Петров, бесишь!

Петров, бесишь!
Маша Гладыш

Наконец-то меня позвали замуж! Я надеялась, что теперь заживу тихой семейной жизнью. Как все нормальные люди. Ага, держи карман шире! Появился бывший одноклассник Петров и взбил мою жизнь в гоголь-моголь. Хорошо, он хоть не знает, что нравился мне в школе. Надеюсь, мой жених поставит его на место! А мои новые коллеги-старушки ему помогут.

Маша Гладыш

Петров, бесишь!

– В теперь повтори ещё раз все, что рассказала мне до этого, – потребовала элегантная с прилизанными волосок к волоску пепельно-седыми волосами пожилая дама, которая при встрече представилась, как Мария Ивановна.

Она сидела на высоком стуле за стойкой администратора в белоснежной блузке с высоким кружевным воротником и кружевными манжетами. Под горлом сверкал бриллиант на булавке.

После того, как Света пересказала ей свое резюме, в которое та и не глянула, хотя в продолжение разговора держала его в левой руке, на безымянном пальце которой было надето широкое обручальное кольцо, Мария Ивановна сняла трубку и набрала внутренний номер:

– Зайдите-ка шустро, девчонки.

Не успела Света вздохнуть и двух раз, как в холле появились еще две прилизанные старушки в кружеве и бриллиантах.

В первый момент Света решила, что они тройняшки, и лишь приглядевшись, поняла, что это не так. Хотя даже проработав в салоне «Мария» три недели, она продолжала их путать. Благо все троих звали Мария: Мария Ивановна, Мария Петровна и Мария Эдуардовна.

Ой, мы немного забежали вперед. Отматываем обратно!

– В теперь повтори ещё раз все, что рассказала мне до этого, – сказала торжественно Мария Ивановна и таинственно подмигнула подружкам.

Впрочем, Свете все вокруг казалось таинственным – а, прежде всего то, как салон красоты, которым управляет ровесница ее бабушки, а красоту наводят ее подружки, где внешнее убранство законсервировалось в конце 80-х – так вот как он смог дожить, досуществовать до начала 21-го века?

– Меня зовут Света Петрова. Мне 34 годам. По образованию я филолог. Десять лет проработала в библиотеке. А потом переучилась на стилиста, и хочу работать у вас, – на одной дыхании выпалила Света.

– Парикмахер, деточка, просто парикмахер, – поправила её Мария Ивановна. – Ну ничего, переучим.

– А с чего, зайчонок, ты решила из храма культуры перейти в храм красоты? – вступила в разговор Мария Петровна.

Свету называли зайчонком в последний раз лет семь назад в процедурном кабинете, когда брали кровь из вены, поэтому она смутилась и замялась, хотя заранее подготовила правильный, хоть и неправдивый ответ.

– Я хочу путешествовать. А с зарплаты библиотекаря на путешествия не накопить.

– А у нас, значит, можно накопить? – улыбнулась Мария Эдуардовна и повернулась к Марии Ивановне. – Ты права, дорогая, она чудо.

Мария Ивановна ласково и довольно улыбнулась.

– Отлично, деточка, завтра выходи к девяти. И, будь любезна, не опаздывай!

– Да я раньше приду, к восьми. Нет, семи, – за время беседы с тремя Мариями она окончательно помолодела на двадцать лет, и больше четырнадцати себе бы не дала.

На следующий день она, как и обещала, примчалась к восьми утра, час простояла у запертой двери, а ровно в девять её жизнь совершенно изменилась.

В салоне «Мария» кроме трех Марий, работали ещё четыре старушки. Их звали вычурно и старомодно под стать заведению: Капитолина Макаровна, Аглая Романовна и Элеонора. Элеонора, как единственный в салоне мастер мужских стрижек, взяла Свету к себе в подмастерья. Это не для красного слова – это Элеонора так сказала.

Четвёртой старушкой была уборщица Марианна Анатольевна. Первое время Света, едва завидев её со шваброй – не новой с автоматическим отжимом, а старой палкой, на которую было намотано, что-то похожее на ночную рубашку – кидалась помогать. Но Марианна Анатольевна была начеку. Намертво вцепившись в палку, она тянула её на себя и злобно сверлила Свету взглядом. Та окончательно сдалась, когда битва за швабру закончилась опрокинутым ведром с грязной водой, а Марианна Анатольевна, закрыв лужу от Светы грудью, прошипела.

– Посидеть меня хочешь, пигалица? Знаю я вас, малолеток.

Света, услышав про малолетку, приосанилась и оставила попытки помочь старушке. Но отношения их ещё долго оставались натянутыми. А в конце рабочего дня, проходя мимо Светы, с пухлым пакетом, набитым продуктами, Марианна Анатольевна всегда перекладывала его в другую руку. Подальше от Светы. А то мало ли.

Зато с остальными старушками у неё сложились прекрасные отношения. От женских стрижек Свету, правда, отстранили почти сразу. После окрашивания болтливой блондинки, которая перестала быть болтливой, когда боль от осветляющей краски стала совсем неприятной, а Света, которую она позвала, развернула фольгу и стала дёргать её за волосы.

– А что это вы там делаете? – жалобно поинтересовалась блондинка.

– Рано снимать. Волосы ещё плохо выдергиваются, – профессионально ответила Света.

К ней как по волшебству тут же прилетели две Марии, под локотки увели в служебные помещения, блондинку отпоили травяным настоем собственного изготовления, слезы вытерли, волосы спасли.

–Но меня так учили, – рыдала потом Света над ромашковым чаем. – Когда волосы легко вырываются, можно краску смывать. Вы меня уволите?

– Нет, деточка, – успокоила её Мария Ивановна, – но работать ты пока будешь только с мужчинами.

Это хорошо, что с мужчинами. В салон «Мария» обычно ходили представительные господа за пятьдесят пять – этим обесцвечивать волосы (если они остались) в голову не придёт.

В салоне, к удивлению, Светы дела шли очень хорошо. Запись велась на месяц вперёд. Мария Ивановна только успевала заносить новые имена старых и новых клиентов в потрепанную временем толстую, как фолиант, книгу в кожаном переплёте. К этой книге она не подпускала никого, кроме двух других Марий.

Новые клиенты появлялись строго по рекомендации старых, и уже скоро становились постоянными.

Правда, несколько раз Мария Ивановна без объяснения причины отказывала новеньким. Свету это удивляло, но она так мало ещё работала в салоне, что не решилась спросить даже по-матерински тепло настроенную к ней Элеонору.

Ещё одну странность заметила Света к концу второй недели работы у «Марии».

На выходе возле стойки администратора стояла большая прозрачная, по форме похожая на аквариум ваза, в которой лежали печенья с предсказаниями. Как потом позже Света узнала, печенья пекла Мария Петровна, а бумажки вручную писала Мария Эдуардовна.

Так вот на выходе после стрижки Мария Ивановна предлагала избранным клиентам угоститься таким печеньем. Но не всем, как бы они не настаивали. Тут уж Света не выдержала и спросила, почему так, на что Мария Ивановна лишь сдержанно улыбнулась.

– Всякому предсказанию, деточка, свой срок. Для иных печенья ещё не выпечены, а будущее не написано.

Тем сильнее Света удивилась, когда как-то в конце рабочего дня Мария Ивановна вдруг задержала её у выхода.

– Возьми печенье, деточка. Ты сегодня и пообедать не успела.

Клиентов в тот день действительно было больше обычного, но предложение Марии Ивановны её удивило. Она вернулась к стойке, опустила руку в вазу, но не взяла первое попавшийся – ей вдруг показалось, что при соприкосновении с ним, пальцы её стало покалывать – она взяла следующее – тоже самое. И только в самом низу нашлось печенье, которое в буквально само прыгнуло ей в руки.

– Нашла свое? – спросила Мария Ивановна, наблюдая, как уверенно Света вынимает руку с добычей. – Вот и славно. А теперь иди, мне салон закрывать надо.

Едва оказавшись на улице, Света быстро развернула обёртку, сломала печенье, достала бумажку и прочитала:

«Всё лучшее было у тебя в прошлом. Не упусти его».

Казалось, что написана бессмыслица, но Света вдруг счастливо улыбнулась, засмеялась, поцеловала бумажку и, спрятав ее потайной карман куртки, поспешила домой.

На другой день, ближе к концу рабочей смены, в зал заглянула Мария Ивановна.

– Деточка? – обратилась она к Свете. – Тут к тебе клиент без записи. Примешь?