– У тебя, наверное, здесь постоянный номер?
– С постоянной кроватью, ты имела в виду? – Словно задала самый правильный вопрос, монстр довольно оскалился.
– И с разными женщинами, – закончила свою мысль я и медленно сняла туфли.
– Вау, маленькая! Это ревность?
Опустившись на кровать, Марат приглашающе похлопал по матрасу.
– И ревнивые, вероятно, были… – провела пальцем вдоль молнии на боковом шве платья.
– Умных не было. Хочешь стать первой? – гад даже не пытался оправдаться. Лыбился в ответ на мои вопросы и обжигал взглядом.
– А если я откажусь?
В голове не было и мысли об отказе. Плевала я и на тех, кто был до, и на тех, кто будет после. Ярость в глазах напротив заводила острее ласки. Сердце из груди выскакивало от непривычной власти.
– У меня свободного времени всего полчаса. Даже не представляешь, как сильно хочу провести его в тебе. – Ладонь на молнии брюк двинулась вниз, а от веселости в голосе не осталось и следа. – Уверена, что хочешь потратить зря хоть одну минуту?
Все еще давая мне выбор, Марат протянул руку. Затуманенным взглядом заскользил по телу. И словно по команде, на смену незнакомой эйфории пришла жажда.
* * *
Даже интересно, сколько у других людей шагов от страсти до любви? Наверное, много. Свидания и подарки, первые поцелуи и первая близость, споры и примирения, что-то еще… Нельзя ведь любить того, кого не знаешь.
А я… Мне кажется, я перемахнула все эти шаги, стоило Марату только позвать к себе. Без принуждения, как вчера. Без отключающих мозг поцелуев. Доверился, как я доверилась прошлой ночью. Будто равной. И никаких сомнений не осталось.
Платье упало на пол спустя несколько ударов сердца. На бюстгальтер с чулками не хватило времени.
Мы врезались друг в друга, как летевшие на сумасшедшей скорости машины. Сминаясь сразу в один общий ком. Соединяясь без предварительных ласк и поцелуев. Я даже боли не почувствовала. Телу словно только и нужно было ощутить заполненность, приятную тяжесть, коснуться окаменевших от напряжения мышц.
Слезы брызнули из глаз, настолько это было хорошо и правильно. Поцелуев не хотелось, такой сильной оказалась потребность видеть карие глаза, читать в них эмоции и растворяться.
Не было у меня такого с Робертом. С ним каждую секунду и каждый миг я все чего-то ждала, контролировала движения, боясь выглядеть недостаточно желанной и красивой. Двигалась так, чтобы мы совпадали. Как идеальная пара, как достойная любовница.
Я даже представить не могла, что мое искривленное от наслаждения лицо может возбуждать сильнее интимных ласк. Мне и во сне не могло присниться, что мужчина способен слететь с катушек от грубых слов, оброненных сгоряча.
Полчаса все же оказалось слишком мало. Не успевала я надышаться нашей близостью. В быстрых движениях, криках и стонах секунды пролетели с безумной скоростью.
На одно только воскрешение после финала, казалось, ушла вечность. Приходилось заново учиться дышать. Знакомиться с руками и ногами, которые не слушались и не желали расплетаться с руками и ногами Марата.
Не хотела я ни на какую работу. В холодном неуютном номере отеля, на кровати, в которой до меня побывала шеренга других, было лучше, чем в родном офисе, где раньше готова могла жить.
Просто вдохнуть общий аромат и услышать биение собственного сердца не успевала. Собирала губами бисеринки пота с висков Марата. Изучала языком изгибы ушных раковин. Взвизгивала от неожиданных шлепков по ягодицам. И готова была просить своего потрясающего босса отменить встречу и остаться здесь со мной.
Не я это была. Совсем не я. Но такая счастливая, что слово «люблю» так и рвалось с губ. Первый раз в жизни само, а не потому, что кто-то его ждал. Так отчаянно рвалось, что приходилось нести какую-то чушь, лишь бы только не сказать главное.
* * *
Бабушка как-то говорила, что у женщин уровни удовольствия увеличиваются вместе с возрастом. В пять лет достаточно шоколадки с орешками, в десять – красивого платья, в шестнадцать – парня, от которого млеют все подруги. А дальше в дело вступают другие приятности.
Какие именно, бабушка не рассказала, смеялась только, что подрасту и узнаю сама.
Раньше я не задумывалась над этой теорией. Роберт все же был типичным «парнем, от которого млеют девчонки», хоть и возрастным. Но в последние дни стало приходить понимание.
Марат просто-напросто взорвал мою шкалу удовольствий. Словно поставил перед собой какую-то таинственную и очень коварную цель, он соблазнял меня днями и ночами. Без обеденного перерыва в гостинице больше не проходил ни один день. Моя спальня в его квартире превратилась в гардероб. А у директорского рабочего стола, тумбочки и стойки на ресепшен добавилась новая пикантная и скрипучая функция.
Даже в усадьбу, где сейчас жил его брат, мы ездили на одной машине. Втроем с водителем туда. Вдвоем, с очень долгой остановкой на живописной полянке, обратно.
Тогда, на природе, между нами был даже не секс. Мне после встречи с прежним боссом ничего не хотелось. Вымотанный, спавший последние сутки по четыре-пять часов, Марат тоже не настаивал. Толстый плед быстро превратился в кровать, а мои колени – в подушку для одного уставшего мужчины.
Оказалось, что перебирать его короткие черные волосы – наслаждение ничуть не меньшее, чем целоваться. Остановиться не могла. Кончики пальцев покалывало от удовольствия. А от вида расслабленного красивого лица за грудиной словно собственное солнце разгоралось.
До слез хотелось верить в чудо. Чтобы малыш, который рос во мне, не отпугнул мужчину, в которого я умудрилась так внезапно влюбиться. Чтобы их сходство оказалось не просто похожими чертами, а родством. И впереди нас троих ждала не неизвестность, а банальное, затертое до дыр «все как у людей».
Раньше я бы о таком и не фантазировала. Прежняя Аглая Калинина была предельно осторожна в своих мечтах. Опасные иллюзии она уничтожала трезвым взглядом на жизнь, словно бациллы антисептиком. Так было спокойнее и безопаснее. В стерильном мире даже глубокие раны лечатся легче.
А нынешняя Аглая… Эта ненормальная настолько осмелела, что могла представить маленькую розовую ручку в широкой мужской ладони, две пары похожих карих глаз, детский смех и громкий мужской хохот… обязательно от счастья.
Наверное, именно эта нездоровая смелость заставила меня открыть рот в машине, когда поехали дальше. И именно она заставила потом надежно его закрыть.
– Твой брат светился от счастья, – улыбнулась я. – Не видела его таким раньше.
– Свежий воздух и регулярный секс! Никаких чудес не надо! – Марат усмехнулся и стиснул мое колено.
– А еще беременная невеста… – Я вспомнила округлившийся живот будущей жены Дамира. Та ждала двойню и уже на раннем сроке походила на уточку.
– Не думаю, что беременность могла сделать его счастливым.
Лицо Марата незаметно изменилось. Игривость куда-то пропала, а уголки губ опустились.
– Но ведь у них будет малыш. Даже два. – Сглотнула. – Или ты у нас из модной породы чайлдфри? Нет детей – нет проблем…
– Не имею ничего против детей. Пусть другие на здоровье их заводят.
– Но сам ты бы не хотел стать отцом. Так?
– Разговор был о брате. – Будто спрашиваю о чем-то неприятном, на щеках Марата заиграли желваки.
– Я понимаю… Просто было интересно. Прости за любопытство.
В горле будто ком застрял. Хотелось заклеить собственный рот скотчем. А эту беседу забыть, словно ее и не было.
Чувствовала ведь, что не нужно и заикаться о детях. Секс для некоторых даже не повод для знакомства, а я тут…
– Я не сторонник теории, что без детей в паре не бывает счастья, – Марат заговорил сам. Я уже и не надеялась на ответ, но он будто почувствовал, как мне плохо. – Дети… Беременность… Вокруг этого придумано столько мифов! Кому-то эти мифы здорово портят жизнь. Заставляют прогибаться под чужие ожидания, проводить опасные эксперименты над здоровьем. А у некоторых вообще забирают все.
– Для кого-то из твоих близких беременность закончилась… плохо?