На работу Маруся опоздала.
– Так-так, опаздываем, – запричитал вареньевый Директор. – А заказчики-то ждут. А денежки-то, как грится, утекают. Разве же так можно?
– Мне – можно, – со спокойной улыбкой ответила Маруся.
К Марусиному удивлению, директор неожиданно подобрел и заулыбался ей в ответ.
– Ух ты какая! Проспала, наверное. Ну да ладно: как грится, чем бодрее работник, тем лучше результат. Конфетку хочешь?
Так Маруся научилась делать себе подарки, когда ей только захочется. В разумных, разумеется, пределах.
И как только она говорила себе твердое «можно», всё Марусино существование с удовольствием подтверждало эту ее уверенность разнообразными маленькими и большими, материальными и нематериальными чудесными радостями.
Постепенно Маруся привыкла к такому подарочному существованию. А всего-то и надо было для этого бесконечное «нельзя» превратить в периодическое «можно».
Отныне Маруся ни за какие коврижки не откажется от такого распрекрасного образа жизни.
И когда кто-нибудь Марусю спросит: а разве можно в ее-то паспортном возрасте не ходить замуж, когда и рукой, и сердцем тянутся к ней вполне благополучные мужчины? И разве можно пребывать в таком неприличном одиночестве, ожидая какой-то там необыкновенной взаимной любви и страсти и грезя о каком-то там единственном и неповторимом, Маруся ответит:
– Мне – можно.
И, не желая выслушивать утомительные проповеди, мгновенно удалится прочь. А может быть даже взлетит, оставив оппонента задаваться еще одним вопросом: куда же так внезапно делась Маруся? Не испарилась же она, в самом деле! Ведь нельзя же так взять и испариться!
– Мне – можно, – донесется до земли из поднебесья.
Хотите – верьте, хотите – нет.
Из следующей рассказки вы узнаете о том, какие опасности порой таит в себе одиночество в день традиционного праздника
Маруся и 8 Марта
Как-то раз в праздничный день 8 Марта захотелось Марусе испить вина. Дорогого, сухого, красного.
Была она в тот год печально одинока, и не было у нее максимально приближенного лица мужеского полу, который мог бы утешить ее конфетами или цветами. Эти простые поздравительные жесты казались тогда Марусе залогом ее Большого Дамского Счастья.
Телефонные поздравления были не в счет и могли сыграть хоть какую-то роль в поднятии Марусиного настроения лишь в сочетании с бутылкой хорошего вина.
За ним Маруся и отправилась в свой любимый супермаркет «Экватория».
«Угощу себя вином и буду рыдать над каким-нибудь немудреным дамским сериалом».
Программа праздничного вечера была составлена.
Да, порой и такое с Марусей случается. Хотя, с некоторых пор, не имеет она привычки строить такого рода деструктивные планы.
Купив вина, Маруся отправилась домой, воплощать их в жизнь.
Достала она штопор, вонзила его в бутылочную пробку и начала завинчивать, как полагается, вовнутрь. Однако пробка повела себя престранным образом, – изрядно раскрошившись, она опустилась ниже и застряла в горлышке намертво.
А Маруся расплакалась.
– Что же это такое! Даже самое непритязательное праздничное счастье мне не дается.
Однако долго плакать было совсем не в Марусиных правилах.
Как настоящая москвичка, с пеленок обученная тому, что слезам на этой земле не верят, Маруся умылась, подмакияжилась и решила отправиться в супермаркет отвоевывать кусочек своей незамысловатой праздничной радости. Тем более что дамский сериал уже грозился начаться без Маруси.
В супермаркете к Марусе вышел нудно-улыбчивый менеджер, и, изъяв у нее бутылку, скрылся в закулисье. Через пять минут вместо менеджера из закулисья явился суровый дядька в рабочем комбинезоне. Он держал в руках Марусину бутылку с искореженной пробкой.
– Я – техник, – объявил Марусе дядька. – Ваша бутылка, гражданочка, невскрываема. Я ее и так и этак. А она, сука…
– Ой, – сказала Маруся.
– Ой, – сконфузился техник. – Ну правда, никак.
– Так ведь я вскрывать бутылку не просила. Я просила обменять, – объяснила Маруся дядьке.
– Ну, это, барышня, не ко мне. Я не меняю. Я – режу, приколачиваю, пилю, отвинчиваю и вскрываю.
С этими словами дядька удалился.
Тогда Маруся кинулась на кассу. Время поджимало, и невеселый праздник грозился испортиться окончательно и бесповоротно.
– Дайте мне Директора! – потребовала Маруся. – Я хочу свою бутылку в этот женский праздник!
Кассирши, такого напора от Марусиной хрупкости не ожидавшие, подняли офис по тревоге.
Через пару минут главные врата закулисья распахнулись, и оттуда явилась Сама Директриса. Рыжеволосая и пухлогубая, светлоглазая до обесцвеченности, фигуристая и длинноногая, она напоминала известную американскую актрису амплуа помощницы президента. Королевская поступь выдавала в ней хозяйку.
– Что у вас? – учительским тоном заговорила Директриса.
– У меня бутылка. Она испорчена.
– А кто ее испортил?
– Не я, – сказала Маруся и вдруг засомневалась.
– Но ведь Вы же ее вскрывали?
– Вскрывала.
– Лично Вы? В День Восьмого Марта?! – подняла бровь Директриса. – Лично я никогда бутылки не вскрываю. Не женское это дело.
И так она это сказала, что Маруся устыдилась своего позорного праздничного одиночества.
Кто-то прошел за спиной Директрисы. Посторонившись, она подошла на шаг ближе. Пахнуло дорогими духами.
– Так что Вы уж нас, девушка, извините, но бутылку мы Вам не обменяем.