Щучка

– Мань, я в тебе люблю каждый грамм твоего тела, – Костя приподнял Машу над полом и жарко поцеловал.

В дверь постучались.

– Костик, ты здесь? – Катя стояла в проёме и обмахивалась платком. – Машенька, если вы не против, помогите мне, пожалуйста. Такая жара сегодня, да ещё плита работает с раннего утра… Не откажите, а мне будет очень приятно. Остальные отдыхают у себя. Вот и Косте не мешало бы прилечь. Глазки уставшие. И потом, он всегда спит перед обедом, когда приезжает.

– Катя! – Щёки Кости заалели, но было заметно, как приятна ему такая забота.

Маша сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха, но затем вежливо ответила:

– Разумеется, Катя! Я только хотела переодеться.

– Я подожду внизу. И фартук вам дам. – Катя закрыла дверь, а Маша в беззвучном хохоте несильно ударила Костю кулачком по груди.

– Цапельский, серьёзно? Будешь сейчас возлежать перед обедом? Только попробуй эти свои барские привычки в город привезти!

Вытолкав Костю за дверь, Маша быстро переоделась и спустилась вниз.

…– Этот стол стоит на веранде уже много лет, – Катя провела рукой по дубовой столешнице, покрытой лаком. – За ним такие люди сидели, что… – покачала головой. – От одних фамилий голова кружится! А ведь я их в лицо видела, разговаривала. Художники, музыканты, певцы, профессора и академики. Николай Августович Цапельский, упокой господь его душу, – Катя перекрестилась, – такой замечательный человек был! Талантливый, умный, широкой души… А какой красавец! Костик весь в него – высокий, статный… Николай Августович души в нём не чаял. Ах, какой же он был замечательный! Вся душа его в этих картинах – светлая, тонкая… Глыба, а не человек, вулкан идей…

На веранде было хорошо. Резные деревянные решётки спасали от солнечных лучей, пробирающихся даже сквозь кроны деревьев, и отбрасывали спасительную тень на натёртый до блеска дощатый пол. Маша помогла раскинуть белоснежную скатерть, украшенную по углам вензелями из ручного кружева, и расправила её на углах, любуясь тончайшими переплетениями узора.

– Кого это ты, Катюша, нахваливаешь? – вошла утренняя незнакомка. Сейчас на ней была светлая хлопковая блузка, застёгнутая под горло, длинная юбка, и всё та же коса, обёрнутая вокруг головы.

– Папеньку вашего поминаю, – Катя сложила руки на груди и внимательно оглядела поверхность скатерти.

– Вы – Серафима Николаевна? – Маша постаралась, чтобы её голос не дрожал. – Вы извините меня, я не успела сказать тогда, кто я… А вы уже ушли… Я Маша, – она решила пропустить фразу о том, кем приходится Косте, и продолжила уже совсем просто, – приехала с Костиком на несколько дней. Никогда не была в Николаевском, но много слышала об этом месте. Здесь чудесно!

Серафима обошла стол и приблизилась к Маше. Встала, склонив голову к плечу, чем сразу же напомнила курицу, которых у Машиной матери водилось с десяток. Глаза у Костиной тётки были такие же круглые, чуть на выкате, как у старухи Цапельской, какого-то застиранного голубого цвета. Просто удивительно, что Костик такой красавчик. Как Катя говорит – в деда пошёл. Тётка же оказалась точной копией Софьи Дмитриевны. Впрочем, по молодости такие вот девушки отличаются как раз удивительной способностью нравиться из-за своей почти прозрачной хрупкой красоты.

– Здравствуйте, Маша. – Серафима поправила причёску, быстро пробежавшись вдоль переплетённых жгутов из седых волос, и произнесла, обращаясь, по-видимому, к ней же. – Я помню ещё те времена, когда девушки встречались с молодыми людьми только в присутствии взрослых. Упаси Господь было оказаться в двусмысленной ситуации и, тем более, так явно охмурять мужчину. Впрочем, так было не везде, конечно. Но в нашей семье и в обществе было принято сначала знакомиться, а потом общаться с одобрения близких. Нынче всё смешалось, не осталось никаких принципов! – Серафима скорбно поджала вялый рот.

Маша бросила напряжённый взгляд в сторону Кати, но домоправительница увлечённо бегала туда-сюда в гостиную и обратно, не мешая им общаться.

– Вам было бы полезно, Машенька, почитать что-нибудь о нормах морали. В подобных книгах очень много важного и нужного для таких, как вы… – твёрдым голосом продолжила Серафима.

– Таких, как я?

– Таких, как вы, Машенька. Щучек.

5

Тени сместились. Несмотря на тёплый, почти горячий воздух, наполнивший веранду, Маша чувствовала озноб. Холодными пальцами она провела по щеке, смахивая какое-то мелкое насекомое, и вздрогнула всем телом, когда вернулась Катя. В руках у домоправительницы был поднос с высоченной стопкой фарфоровых, украшенных золотым ободком тарелок. Когда поднос оказался на столе, и тарелки тоненько звякнули, Маша будто отмерла и ухватилась за деревянное перильце в попытке отогнать головокружение.

– Машенька, расставляйте посуду и раскладывайте приборы, – ровный певучий голос Кати звучал как будто издалека. – О чём вы задумались?

Маша увидела прямо перед собой глаза Кати – карие, тёплые, обеспокоенные.

– Что она вам сказала, какую-то гадость? – участливо спросила домоправительница.

– Что вы, нет… Просто очень душно. Голова закружилась, – Маша перевела взгляд на посуду и подошла к столу. – Какой красивый сервиз! – она подняла верхнюю тарелку и перевернула её. – Одна тысяча восемьсот девяносто третий год? Господи, к ним прикасаться страшно, не то что есть из них…

– Так и не часто достаём, Машенька. После смерти Николая Августовича только пару раз в году – на день рождения Софьи Дмитриевны и на Рождество. Расставляйте, а я фужеры и бокалы принесу. На девять персон, – уточнила Катя и обернулась в дверях. – Хорошо, что вы приехали. Нечётное количество гостей – это правильно. Это к добру.

Маше хотелось в это верить, но обстоятельства пока складывались явно не в её пользу.

Она поставила тарелки в ряд стопками, затем открыла тяжелый бархатный футляр, который Катя тоже водрузила на стол. Не удержалась и, пододвинув стул, села. С интересом стала изучать столовое серебро Цапельских. В краеведческом музее были подобные наборы, но в них постоянно чего-то не хватало – то ножа для рыбы, то десертных вилок, то щипцов. Этот же набор – с клеймом московской ювелирной мастерской Фаберже был абсолютно цел. Что ж, пожалуй, страх Серафимы за Костю понятен. Ещё бы, с таким-то наследством… Да она бы любую подозревала на месте Маши Рощиной. Или нет? Вот Галочка для них – самый оптимальный вариант…

Маша принялась расставлять тарелки и раскладывать приборы, радуясь, что уроки этикета в училище не прошли даром, хоть и не было по ним экзаменов и контрольных работ. Просто Маше нравилось учиться чему-то новому, даже если это могло никогда не пригодиться. Но вот – пригодилось же.

«Какая же язва эта Серафима… Я бы ответила, да не так воспитана…», – думала Маша, сосредоточившись на приборах.

Так, да не так… так, да не так… – гулко вторили ей старинные часы в гостиной.

Она не заметила, как Серафима вновь зашла на веранду. Стояла и следила за Машей пару минут, а затем так же неслышно ушла.

Катя внесла две вазы с роскошными букетами лиловых роз и поставила их параллельно друг другу.

– Ой, а мы с Костей букет не привезли. Он сказал…

– Эти розы специально заказывали, заранее. Доставили сегодня рано утром. Я их держала в подвале. Там прохладно, – Катя внимательно оглядела стол и довольно кивнула. – Остались салфетки, – она достала из деревянного серванта стопку накрахмаленных рулончиков и холщовый мешочек с кольцами. – Вот эти – именные. Видите монограммы? Такие же есть и на приборах. Их следует разложить в правильном порядке: во главе – Софья Дмитриевна, по правую руку – Костя, по левую – Серафима. Дальше обычные, но с гербом – Дарья и Аркадий, напротив – Георгий и Наташа. Жорж давно мечтает о том, чтобы его инициалы тоже были выгравированы, но Софья Дмитриевна теперь сама решает, когда и кому. Мало носить фамилию Цапельских. Да и фамилия-то у него по матери, а не по отцу, – Катя усмехнулась. – Ну и простые… Как же быть с вами, Машенька? Вы подруга Кости. Наверное, следует спросить Симу…

– Не надо, пожалуйста, – Маша покраснела. – Я сяду с краю, вот здесь, – она положила ладонь на спинку стула.

– Хорошо. А я – напротив вас, – улыбнулась Катя. – Я всегда тут сажусь, чтобы было сподручнее на кухню бегать. Так, – она взглянула на часы в кулоне, висевшие на шее, – ещё час, мы всё успеем. Хотите, я вам пока фотографии покажу? У меня свой альбом, я сделала несколько копий со старых фотографий. Архив у Софьи Дмитриевны в спальне, но она не разрешает в нём копаться. А я люблю иногда повспоминать былые времена.

– Конечно! – глаза Маши загорелись. Было так приятно ощущать на себе чьё-то внимание и интерес, что хотелось ответить тем же. Тем более что, как ни крути, но это была семья любимого Кости.

Катя принесла симпатичный альбом, украшенный атласными цветами и бисером.

– Я сама мастерила. Балуюсь вечерами, когда все дела переделаю.

Маша разглядывала снимки: пожелтевший картон, словно прорисованные серьёзные лица, дамы в кокетливых шляпках, мужчины в костюмах и широких галстуках…

– Вот Николай Августович и Софья Дмитриевна в Париже. Они подолгу там жили. Это было связано с его работой. А это они в Москве – Николай Августович делал доклад в академии художеств. Это Сима в молодости. Это Сашенька – отец Кости, очень тихий мальчик был… В детстве болел сильно, от свинки чуть не умер. – Катя вздохнула. – Но характер с возрастом изменился – стал вспыльчивым. В одночасье от удара скончался… В кабинете отца, прямо у него на глазах…

Маша вглядывалась в лицо молодого мужчины, полулежащего на берегу моря, пытаясь разглядеть в нём черты Кости. Сутуловатый, с покатыми плечами, с немного застенчивой улыбкой и детским взглядом близоруких глаз – Александр Цапельский был по-своему очень привлекательным человеком. Видимо кадр был сделан случайно, без предупреждения, и Саша сильно щурился, не успев надеть очки. Вот они лежат на покрывале рядом с перевёрнутой книгой.

– Он женился поздно, хотя, – Катя пожала полными плечами, – что значит возраст для мужчины? Дашенька ведь красавица писаная, да вы и сами её видели. Она немного резковата, но человек хороший. Дочка генерала МВД – делайте выводы. Отец у неё человеком жёстким, не склонным к сантиментам, был. Но Сашеньку Даша любила. – Катя замолчала, уставившись в одну точку, и Маша не торопила её. – О чём это я? А… Дашенька юная была совсем. Все поначалу противились – такой скандал разгорелся! Они познакомились случайно, у кого-то в гостях, что ли, но Дарья сразу переехала в Сашину квартиру. Симочка очень возмущалась… Какая-то дикая и непонятная ситуация в то время сложилась. А потом Даша оказалась беременной, и как-то всё, знаете, успокоилось. Костя родился здесь, в Николаевском… Саша с родителями находился тогда в Германии, помогал отцу с проектом.

– Родился в этом доме? – ахнула Маша.

– Да, – Катя перевернула страницу.

– Ой, а это вы?! – Маша придержала лист за уголок. – А что это за девочка рядом с вами? Хорошенькая какая! И вот ещё… – не дождавшись ответа, Маша подняла глаза и увидела, как сморщилось Катино лицо. – Простите, я что-то не так…

– Нет, нет, Машенька, всё в порядке. Это Лёка, моя дочь. Она умерла много лет назад.

– О… – Маша непроизвольно накрыла руку домоправительницы своей.