Королева недоверчиво прищурилась.
– А как я могу себя чувствовать?! – горько прошептала она. – На меня сердится муж, со мной не разговаривает сын. А виновница всех моих неприятностей вдруг проявляет непонятное великодушие, нанося мне неожиданный визит.
Я примирительно улыбнулась.
– Скоро я уеду. И все вернется на круги своя, – успокоила я ее. – Поверьте, я не хотела причинить Вам боль. Вы сами вынудили меня. Если бы Вы доверяли мне, хотя бы чуть-чуть, ничего бы не случилось.
Маман пристально рассматривала мое лицо.
– Я никогда не понимала Вас, Мелисса, – нехотя призналась она. – Вы так похожи на меня, и я хотела верить, что это не только внешнее сходство. Но с раннего девства Вы своими непредсказуемыми поступками постоянно ставили меня в тупик. Видимо, кровь рода де Кервель слишком сильна в Вас, – она слегка поморщилась.
Я вздохнула.
– Вы просто пытались вырастить из волчицы комнатную собачку. А это еще никому не удавалось. Свободному зверю проще отгрызть себе лапу, выбираясь из капкана, чем жить в неволе.
Королева удивленно глядела на меня.
– Но в лесу ущербный зверь не выживет, – приняла она мою аналогию.
Я грустно кивнула.
– И зная это, все равно уйдет на свободу. Навстречу голодной смерти.
Маменька недоумевающе пожала плечами.
– Подозреваю, что мне никогда Вас не понять.
Я опять вздохнула и поднялась.
– Но это не отменяет того факта, что Вы – моя мать. Мы разные, но любим одних и тех же людей и дорожим ими.
Королева медленно встала и вдруг шагнула ко мне.
– Дочь моя, может быть, я не всегда была справедлива к Вам, но прошу Вас: не держите на меня зла, – она внезапно притянула меня к себе.
Я от неожиданности секунду помедлила и тоже обняла ее.
– И умоляю: приглядите за братом, когда меня не станет, – тихонько шепнула она. – Мальчик любит Вас и прислушивается к Вашему мнению.
Я внутренне усмехнулась. Все так ожидаемо!
– Обещаю, – заверила я, отступая на шаг.
Поклонившись, я покинула матушкины покои, размышляя о будущем королевства. Миркус, конечно, парень неплохой, но слишком ветреный, вот жену бы ему хорошую, чтобы в «ежовых рукавицах» его держала, цены бы ему не было. На душе значительно получшело, и я решила нанести еще один визит.
Некоторое время я задумчиво стояла перед входом в подвал, покачиваясь с пяток на носки. Но бывший учитель избавил меня от необходимости придумывать повод для посещения.
– Приветствую, Ваше высочество, – произнес Ветиус, появляясь в проеме двери.
Он выглядел теперь совсем иначе. Грустный, но ясный взгляд, уверенные четкие движения, ни следа былой паники.
– Здравствуй, Ветиус, – кивнула я. – Пришла узнать: как ты?!
Архивариус неловко взглянул на меня.
– Со мной все в порядке, – поспешно заверил он. – Полагаю, нам стоит объясниться. Первое время после нашего совместного путешествия, я думал, что тяготы похода повлияли на Вашу психику, но расспросив дворцовых слуг, понял: как несправедлив был по отношении к Вам. Я приношу извинения. Думаю, Вы уже знаете о моем необычном Даре, – дождавшись моего кивка, он продолжил. – И тут я очень виноват перед Вами. Ведь я – единственный, кто знал: какую тяжкую долю уготовила Вам Аномальная Зона. И вместо того, чтобы помочь или как-то поддержать, я испугался, – он отвел глаза и кашлянул. – Простите меня, Ваше высочество, но я мирный ученый, и совсем не боец. При мысли – взвалить на свои плечи хотя бы часть Вашей ноши – у меня поджилки тряслись. Я презирал себя за малодушие, но поделать с собой ничего не мог.
Я остановила его движением руки.
– Не надо, Ветиус, я все понимаю, – тихо сказала я. – И не кори себя. Ты же видишь, все закончилось. Я свободна.
Тут учитель низко поклонился и произнес:
– Ваше высочество, я горжусь нашим знакомством. И когда настанет мой черед уйти к Создателю, я непременно расскажу Вашей прародительнице, что кроме нее, знал еще одну великую женщину рода де Кервель, – и он скрылся в темноте подвала, оставив меня с открытым ртом.
Я постояла, похлопала глазами и ушла. Не могу сказать, что я гордилась собой. Просто вдруг поняла, что не все поступили бы также на моем месте. Я в своем поведении ничего героического не находила, а у кого-то оно, оказывается, вызывало восхищение. Это было немного странно, приятно и почему-то неловко. Я легкомысленно махнула рукой на тщетные попытки разобраться в собственных чувствах и отправилась искать Люка.
– Выбрал еще семерых, – доложил мой волк, встретив меня в галерее. – Нам хватит или надо больше?
Я улыбнулась.
– Хватит. Вместе с маменькиной Лизеттой получается пятнадцать человек. В самый раз. Надо объявить им, что завтра на заре они отправляются в путь.
Оборотень помялся.
– Ты извини, конечно, что не посоветовался, – неловко пожал он плечами. – Но я им об этом уже сказал. Просто подумал, если ты решишь, что этих мало, остальные могут выехать и позже.
Я подмигнула ему.
– Все нормально, Люк. Ты теперь обличен властью. Пора учиться принимать решения самостоятельно, не оглядываясь на меня.
Жених благодарно погладил меня по плечу.
– Спасибо, что доверяешь мне.
Мы взялись за руки и отправились в парк. Сидя под большим дубом, мы рассказывали друг другу утренние новости. Я поведала о своем визите к маман.
– Мел, я не устаю тебе удивляться, – вздохнул оборотень. – Я всю жизнь наблюдал, как королева постоянно наушничала на тебя мужу, выставляя в неблагоприятном свете. Что бы вы не натворили вдвоем с братом, виновницей всегда оказывалась ты. Совершенно очевидно: ни ты сама, ни твои чувства ее не волнуют, главное, чтобы внешне все выглядело чинно и пристойно. И ты прекрасно это знаешь. Объясни, зачем ты пошла к ней?! Какое чувство вины можно испытывать перед человеком, которому сказал правду?! Не опорочил, не оклеветал, а просто высказал все в глаза.
Я смущенно посопела носом
– Видишь ли, Люк, все, что ты говоришь – правда. Но есть и другая. Нравится мне это или нет, она – моя мать.
– А ты уверена, что она помнит об этом?! – вздыхая, проворчал он.
Я пожала плечами.
– Не уверена. Я знаю, что маменька давным-давно нарисовала в своем воображении мой образ. Увидев, что я в чем-то не соответствую ему, она и не подумает пересмотреть свои представления обо мне, скорее припишет моим поступкам удобные ей мотивы. Я не настолько наивна, чтобы поверить, что она когда-нибудь воспылает ко мне нежной материнской любовью, думаю, она из дальновидности предпочтет сохранять разумный нейтралитет. Опять-таки, она давила на меня пока я не сопротивлялась, а сейчас, оказав отпор, я дала ей повод к размышлению: стоит ли загонять в угол того, кто может и укусить. И потом, я ухожу из Окмены, и не хочу оставить о себе дурную память.