Сдается комната с фонтаном

– Вот тогда – то она и стала жильца искать.

– И что, никого не нашла? – удивилась я, припомнив аппетитные условия, на которые сама клюнула.

Соседка пожала плечами.

– Я, конечно, точно не знаю. Но вроде ей не подошел никто.

Да, подумала я, глядя в замочную скважину много не выяснишь.

– Хотя, – соседка замялась, – показалось мне, что одно время появился у нее кто – то.

– Появился кто – то? – переспросила я, представив бодрого старичка на кухне с букетом.

– Ну, жилец. Или жиличка, – в голосе соседки прозвучала досада. – Я так и не поняла.

– И куда же он или она делись? – спросила я.

– Кто ж его знает? Был и сплыл.

– Был и сплыл? – зачарованно повторила я.

– Ага, – с готовностью замелькала соседка седой макушкой. – Эклер будешь?

До эклеров ли теперь? Но пирожное все – таки взяла. Думала, что кусок в горло не пойдет, однако проглотила и не заметила.

Пора возвращаться домой. Разговор, а, вернее, монолог соседки, постепенно стух, интерес ее ко мне тоже поугас, и чайник она в третий раз ставить не стала, тонко намекая, что пора бы и честь знать.

Когда гостеприимный дом за мной закрылся, я, тем не менее, явственно чувствовала, что соседка продолжает внимательно наблюдать в дверной глазок. Что же я буду делать? Удовольствия соседке доставлять почему – то не желалось. Поэтому я вздохнула и поплелась отпирать свою дверь.

В квартире темно и тихо. Несмотря на то, что я уже, конечно, отлично знала, где находится выключатель, свет включать не стала, чтобы не беспокоить хозяйку, если она вдруг окажется дома. В темноте скинула кроссовки и прошмыгнула в своею комнату.

Вечерами я старалась не высовываться, а после рассказов соседки и вовсе трусливо разделась, не глядя, бросила одежду на фонтан и юркнула в постель, где под подушкой прятала пачку печенья.

Соседкин эклер внезапно разбудил аппетит, а воспаленное воображение наполняло будничные звуки за стеной тайным смыслом. Я грызла печенье и, холодея, представляла, как открываются запертые двери в темном коридоре, и растрепанные призраки бывших хозяев наполняют его, шебурша и переговариваясь. И, конечно, повешенная из ванной. Как они подбираются к моей двери, касаются ее с той стороны бесплотными пальцами и шепчут мне пустить их к фонтану.

Должно быть, я уже засыпала, продолжая сжимать недоеденное печенье в руке, когда в дверь постучали.

Я не сразу вырвалась из полудремы и сперва подумала, что стук раздается совсем близко. Что стучат именно в мою дверь. Однако, когда окончательно проснулась, поняла, что кто – то бьется внутрь квартиры из подъезда.

Естественно, я испугалась, подтянула ноги к груди и стала прислушиваться, слабо надеясь, что хозяйка дома сейчас отругает ночного посетителя. Но хозяйка не подавала признаков жизни, а стук становился настойчивее.

Я посмотрела на часы. Всего десять. Выскользнула из кровати, включила на телефоне фонарик и на цыпочках прокралась в прихожую. Уже у самой двери, я выключила свет, по опыту зная, что его можно увидеть в дверной глазок. Притаившись, я стала ждать.

Несколько секунд слышала только свое приглушенное дыхание, а потом в дверь опять заколотили. Я отпрянула, но все же решилась осторожно посмотреть, кто там.

Сначала увидела только темное пятно. Затем пятно колыхнулось, отодвинулось и приняло очертания мужчины в кепке, поверх которой был накинут капюшон. Слабая надежда на то, что стучит соседка снизу, которую я случайно чем – то затопила, растаяла. Отваги поинтересоваться, кого там на ночь глядя принесло, у меня не хватило.

Вместо этого я нащупала свой ключ, который повесила у двери рядом с зонтиком хозяйки, и вставила его в замочную скважину. Отчего – то я решила, что это остановит бандита, если он вздумает вскрывать дверь отмычкой. Если бы я не опасалась лишнего шума, то непременно пододвинула бы к двери старинный комод. А так я вновь на цыпочках вернулась в комнату, оставив свою дверь приоткрытой, чтобы хорошо слышать все происходящее в коридоре.

Неизвестный мужик за дверью предпринял последнюю попытку достучаться, но, видимо, сдался, потому что вскоре в квартире, наконец – то, установилась тишина.

Постепенно меня стало неизбежно клонить в сон. И я не уверена, что звук воды со стороны неработающего фонтана не плод моего бурного воображения. Не видела я и кота, который зашел в приоткрытую дверь, взъерошился на моего друга Вовку, но не сбежал, а отважно прыгнул на него, запутался в моей намокшей футболке, висевшей на цветке в руках Вовки, беззвучно отпрыгнул в сторону прямо на мою кровать, ткнувшись мокрой шерстью мне в лицо.

И тут я проснулась опять. На улице было уже светло, а посреди комнаты стоял небритый, источающий дурной запах, старик в грязных джинсах и бордовой толстовке.

Он задумчиво ел мое печенье, которое, очевидно, выпало во сне из – под подушки. Я набрала воздуха, чтобы заорать, но тут он увидел, что я проснулась.

– Наконец – то, – обрадовался небритый старик. – Пошли, закроешь за мной дверь.

Его дружелюбный тон меня не успокоил. Крик, правда, наружу так и не вырвался, вместо этого я издала писк, похожий на звук сдувающегося шарика. П – фффф. Мужик перестал жевать мое печенье и сочувственно покачал головой

– Еще одна чокнутая? Ох, и любит МарьСанна больных и убогих.

– Я не бо – больная, – заикаясь, пропищала я. Видимой угрозы старик не представлял. На вид ему было лет шестьдесят, но, учитывая его явно антисоциальный образ жизни, на самом деле он мог оказаться гораздо моложе, чем выглядел. Голубые глаза сидели глубоко в окружении грубых, точно ножом вырезанных, морщин. Из крупного, покрытого буграми носа, точно некошеная трава торчали волосы.

При всем при этом, на ногах у старика были мягкие гостевые тапки, которые я видела раньше в прихожей.

– Значит, убогая, – сделал вывод он и демонстративно оглядел мои пожитки, хаотично разбросанные по комнате. – Не бохато живешь. М – да, – в его голосе промелькнуло сочувствие. И он опять надкусил мое печенье.

Я хотела выразить протест и против этого однобокого определения моей личности, но вспомнила, что уже вторую неделю сижу без работы, питаюсь дешевым печеньем и стираю одежду хозяйственным мылом. Убогая, что сказать. Другая бы, приехав в большой город, зубами вцепилась в любую возможность, и уже, может, даже замуж за местного успела бы выйти, а я все брожу по улицам, охаю, ахаю да львов считаю. Еще в Чижка – Пыжика пытаюсь монеткой попасть. Но крупных монет у меня нет. Так что и тут не везет.

Старик, тем временем, пошел к выходу, на пороге обернулся и сказал:

– Ну, убогая, чего разлеглась? Вставай.

– Зачем? – спросила я, тем не менее послушно выбираясь из кровати. – И кто вы вообще такой?

Старик улыбнулся, снял воображаемый головной убор и отвесил поклон.

– Михаил. Можно, конечно, и дядя Миша, но это как – то слишком фривольно. Не люблю фамильярности.

– И кто вы такой, Михаил? – осмелела я, набрасывая поверх пижамы халат. Рука никак не попадала в рукав, и Михаил вернулся, чтобы галантно мне помочь. От него невыносимо пахло сыростью, вчерашним алкоголем и душистым мылом хозяйки.

– Я – знакомый МарьСанны, естественно, – удивился он моему вопросу. – Кто ж еще по квартире ее шастать будет без спросу?

Да мало ли кто. Грабители, убийцы, призраки, вурдалаки – я, признаться, допускала любой из вариантов.

За этой милой беседой мы вышли в коридор. Я остановилась и вопросительно посмотрела на старика.

– Дальше что?

Он недовольно скривился.

– Фу ты, убогая, – хотел сплюнуть, но сдержался, ибо не располагала квартира Марии Александровны к подобным пассажам. – Дверь сейчас за мной закроешь, чтобы незнамо кто тут не бродил, пока МарьСанны нет.

Я оглянулась.

– А ее нет?