и Лун едва заметными движениями менял положение своих крыльев, играючи перенаправляя потоки воздуха вдоль своих суставов и чешуи.

Вокруг не было следов ни Сквернов, ни каких-либо необычных племен земных существ – ничего, что могло бы представлять угрозу корданцам.

Лун развернулся в сторону небесного острова, одиноко парившего над равниной. Он поднимался выше, пока не оказался прямо над ним.

Он заложил круг над островом. Тот был неправильной формы, с рваными краями. С земли было трудно угадать его размеры, а с воздуха Лун увидел, что в ширину он едва достигает ста шагов. Даже лагерь корданцев был больше. Остров покрывала растительность: деревья с узкими стволами, закрученными по спирали, тяжелые свисающие лианы и белые цветы, распускавшиеся по ночам. Но Лун все еще мог разглядеть очертания круглой башни и постройки, от которой остались лишь сложенные каменные блоки, увитые лианами. Были там и разрушенные части стен, иссохшие бассейны и фонтаны.

Лун заметил балкон, торчавший из занавеса листвы, и снизился. Он легко приземлился на ограждение, обхватывая когтями выщербленный камень. Сложив крылья, он шагнул на растрескавшуюся плитку и раздвинул лианы, ища дверь. Она оказалась вытянутой и узкой, и, чтобы войти в нее, он снова принял облик земного создания.

Редкие лучи лунного света проникали сквозь трещины и плотный покров растительности. В комнате стоял терпкий запах земли и плесени. Лун чихнул, а затем осторожно пошел вперед.

Его одежда все еще была на нем благодаря небольшому магическому трюку, позволявшему ему перевоплощаться вместе с любой тканью, касавшейся его тела. Однако ему пришлось потренироваться, чтобы научиться этому. Луна учила его мать, и она же научила его летать. Хотя он так и не смог понять, как перевоплощаться вместе с обувью на ногах. Впрочем, кожа его стоп была огрубевшей и толстой, как будто зарубцевавшейся, так что обычно он ходил босиком.

Когда его, еще будучи мальчишкой, выгнали из очередного поселения, Лун попытался сделать свое бескрылое воплощение более похожим на других земных обитателей, надеясь, что так он сможет лучше вписаться в их сообщество. Его мать никогда не говорила о такой способности, но он считал, что попытаться стоит. Что ж, с таким же успехом он мог попытаться перевоплотиться в камень или дерево. В конце концов Лун пришел к выводу, что магия просто так не работает. У него было одно бескрылое обличье и одно крылатое, чешуйчатое, а больше ничего.

Он подошел к двери, вспугнув небольшую стайку крылатых ящериц. Яркие зелено-голубые создания упорхнули прочь, безобидно шипя, и он вошел в следующее помещение. Потолок находился на высоте нескольких этажей над ним, и в зал вели высокие двери и окна, выходившие в атриум, по форме похожий на шестиконечную звезду. Пучки лунного света пронизывали тьму, освещая мозаичный пол, усыпанный мусором и обломками, и неглубокий бассейн, заполненный ярко-голубыми цветами. Дверные проемы вели в другие темные помещения.

Лун переходил из одного зала в другой. Плитка трещала у него под ногами. Он ворочал осколки керамики и стекла, сдвигал лианы, чтобы посмотреть на выцветшие фрески на стенах. Разглядеть их в столь скудном освещении было трудно, но существа на фресках выглядели высокими и изящными, с длинными струящимися волосами и небольшими пучками щупалец там, где должны были находиться их рты. Изображения рассказывали что-то о морском царстве, но он не мог понять, о чем именно: о битве, о союзе или же просто какую-то легенду.

Лун был еще совсем мальчишкой, когда его мать, братья и сестра были убиты, и она никогда не рассказывала ему, откуда они. Он долгое время рыскал по небесным островам, пытаясь найти хоть какие-то следы его народа. Острова летали, так что было логично предположить, что на них могли жить оборотни, способные летать. Но он так ничего и не нашел и теперь исследовал острова лишь затем, чтобы чем-то себя занять.

Когда Лун впервые присоединился к корданцам, он не думал, что останется с ними надолго. Раньше он уже жил с народами, которые ему нравились, – недавно, например, с жандинцами, которые жили в скальных пещерах над водопадом, и с хасси в их деревянном городе, что располагался высоко в воздухе, на ковре из плотно сплетенных ветвей деревьев, – но что-нибудь всегда шло наперекосяк. Либо приходили Скверны, либо кто-нибудь начинал относиться к нему с подозрением, и Луну приходилось уйти. Он никогда не жил с кем-либо достаточно долго, чтобы по-настоящему довериться им и рассказать, кто он такой. Но жизнь в одиночестве тяготила его, пусть даже он и мог перевоплощаться по желанию или по необходимости. Она казалась бессмысленной и, хуже всего, одинокой. Задумавшись, он произнес:

– Ты всегда чем-то недоволен.

Он даже не понял, что сказал это вслух, пока слова не пронзили тишину.

В следующей комнате Лун нашел металлический шкаф тончайшей работы. Тот был встроен в стену и битком набит книгами. Роясь среди заплесневелой, разлагающейся груды бумаги и кожи, он нашел несколько целых томов. Они лежали в аккуратных свертках и были сделаны из тонких жестких листов – не то из мягкого металла, не то из тонкой кожи рептилии. Лун перенес стопку обратно в атриум, сел в пятне лунного света, что падал на скрипучие плиты у заросшего цветами фонтана, и попытался что-нибудь прочитать.

Язык был похож на альтанский – самый распространенный язык Трех Миров, – но этот диалект сильно от него отличался, и Лун мало что смог разобрать. Однако в книгах были изящные цветные рисунки и изображения земных существ с щупальцами на лицах. Они восседали верхом на рогатых животных, похожих на бэндоскоков, и летали в повозках, стоявших на спинах гигантских птиц.

Лун увлекся и не замечал, что за ним следят, пока случайно не поднял глаза.

Видимо, он что-то услышал, или уловил запах, или просто почувствовал присутствие другого живого существа. Он поднял голову, осматривая открытый колодец атриума и примечая широкие балконы, через которые он мог легко попасть в другие внутренние помещения, если изменит облик и вскарабкается на них. Затем он заметил на одном из балконов тень – тень, которой там было не место.

Поначалу он пытался разглядеть в ней статую, настолько неподвижно она стояла. Затем лунный свет отразился от чешуи на тонких и гибких конечностях, от когтей, впивавшихся в каменное ограждение, и от изгиба крыла, завершавшегося острым шипом.

У Луна перехватило дыхание, и кровь застыла в его жилах.

«Идиот», – подумал он, а затем бросился в ближайший дверной проем.

Он в панике перемахнул через обломки и мусор, а затем присел и прислушался. Он услышал, как существо зашевелилось, зашуршало чешуей, распрямившись, и заскрежетало когтями по камню. Он подумал, что тварь слишком большая и не сможет пробраться внутрь, а вместо этого полетит вверх и наружу. Лун сорвался с места и побежал через внутренние помещения.

Он не мог дать этой твари загнать себя в ловушку, у него была единственная возможность ускользнуть от нее, и воспользоваться ею нужно было сейчас. Лун притормозил, заворачивая за угол, проскользил босыми ногами по покрытой мхом плитке, а затем взобрался по груде каменных обломков к завешанному лианами окну. Прыгая через него, он переменился.

Лун ощутил движение в воздухе еще до того, как увидел тянущиеся к нему когти. Он увернулся, резко и больно изогнувшись в спине, и замахнулся на темный силуэт, вдруг оказавшийся прямо над ним. Яростно размахивая руками, он задел тварь по лицу скользящим ударом и почувствовал, как его когти зацепились за жесткую чешую. Существо отпрянуло, ударившись большими крыльями о руины здания и сбив с его стен плитку и зелень.

Лун кувырком полетел к растрескавшейся мостовой, ухватился за карниз полуразрушенной башни и прижался к камню. Он оглянулся как раз в тот миг, когда тварь воспарила вверх, хлопая крыльями и разбрасывая в стороны обломки камней и мертвую листву.

«Ох, ну и громадина», – подумал Лун. Его сердце бешено колотилось. Существо было, пожалуй, недостаточно большим, чтобы разом проглотить его, но оно превосходило Луна размерами раза в три, если не больше. Размах крыльев Луна достигал почти двадцати шагов, а у этого существа он был больше сорока. «Так что за два или три приема точно сожрет». И это было не животное. Существо знало, что перед ним оборотень, и ждало, что он вылетит из верхнего окна, а не выйдет или вылезет.

Когда существо, взмахнув могучими крыльями, приготовилось спикировать на него, Лун оттолкнулся от башни и упал в сторону и вниз, за край небесного острова. Он накренил крылья, проносясь почти вплотную к острым камням и водопадам буйной зелени. Затем он приземлился на выступавший из острова камень и прижался к нему, подобно ящерице. Впившись в него когтями, Лун сполз вниз, спрятался под ним, сложил крылья, убрал хвост и постарался сделаться как можно меньше.

Он дышал редко и неглубоко, надеясь, что ему не придется прятаться здесь слишком долго. Его когти предназначались для того, чтобы цепляться за ветви деревьев, а не за камень, и уже начинали болеть. Он не слышал ту тварь, но не удивился, когда мимо него вниз пронеслась огромная тень. Она стала медленно кружить под островом, пытаясь обнаружить Луна. Он надеялся, что существо смотрит вниз, в сторону джунглей.

Заложив еще один вираж, тварь стала подниматься вверх, чтобы еще раз пролететь над островом.

«Пора», – подумал Лун. Он нацелился в сторону глубокой части реки, втянул когти и разжал руки.

Накренив крылья так, чтобы уменьшить сопротивление ветра, он камнем рухнул вниз. Ветер со свистом проносился мимо, и он считал удары собственного сердца, гадая, сколько времени понадобится существу, чтобы медленно облететь небесный остров. Затем он перевернулся, чтобы посмотреть наверх, и в тот же миг увидел, как у западного края острова показался темный силуэт.