Уж вы мне поверьте.
Из следующей рассказки вы узнаете о том, как дизайнерская оптика может послужить самообороне, а заодно явиться причиной внезапного обнаружения нового призвания и ускоренного развития таланта
Маруся и гость столицы
Однажды погожим августовским деньком захотелось Марусе побывать на природе. А поскольку ехать за город ей не хотелось, решила она посетить Воробьевы горы. Давно она в тех лесопарковых краях не бывала и очень по ним соскучилась.
Разоделась Маруся по-походному: в брючки-дудочки, рубашку в клеточку, на ногах – спортивки, на спине – мини-рюкзачок, а на носу – солнцезащитные очки с оправой в черно-белую шашечку.
Вышла она из метро с намерением взять в прокате велосипед, проехаться по набережной и устроиться где-нибудь на скамеечке для наслаждения чтением на природе у воды.
Не думала она и не гадала, что планы ее резко поменяются, когда случилось ей наткнуться на распространителя билетов на речные трамвайчики. Постояла Маруся в сомнении возле зазывалы минуту-другую, – странным казалось ей пускаться в столь романтическое путешествие без сопровождения в виде кавалера – уж если не любимого и взаимно пылающего страстной нежностью, то хотя бы ей интересного и ею увлеченного.
Но взглянув в синее небо, подмигнувшее ей одиноким облачком, Маруся решилась: «Пока дождешься кавалера-то, с которым несомненно прокатиться захочется, навигация и закроется. Что я, сама себе не хозяйка?!»
Купила Маруся билет и устремилась к кораблику.
На борту ее встретили дружелюбно шустрящие официантики, показавшие Марусе, где ей лучше сесть, чтобы вволю насладиться прибрежными видами. Так оказалась Маруся на корме. А пока трамвайчик заполнялся и готовился к отплытию, вознамерилась Маруся почитать, – благо время позволяло, а суета вокруг, несмотря на всё прибывающих пассажиров, гасилась водным простором и мерным плеском волны.
Достала Маруся из рюкзачка книгу и погрузилась в чтение. Но как бы она ни была увлечена новомодным романом, громкий голос вновь взошедшего на борт пассажира, вовсю балагурившего с официантами, заставил ее от книжки оторваться. А дело было в том, что, кроме громогласности, выделялся незнакомец нездешним говором. Он не окал как ивановцы, и не якал, как владимирцы, но говорил так, будто застыл от холода и едва разжимает губы. Однако эта его манера ничуть не вступала в противоречие с его общительным и открытым нравом.
Сей диалектный говорок был Марусе откуда-то знаком. Но, будучи в совершенно каникулярном настрое, не хотела она утруждать свою память на предмет того, где приходилось ей с ним сталкиваться.
– Ну, друзья, куда прикажете приземлиться? – нетерпеливо притопывая, оглядывал палубу пассажир. – Укажите место поудобнее да попрестижнее!
Наконец расположился он прямо напротив Маруси, у противоположного кормового бортика. С собой у него был рюкзак, – не в пример Марусиному объемный, а на внушительном носу с горбинкой красовались темные очки в броской оригинальной оправе – под малахит.
«Вот это хит! – подумала Маруся то ли о мужчине, то ли об очках, а может быть, о них обоих в совокупности. – Мои очки, отнюдь нестандартные, перед этаким шедевром блекнут».
Исподтишка Маруся разглядывала обладателя оригинальных очков с головы до ног и в обратную сторону. Строгое черное поло безупречного кроя и такие же безукоризненные джинсы, успешно выправляющие типичные погрешности фигуры мужчины среднего возраста, выдавали его успешность и уверенность.
– Ох, хорошо-то как, хорошооо! – приговаривал турист, устраиваясь за столиком и доставая из рюкзака планшет и фотокамеру.
Тем временем речной трамвайчик тронулся.
Маруся, довольная близким контактом с Москвой-рекой, заказала себе чаю и блинчиков и хотела было погрузиться в наслаждение одиночеством, которое для себя на этот день запланировала, но турист, сидящий напротив, никак не давал ей покоя. Так и тянуло Марусю рассмотреть его поподробнее. Было в нем что-то очень притягательное. Может быть, очки?
Время от времени, читая меню или роясь в путеводителе, он их снимал, меняя на простые оптические.
Вскоре туристу принесли пиво и гренки.
«Наверное, чесночные», – сглотнула слюну Маруся.
В ответ на ее гастрономическую эмоцию турист к ней развернулся и, приподняв свои малахитовые очки, приветственно кивнул.
А Маруся кивнула в ответ.
– Есть тема! – указывая на Марусины очки, обрамленные монохромной шахматкой, разулыбался пассажир.
Маруся в ответ понимающе рассмеялась.
– В Греции купила, – объявила она, снимая очки и шутливо демонстрируя их со всех сторон.
– Так ведь и я свои – в Греции! – обрадовался турист. – Данила Денисыч, – представился он. – Не позволите ли мне к Вашему столику припарковаться?
Маруся позволила.
Пиво с чесночными гренками присоседились к чаю с блинчиками, и через пару минут, привыкнув к нездешнему говору, Маруся уже вовсю беседовала с Данилой Денисычем.
– Я ж, Маруся, не из этого города, – делал признание Данила Денисыч. – Неделю уже в Москве у приятеля гощу. Вот и решил напоследок вкусить московской романтики. К слову сказать, там, где я живу, тоже речка протекает. Но не подходит она для кораблей, даже для самых маленьких, – недостаточно глубока и широка.
– Откуда же Вы приехали? – поинтересовалась Маруся.
– С Урала я. Из Екатеринбурга. Очки-то мне недаром в такой оправе приглянулись! Тема-то – исконно уральская. Бажовская, я бы сказал, тема.
Маруся оживилась. Сказы Бажова она с детства обожала. И в городе Екатеринбурге приходилось Марусе бывать, и не раз, – в командировках, по делам вареньевой фирмы. Город славный, без сомнения. На скальных породах, богатых ценными месторождениями, века назад строился.
Может быть поэтому сложилось у Маруси впечатление, что пропитан Екатеринбург стальной энергией – плотной и тяжелой. Вспомнила теперь она, где характерный говорок Данилы Денисыча раньше слышала.
И тогда нарисовался в Марусиной памяти прелюбопытнейший эпизод.
Однажды случилось ей с сослуживцами коротать командировочный вечер в екатеринбургской кофейне в центре города. По причине своей популярности, к позднему часу забилось кафе до отказа. И хотя Марусе к переполненным кафе было не привыкать, что-то ее тем вечером сильно беспокоило. Весь вечер пыталась она распознать причину, вызывающую дискомфорт, и, наконец, ее обнаружила. А дело было в том, что привычное для Маруси московское скопление народа отличалось от екатеринбургского, как кружевная паутинка отличается от арматурных металлических конструкций. Если в Москве, в таких же обстоятельствах, людской гомон зависал в воздухе парящей паутинной сеточкой, то в Екатеринбурге он словно давил на плечи своими жесткими структурными нагромождениями.
Слушая Данилу Денисыча, Маруся всё это припоминала и отмечала, что в его говоре присутствует та же уральская тяжеловатость и напряженность. Хотя, чем больше Маруся с ним беседовала, тем более убеждалась, что нрава он довольно легкого и покладистого. А потому последовавшему к концу речного путешествия предложению Данилы Денисыча составить ему компанию в прогулке по Воробьевым горам не воспротивилась.
Сойдя с речного трамвайчика, отправились Маруся с Данилой Денисычем в парковую зону. Поднялись они высоко в гору и, подустав, скинули с себя рюкзаки, сняли свои оригинальные очки, положили их рядышком на пенек и присели отдохнуть на травку.
Данила Денисыч заботливо постелил для Маруси чистый носовой платок, а сам сел рядом настолько близко, что Маруся слышала, как тикают его громоздкие наручные часы и как подозрительно, диссонируя с этим мерным тиканьем, прерывается его дыхание.
– Волнуюсь я, Марусенька, – продолжительно вздохнув, произнес Данила Денисыч.
– Отчего же волнуетесь? – спросила Маруся, ощущая овладевающее ею беспокойство.
– Нравитесь Вы мне. Разве же это не заметно?
Не успела Маруся ответить, как Данила Денисыч обхватил ее своей здоровенной ручищей и прильнул к ее губам жадным поцелуем.
– Вероломно, Данила Денисыч, – отдышавшись, откомментировала Маруся.
– Так ведь времени у нас совсем мало, Марусенька, – гремя тяжелой пряжкой брючного ремня, хриплым голосом пояснил Данила Денисыч. – Ведь завтра я Москву покидаю.
– Что это с Вами?! – вскочила на ноги Маруся. – Никак по нужде приспичило?
– Нужда у меня сейчас одна, Марусенька: я Вас хочу. Да так, как никогда прежде не желал ни одну женщину!
Данила Денисыч дышал тяжело, глаза его блестели неестественным блеском, и по всему было видно, что он не шутит.
Маруся оглянулась – кругом лес, а в лесу – ни души. Взлететь? Слишком близко друг к дружке растут деревья. Кричать? Да кто тут ее услышит? Бежать? Пожалуй, от такого крутого уральского здоровяка далеко не убежишь! Расслабиться, согласно народной мудрости, дабы выйти из известной криминальной ситуации с наименьшими потерями? Ну уж нет! К такому повороту событий Маруся готова не была. Зато поворот этот, во всем его неприглядном виде, вот-вот готов был уже случиться, потому как Данила Денисыч поднимался на ноги, и, судя по выражению вожделения на его лице, отступать не собирался.