Ангел в ночи. Забытые дневники

Ангел в ночи. Забытые дневники
Марьяна Гармин

В середине 80-х Советский Союз еще и не думает распадаться, но в воздухе все больше пахнет свободой. Алена Петухова приезжает в подмосковный Уреченск и устраивается на завод, переживающий не лучшие времена. Наравне со всеми Алена собирает колхозный урожай и заводит друзей, создает чертежи и отстаивает свою территорию в общежитии, влюбляется и становится объектом интриг. Кто посмеет сказать, что производство лишено романтики? Только тот, кто никогда не был молодым.

Ангел в ночи

Забытые дневники

Марьяна Гармин

Всем кого любила и люблю

посвящается.

© Марьяна Гармин, 2018

ISBN 978-5-4493-2453-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

История, которую я хочу вам поведать, завязалась осенью тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, время начала перестройки – смутное и сумбурное время.

Надо сразу предупредить читателя, что ежели вы хотите прочитать захватывающий рассказ с погонями и перестрелками о спасение мира, можете выбросить эту книжку в ближайший мусорный бак. Нет, мир мы спасать не будем, разве что от самих себя, да и количество суперменов на душу населения растет с каждым часом, если судить по кинофильмам и книжкам. Одним словом: супергероями сейчас можно, по меньшей мере, раза четыре опоясать земной шар. Нет, мир спасать не будем, боюсь, затеряемся. Спасателей – много, Спаситель – один.

Так вот: эта история случилась одним сентябрьским утром, когда ласковые лучи солнца так хороши, что все живое и неживое никак не может впитать в себя этот прощальный ультрафиолет. Все буквально оцепенело от счастья. Редкий желтоватый листок с красными прожилками качнется на мгновение и лениво остановится, совсем не думая падать. А лучи солнца все играют и играют в редких прорехах золотистых кущ и, пролезая сквозь тесные щели, безмятежно шлепаются на асфальт, покрывая его сверкающей паутиной. Тишина стоит такая, что каждая проезжающая машина гремит как самолет, на взлетно-посадочной полосе напоминая о нашем месте расположения.

Нет, это не поле и не лес. Представьте себе аллею метров триста в длину, усаженную громадными тополями, верхушки которых потихоньку начинали лысеть. Рядом с аллеей пролегает шоссе, точнее просто полу разбитая дорога. К другому боку этой аллеи прилепилось большое, серое здание с единственной стеклянной дверью, расположенной прямо по центру. Кирпичные стены потихоньку начинали осыпаться, поэтому, то тут, то там виднелись щербатые выбоины, как после обстрела. По нашей аллее неторопливо двигаются три фигуры, твердо намереваясь зайти в это самое здание. Даже издали можно заметить, что это особы женского пола еще совершенно зеленые, как та же петрушка в огороде. Они тихо беседуют на ходу, сгребая ногами, редкий шуршащий серпантин опавших листьев. Девушки открывают стеклянную дверь, и это здание, именуемое завод «Красный пролетарий», проглатывает их совершенно бесследно.

– Вот это развалина! А я думала, у нас разруху ликвидировали. И здесь нам жить целых три года! – заметила Света, высокая, рыжеволосая девушка с ямочкой на подбородке. Круглое лицо и виноватый взгляд серых глаз. Некоторая угловатость в ее движениях выдавала природную робость, которая с лихвой компенсировалась приобретенной прытью.

– Да! Три года жизни просто взять и вычеркнуть! – язвительно добавила ее сестренка и, уверенно положив руки на талию, медленно оглядела неприметное фойе, выкрашенное белой эмульсионной краской, с серыми панелями, с крапчатым полом, выстеленным плиткой и двумя прозрачными кабинами с вертушками. Звали ее Оленькой. Она была пониже ростом и несколько стройнее своей не по годам располневшей сестры. Зеленые глазки и хорошенький носик давали ей шанс претендовать на успех у мужчин, если бы не чрезмерная манерность и заносчивость, которая царила во всем ее облике. Горделивая осанка не портила фигуру, но высокомерие уродовало взгляд.

– Нет, милочка, и разруха осталась и неграмотность. Теперь вот нас на прорыв пустили, будем поднимать экономику. Чувствуется, что прогресс обошел стороной именно наш район, – Света опустила вниз уголки губ.

– Да, жизнь не ровна! – вступила в разговор третья спутница, которую звали Аленкой, – Светка, не надорвись!

– И чему здесь можно научиться? Явно не стройка века! – Олечка погрустнела, – Попользуются и выбросят через три года, как старый матрац.

– Боже! А на ВАЗе как было здорово! – заметила Аленка, – А здесь – начало двадцатого века. Такое ощущение, что нам кирпичи на голову полетят, – Она задумчиво покачала головой. На фоне своих рослых подружек девушка казалась переросшей куклой. Светлые золотистые волосы, большие синие глаза, и миловидное детское личико. Наивность на границе с глупостью – жуткое сочетание, но такое милое сердцу.

– И не хватает-то всего одной гранаты, чтобы он разлетелся, – Светка взмахнула руками, не замечая собственной сумки и, с силой ударила по бедрам, – Да бомбу сюда уже можно не бросать, сам развалится.

– Сбежать нельзя, нужно отработать. На ВАЗ-е было отлично! Восемь проходных – целый завод-город. Как вспомню цехи-автоматы, плохо становится. А общага, какая была: пол – паркет, кухня – шестнадцать метров! С этим не сравнишь. И куда нас занесло! – окончательно расстроилась Ольга.

– И почему именно сейчас вспомнилось любимое «Введение в специальность» наших профессоров, – Аленка состроила кислую гримассу, – «Каждую секунду на ЭВМ поступают мегабайты информации и всю эту информацию нужно обрабатывать», – Аленка выпалила скороговоркой, – Мне почему-то кажется, что не поступают…

– Да… После родной Самары, здесь конечно – не фонтан! И пойти некуда, а дома какие – развалюхи, кажется им лет по девятьсот. Как в них люди живут? Надо было брать ВАЗ! – громко вздохнула Олечка – А ты все: «К Москве поближе, к Москве поближе. Вот тебе и поближе. Слышь, Светик нам кажется туда, – она указала пальчиком на кабинку с вертушкой.

– Нам в отдел кадров, – Светка с презрение бросила женщине, сидевшей за стеклом.

– Направо и туды, – ответила вахтерша, рукой указывая на темный коридор, от которого повеяло прохладой, сыростью и тишиной.

– Туды, так туды! – Девчонки быстро устремилась вперед.

Жизнь подмосковного города с редким названием Уреченск не сулила им ничего хорошего. Старинный, небольшой городок в центре страны с обветшалой архитектурой, редкими, обгаженными голубями, памятниками, единственным собором в центре города и такими же редкими сколь и чистыми увеселительными общепитовскими столовыми, навевал на них тоску. Мысль провести здесь три года, вдали от родных и старых друзей, вдали от ярких дискотек, баров и клубов, театров и цирков, стадионов и дворцов спорта… в этом богом забытом месте, не давала им покоя. Их место распределения казалось им настоящей ссылкой.

Когда тебе двадцать два, вся жизнь только начинается. Один ВУЗ закончен, теперь надо было поступить в другой. Аббревиатура ВУЗ расшифровывалась, как выйти удачно замуж. На что только не идет женщина ради своего счастья! К тому же это счастье еще нужно найти. Чего стоит отличная учеба в школе, я уже не говорю про полутехнический ВУЗ. И все ради того, чтобы найти спутника жизни, свить гнездышко, вывести цыплят…

Так вот: все должно быть впереди, а спокойный Уреченск – райское место для начинающих пенсионеров, то есть для тех: у кого ВСЕ уже позади. И это для наших «столичных» дам!…

Продолжая обсуждать представшее их глазам мрачное сооружение, девушки прошли через проходную и направились к двери с табличкой «Отдел кадров».

– Вы, молодые специалисты? – бегло взглянув на них поверх очков, спросила женщина, сидевшая в кресле, – А что так поздно? Ведь уже сентябрь? Вы должны были приехать в августе. Мы с таким трудом набрали людей в колхоз, – Злобно проворчала она.

Девчонки виновато помялись, и что-то было попытались пропищать в свое оправдание, ссылаясь на летний сезон, период отпусков, дефицит билетов и загруженность железных дорог, и даже на опоздание поездов на двадцать четыре часа. Вся красочная тирада наших подружек долетела до стены и опрометью бросилась в раскрытую форточку, пока инспектор наморщив нос что-то пыталась прочитать в их дипломах. Она лениво подняла глаза и добавила:

– У нас только две ставки в отделе Метрологии и одна в ОГК. Сами решайте, кто куда пойдет, – пробурчала она и небрежно бросила дипломы на стол.

Пройдя темный коридор и фойе, девчонки вышли в небольшой заводской скверик. Темная зелень тополей и каштанов поднималась ввысь над мрачными безликими корпусами и была такой сочной, не смотря на толстый слой заводской пыли, словно смена времен года ее не коснулась. Клумбы, засаженные смешливыми незабудками и восторженными флоксами, разделялись деревянными скамейками, тонкие рейки которых были выкрашены яркой палитрой красок. Здание заводоуправления заслоняло светила в любое время суток, отчего в нем всегда было немного сумрачно и прохладно. Надо сказать, что климат на заводе был в среднем на четыре градуса ниже, чем климат за заводской проходной, что каждодневно фиксировали термометры, висевшие над дверями. Трудно сказать почему… Над сквером висел транспарант кумачового цвета с лозунгом: «Родине – ударный труд!»

От скверика рукавами расползались две аллеи с разбитым асфальтом с посаженными вдоль них деревьями, доходившими почти до крыш заводских корпусов. Листва на деревьях стала серо-желтой от постоянной колесной пыли, которой пропитался и воздух, и стены и транспаранты, и только тополиные макушки по-прежнему радовали глаз чистой изумрудной зеленью. Шум постоянно работавших станков и двигателей создавал тот неповторимый гул, который так удручающе действовал на наших спутниц. Девчонки шли, молча навстречу своей судьбе, совершенно не желая обсуждать приоритеты выпавших им мест.

Начальником отдела метрологии в те времена был Сергей Петрович Козлов. Вверенное ему подразделение занимало второй этаж восьмого корпуса. Недавний ремонт коридоров, выложенных белой кафельной плиткой, новое оборудование и офисная мебель, переносили вас, если не в долгожданную Европу, то точно в цивилизацию. Отдел занимался поверкой приборов, так что особенно не перегружался, сидя на балласте завода, не обремененный ни планом, ни комиссиями, ни чрезмерной отчетностью. Он казался нашим героиням тем крохотным лучиком света, что пробивается сквозь дебри заводского забора. Итак, напомню: девушек было три, а «теплых мест» только два.

Сергей Петрович рассеянно смотрел в окно, прокручивая циферблат телефона, когда тишину кабинета нарушил стук в дверь и три молодые девушки со словами: «Здравствуйте. Можно», – впорхнули в кабинет.

– Мы, молодые специалисты. Нас к вам направили из Отдела кадров, – дружно выпалили девчонки, расплываясь в такой ослепительной улыбке, дополняя ее частым похлопыванием ресниц так, что Сергей Петрович как-то сразу заерзал в своем рабочем кресле и откинулся на спинку, расслабляя душный узел галстука.

– Мы приехали из Самары после окончания Политехнического института, – добавила расторопная Светка, – Так и не дождавшись приветствия.

– А что так поздно? Вы должны были приехать в августе, а сейчас уже сентябрь, – Сергей Петрович сдвинул брови, перестал крутить циферблат и взял в руки лежавшую на столе папку, – В колхоз надо кому-то ехать, – он тяжело вздохнул, словно отправлял людей на фронт, – Никто не хочет ехать, никакой сознательности у людей нет, урожай гибнет.

– Хотелось еще немного погулять, – виновато добавила Света и застенчиво потупилась в пол, явно не желая проникаться заводскими трудностями, – Не скажешь же ему, что специально не приехали в срок, чтобы не «загреметь» в колхоз, – промелькнуло в голове у Светки.

Он, снова бросив беглый взгляд на трех полу столичных специалистов, затем, немного помолчав, произнес:

– Ладно… У нас только две вакансии. Так, что решайте, кто останется, – он снова перевел взгляд на окно.

– Мы две сестры – близнецы. Всю жизнь вместе, в школе вместе, в детском саду вместе, в институте вместе… Вы же знаете, что близнецов нельзя разлучать, – Светка быстро села на стоявший стул, немного прилегая на стол Сергея Петровича, – Давайте мы и останемся! – она почти выкрикнула.

– Ваши фамилии, – Козлов испуганно отодвинулся от стола.

– Ветровская Светлана Анатольевна и Ветровская Ольга….

Какая скорость!!! Кто успел, того и не съели. Не став ждать, когда ее попросят вон, обиженная Аленка быстро направилась к выходу. «Вместе, вместе, попа в тесте. Так тебе и надо. Не будешь щелкать клювом в кругу друзей. Вечно они со своей семейственностью. Надо было ехать одной, в августе. Какая я дура, что их послушала. Если на то пошло, то решать нужно было честно. Я училась лучше и по „распределению“ шла впереди них, значит, остаться должна была я. Интересно знать: замуж они тоже будут вместе выходить?», – так рассуждала Аленка, и обида, как вода в чайнике закипала в ее груди, ноздри раздувались, как транспаранты. Она сжимала кулачки, совершенно не замечала обгонявших ее машин и мотороллеров. Аленка прошла «Аллею трудовой славы», по обе стороны которой размещались огромные портреты передовиков производства, помещенные в тяжелые железные рамы, выкрашенные любимый серой краской. Большие фонари, с разбитыми плафонами перемежались с огромными черными мусорными баками и длинными деревянными ящиками, сколоченными из грубых неотесанных досок. Металлическая стружка хрустела под ногами и прорезала подошву австрийских туфелек цвета свежего антрацита.

Внезапно ее взору открылось большое светлое здание инженерного корпуса и на Аленку снова повеяло весной… Выстроенное согласно современным представлениям об организации производства, и задуманное, как проект передовой мысли, оно должно было символизировать «новые идеи» в современной архитектуре. То ли, на проекте сэкономили, то ли эксперимент был неудачным, то ли строили двоечники – он постоянно преподносил сюрпризы. Воздвигнутый из стекла и бетона летом он накалялся, как сталелитейный цех. Его огромные окна, призванные сеять свет в просторных помещениях, никогда не открывались из-за прогнивших рам и не чистились, заросли паутиной и угрожали вывалиться, отчего корпус стал душным и темным, как русская парная. Зимой же напротив: все те же сплошные окна, с такими же огромными прорехами становились мишенью «семи ветров», и «содержимое» этого корпуса постоянно ощущало на себе их частое дуновение. Фронтальные стены тоже вели себя своевольно, поэтому все лестничные пролеты были помечены «флажками» и сцепками. Было бы не честно не упомянуть о сезоне дождей, который уподоблял последний этаж корпуса общественной душевой. В народе это здание прозвали «аквариумом».